Лучше тебя и нет никого

— Эй, малыш, привет, — Чанёль оповестил о своем приходе еще с порога, бася низким голосом на небольшой трёхкомнатный дом. Альфа молчаливо кивнул Кёнсу, сидящему на диване в гостиной и читающему очередную классику, а потом вновь зацепился за открытую дверь в спальню Бэкхена, откуда падал свет монитора стационарного компьютера. — Как твой день? — Пак привалился плечом к косяку дверного проёма и с улыбкой пробежался по хрупкой фигуре своего мальчика, а потом резко замер, вглядываясь в экран. — Что смотришь? — Квартиру, — не поворачиваясь, тихо ответил омега и опустил плечи. — Или комнату, там на что денег хватит, пока… — Пока что, Бэкхён-а? Если ты ищешь для нас комнату, то это нецелесообразно в связи с тем, что нам нужно свое пространство не только с кроватью, а если квартиру, то я… Что происходит, малыш? Я тебя обидел? Что-то сделал не так? — альфа прикрыл дверь в комнату, ограждая Кёнсу от ненужной информации. — Ну посмотри на меня, — он опустил на плечи омеги свои ладони и уткнулся носом в светлую макушку, полной грудью вдыхая любимый запах ванили и молока. — К-кёнс-с-у-у, — тело в руках дернулось и затряслось, — он, — омега громко всхлипнул и почти задохнулся, — он твой истин… — Я знаю, зайчик, я сразу это понял, — не стал юлить альфа и, развернув компьютерный стул к себе, опустился на корточки, глядя из-под темной челки на Бэкхёна. — Но это ничего не меняет, понимаешь? — Нет, Ёлли, — тонкие пальчики заскользили по мягким волосам альфы, коснулись ушей и очертили их контур, — это меняет абсолютно всё, родной. Я люблю тебя, сильно-сильно, поэтому, сейчас, я выбираю счастье для тебя и отпускаю тебя к нему, — он кивнул в сторону двери, что вела в светлую гостиную комнату. — А меня спросить не надо? — альфа рассмеялся, хоть вся ситуация злила его неимоверно сильно. — Я счастлив, Бэкхённи, — Чанёль коснулся ладонью щеки омеги. — Счастлив с тобой и другого не надо. — Ёлли, не надо, прошу тебя, — шепот в ответ. — Чем дольше ты продержишь меня рядом, а потом, в итоге выберешь его, тем больнее и непоправимей будет всё. Поэтому, давай… — А, давай, — хмыкнул альфа и Бэк замер, словно добыча перед хищником. Так просто, что омега и ожидать не мог данного поворота. — Давай сыграем, как тогда? — прошептал альфа на ухо и коснулся поцелуем родинки над губой своего мальчика. — Ты, как и в шестнадцать лет, дашь мне месяц, а потом решишь. Если выиграю я, то мой приз — ты, если ты, то мы с Кёнсу уедем, — он потёр переносицу. — Свою часть дома я оставлю тебе под бессрочную выплату. Знаю, ты не пойдешь на то, чтобы принять её просто так, поэтому таковы мои условия, — закончил альфа и замер в ожидании ответа. — А правила, — прошелестел младший. — Какие они? — Ты даешь мне ровно тридцать дней и не стараешься отгородиться от меня, — кивнул Чанёль и тут же исправился. — В пределах разумного и не выходящего за рамки моральных норм. Ну как, согласен? — Только тридцать дней и, в случае твоего проигрыша, я уеду сам, а ты выкупишь мою долю дома и дашь мне свободу от тебя в моей жизни. И еще, — он набрал в лёгкие воздуха и зажмурил глаза, — если тебе захочется Кёнсу, ты не будешь себе насильно отказывать. — Дурачьё, — омегу щелкнули по носу, после чего запечатали на данной конечности поцелуй. — Что будешь на ужин? — Я просто хочу побыть сегодня один, — улыбнулся Бён и осторожно подтолкнул альфу в сторону двери. — Иди, Ёлли. Кажется, что только с уходом Чанёля из комнаты, он вновь научился дышать. Запах альфы всё еще тяжелой тучей висел в воздухе и Бэк, в очередной раз, подумал о том, как же, чёрт возьми, они друг с другом не сочетались. Ванильное молоко и тяжелый запах хвои. А вот Кёнсу пах полевыми цветами и это было так гармонично, что, не люби Бэкхён так Чанёля, он, возможно, усаживал бы их в гостиной и наслаждался бы ароматом свежести и чистой природы. Но вот только всё получилось так, как, к сожалению, получилось и сбежать от этого было некуда. По крайней мере, еще тридцать календарных дней. Омега осторожно сел на широкий подоконник и укрыл ноги красным пледом, а после, прислонившись лбом к стеклу, возвел взгляд в ночное небо. Красиво. Он улыбнулся, вспоминая, как он впервые встретил Пака. Кажется, ему тогда только исполнилось девять, а вот Чанёль уже ждал своего одиннадцатилетия. Бэк был единственный, кто тогда, в детском доме, преподнёс Чанёлю подарок — банку с собранными за полгода конфетами и пряниками и, со всей душой, оттягал альфу за уши, не боясь последствий. Они стали лучшими друзьями, напарниками, защитниками, впервые, в пятнадцать Бёновских лет, почувствовали сладость поцелуев в кладовке со спортивным инвентарем, а потом Чанёлю исполнилось восемнадцать и пора было прощаться. Вот только альфа так не считал. Тогда он во второй раз предложил омеге сыграть в игру и дать ему тридцать дней, на протяжении которых Бэк должен был верить, всячески помогать и не отказывать ни в чем, в рамках разумного. И это пугало, потому что в первую их игру исходом была дружба, а не жизнь. Бэкхён тогда всячески пытался добиться ответа, понять, чего же хочет Чанёль, но получал лишь поцелуи в нос на нечастых встречах, а также подозрительные взгляды сотрудников детского дома в спину. Омега и сам не понял, как заявил комиссии из семи человек, что Чанёль его семья и это никогда не изменится, пусть он даже и встретит своего омегу. А потом с улыбкой на лице плакал, подписывая согласие на то, что готов стать опекаемым Пак Чанёля. Тогда шел 29 день их уговора, а на тридцатый, альфа, закинув на плечо сумку своего подопечного, привел его к малюсенькому дому на окраине Сеула и познакомил с их новым домом. Маленькое счастье на три комнаты и общую гостиную, совмещенную с кухней, не являлось их собственностью в полной мере, о чем пояснили представители опеки. На данном этапе в резерве отсутствовали двухкомнатные квартиры, а представлять одну спальню для половозрелого альфы и несовершеннолетнего омеги было делом уголовно-наказуемым. Так и вышло, что они постоянно находились в ожидании того, кто займет ближнюю к кухне спальню и станет их соседом до поры, пока оба не встанут на ноги и не смогут перебраться во что-нибудь получше, предварительно продав 2/3 дома обратно государству. Бён перебрался на кровать, когда понял, что начал клевать носом, но и тут, на мягком матрасе, его не отпускали воспоминания безграничного счастья о жизни с Паком, который себя выворачивал, работая на нескольких работах и учась на вечернем отделении, лишь бы обеспечить своего мальчика новой формой, красивым рюкзачком, хорошей техникой и карманными деньгами. Бён всё еще учился в школе и планировал в скором времени притащить домой идеальный аттестат. После окончания школы, когда альфа уже учился на третьем курсе, у них случилась первая ссора. Со стороны, казалось бы, что это были выяснения того, кто из них любит больше, но всё было гораздо глубже. Бэк, тогда поступивший на первый курс графического дизайна и иллюстрации, настаивал на том, чтобы Чанёль вернулся на дневное отделение и сетовал на то, что его фриланс работы приносят не совсем крохотный доход, и он при этом не надрывает спину, в отличии от Пака. Альфа же бил себя в грудь и повторял, что он старше и это его обязанность делать так, чтобы омега не чувствовал нужды. Они бы припирались еще долго, если бы Бэкхён не разрыдался, падая коленками на ковёр. Он тогда говорил тихо, но альфа оседал рядом, словно в рупор и по перепонкам. — Чанёль, ты альфа, мой альфа и я понимаю, что ты чувствуешь себя добытчиком и необходимым оградить меня от всего, но я люблю тебя и вижу, что пропасть между нами неустанно растет. Ты доучил меня в школе, оплатил первый курс, хотя я готов был пойти на другой факультет с бесплатными местами, но ты не принял такого решения и я очень тебе благодарен за это. Я люблю тебя, — он подползал к старшему на коленях, чтобы коснуться его горячей кожи, ладоней, что покрывали грубые мозоли и обветренных губ. — Но я не могу дать какому-то чувству полового превосходства и материальным ценностям разрознить нас с тобой. Вспомни, когда в последний раз мы занимались любовью не на рассвете, где ты был уставший в усмерть, а мне в университет вставать не через пару часов? Когда мы ужинали в последний раз, сидя друг напротив друга? Когда мы просто проводили вместе время, не считая минуты? — ладонь омеги дрожит от частого сердцебиения старшего. — Ты приходишь домой под утро с ночных подработок, потом бежишь на свою дневную работу и в университет. Мы так ничего не построим, мой хороший, и от этого так больно. Позволь мне не стоять в стороне нашей жизни, когда я могу помочь и облегчить тебе будни. Я за три месячных заказа на иллюстрации получу сумму, что тебе выплачивают на ночной подработке и это не принесет мне неудобств, а даст хорошие рекомендации и портфолио, а ты, — поцелуй в щёку, — переведешься на дневное, а подработку в кафе с дневной, перенесешь на вечер. Давай попробуем? М? И тогда Чанёль сдался, понимая, что в Бёне плещется не только слепое чувство обязанности и благодарности, а надежды на их совместное будущее. И это грело, как никогда. И всё было хорошо, пока, на предпоследнем курсе Бёновского обучения к ним в дом не постучался восемнадцатилетний милый омега, протягивая документы о том, что третья комната теперь числится за ним. Бэк до сих пор чувствовал, как потемнело в глазах, когда Кёнсу, пару месяцев назад, изрядно налакавшись вина на дне рождения своего друга, сознался отпаивающему его Бэку в том, что Пак Чанёль, его Чанёль, предназначен судьбой большеглазому До Кёнсу, а потом добавил, что всё понимает и ни у кого отбивать альфу не будет. — Этот выбор делать не нам, Бэк-а, — заплетающимся языком сообщил он, а потом взял и уснул за большим стеклянным столом. Наутро, судя по поведению, Су ничего не помнил, а вот Бён начал обдумывать ситуацию. Всё летело к чертям. Кровать скрипнула, прогибаясь под тяжестью веса альфы, который тут же оплел его горячими конечностями. — Полночь, — прошептали в ухо и осторожно чмокнули, после, упираясь носом в загривок. — Спи, малышок, я рядом. Утро началось с привычной тяжести на всем теле омеги и он, удовлетворенно потянувшись, дал себе еще немного времени, чтобы … — Не кусайся, Бэкки-я, — ворчал сонный альфа, но прижимал своего омегу всё ближе. — Доброе утро, голодный мальчик, — Чанёль игриво ущипнул младшего за правую ягодицу. — Боже, ну и что это за акт насилия? — спросил он, когда его шею начали вылизывать. — А ты, я смотрю, нарываешься, — уже в губы и нависая сверху. — Ну сейчас я тебе покажу, как шутить с Пак Чанёлем, — и рука ныряет в просторные штаны с рисунком единорогов, чтобы погладить нежную кожу внутренней стороны бедра, скользнуть пальцем между ягодиц и ноготком царапнуть маленький член, заставляя омегу вздрогнуть и расслабиться. — Я люблю тебя, Бённи. — Может ты снимешь эту чертову футболку? — и глаза в глаза, чтобы чуть позже, прятать всхлипы удовольствия в сильном плече альфы и шептать о том, как хорошо, подмахивая попкой не слишком резким движениям. Именно с этого «раннего извинения», как считал Бэк, начался отсчет, а потом все понеслось, словно в тумане. — Омлет или тосты? — на кухне, в фартуке на голый торс, орудовал Кёнсу и это выбивало из колеи. Застенчивый мальчик улыбался слишком открыто, задерживал на альфе взгляды и старался ненавязчиво прикоснуться. — Мы, пожалуй, быстренько выпьем кофе и, — альфа пощекотал шею Бэка, полностью сосредотачивая внимание на нём, — позавтракаем вне дома. Ты как? — Но Кёнсу столько наготовил, что… — договорить ему не дали. — Что непонятного в том, что я хочу позавтракать один на один со своим любимым омегой? — чуть повысил голос Пак и тут же расплылся в улыбке, касаясь губами лба младшего. — У тебя полчаса на сборы, — подмигнул он. — Ну только при условии, если ты не решишь принять со мной душ. — Боже, избавьте меня от подробностей, — обессиленно простонал Кёнсу, кидая странный взгляд на Бёна. — Кофе сделаете сами, — и выключил газ, позже скрываясь у себя. Бэкхён сидел на занятиях и ума приложить не мог, что ему делать дальше. Он понимал, что выбор, который в итоге сделает Пак, должен быть осознанным и правильным. Таким, чтобы спустя несколько лет, старший не пожалел и не возненавидел бы Бёна за упущенное счастье. Решение пришло само-собой. — Работаешь? — проворковали в трубку телефона. — Да, — минимальная заминка. — Стоп, у тебя сейчас пара. Что стряслось, малыш? — Я хочу добавить условие в твою игру, — решительно, что даже ладони в кулаки и на выдохе. — Не избегай Кёнсу. — Я не избе… — Чанёль, я хочу чтобы ты был уверен в своём выборе, поэтому давай попробуем проводить больше времени втроем, пожалуйста. Он так смотрит на тебя, ты бы видел. — Я не слепой, Бэк и да, меня к нему тянет на уровне инстинктов, но не более. — И всё же? — Хорошо, малыш, — Пак вздохнул. — Всё, что угодно для твоего душевного равновесия. — До вечера, Ёлли. — Люблю. — И я. Это был уже пятый вечер, когда все жильцы дома собирались вечером за одним столом и болтали, словно хорошие друзья. Кёнсу делился новым трейлером, который его зацепил и Пак, как-то неожиданно для всех, пригласил двух омег в кино. — Ну, а что, выспимся, позавтракаем, — рассуждал он. — Погуляем по торговому центру, тем более, что весна и пора бы уже сменить окрас на более яркий, — альфа выписывал в воздухе вилкой узоры, словно дирижёр, а омеги завороженно наблюдали за движением его рук. — Потом пообедаем и можно в кино на десерт. Как вам такая программа? — Да, я только «за», — разулыбался До и начал сгребать со стола посуду. — Здорово, — кивнул Бэк и подцепил вилкой последний кусочек мяса. — Я устал, спать пойду, — и взглянул на Пака, ожидая его слов. — Добрых снов, малыш. Меня не жди, я поработаю еще у себя, чтобы тебе не мешать, — альфа взлохматил волосы младшего и забрал тарелку из-под носа, чтобы передать сегодняшнему мойщику. — Но ты мне не мешаешь, Чанни, — тихо ответили сбоку. — Я не в состоянии работать и мыслить здраво, когда ты так близко. И Бён знал, что это было ложью. В субботу Бэкхён вскочил первым, так и не обнаружив пребывания своего альфы ночью в комнате. Он натянул свитер и тёплые носочки, а потом, стараясь не скрипеть, пробрался в соседнюю комнату. Кровать Пака была убрана и, на ощупь, была совершенно холодной. На часах высветилось десять утра и глаза омеги наполнились слезами. Суббота была тем днем, когда Чанёль спал до упора, давая себе силы восстановиться, и этот упор был равен двенадцати часам дня. Бэк осторожно, стараясь не шуметь, прикрыл дверь и вышел в гостиную, кидая взгляд на закрытую комнату Су. — Я сам его к нему отправил, — кивнул себе омега и забрался с ногами на светлый угловой диван, включая телевизор. На экране мелькали размытые лица и Бэкхён не понимал, что творится с его зрением, пока ворот кофты не начал неприятно липнуть к коже, открывая омеге загадку. Он плакал. Без всхлипов, привычной дрожи и истерики, просто терял капли из глаз и сам не понимал происходящего. Решение пришло к омеге внезапно и стало таким правильным. Он начал варить себе кофе и хватал еду, чтобы позавтракать в комнате, ни в коем случае не смущая Чанёля тем, что станет свидетелем его побега из комнаты его истинного. Стоило омеге долить в кружку молоко, как входная дверь пиликнула, являя взору довольного Пака. — Доброе утро, малыш. Ммм, кофе, — и улыбка на половину лица. — Я так голоден, — уже в губы и так горячо, что можно обжечься или же это совсем не кажется. — Чёрт, кофе, — взвизгнул Бэк и вытащил накренившуюся в руках альфы кружку. — Сделаю тебе новый, — укус за подбородок. — А пока, нам надо в ду-у-уш, — и все так просто, словно Кенсу не спит за стенкой и уж точно не почувствует усилившийся от возбуждения запах своего природного. В молл они выбрались только в третьем часу и Кёнсу получил в подарок легкий шарф бордового цвета, а Бэкхёна насильно заставили согласиться с красным пальто, с невероятной россыпью цветов на плечах и белым кожаным портфелем с множеством замочков. — Это слишком дорого, — ворчал он на Пака, что с улыбкой протягивал консультанту пластиковую карту. — А на кого мне еще тратить деньги, как ни на любимого малыша? — было ему ответом, а потом легкий шлепок по попе, чтобы больше не зудел по поводу таких мелочей. — Если бы ты тогда не заставил меня вернуться на дневное, то работать бы мне в третьесортной фирме до конца своих дней. — Пошли быстрее, я есть хочу, мой крутой юрист, — а люди оборачиваются, чтобы с улыбой глянуть на счастливых молодых людей. Паста и десерт были приговорены моментально, а потом потоком полился стандартный омежий трёп, от которого даже немного разболелась голова. Чанёль хмурился, когда заметил, что Кёнсу, совсем не стесняясь, таскает вилочкой десерт альфы, который ранее был ближе придвинут к Бэку — полноправному омеге Пак Чанёля, и не только на сердце, но и на еду, карточки, машину и даже бельё, которое младший бывало использовал в качестве ночных шорт. Чанёль, не смотря на некоторую раздражённость, самостоятельно оплатил счет, внес деньги за билеты и взял два попкорна: большой для них с Бэкки и средний для Су. В зале же он упорно пытался усадить Бёна посерединке, но битву проиграл. Омеги расселись по бокам и принялись увлеченно смотреть за событиями на большом экране. Чанёль тоже пытался, однако пальцы, что царапали его бедро, не со стороны его Бэкхёна, мало сказать, что напрягали. Нет, неприятно не было, даже умиротворение притаилось вуалью на плечах, однако продолжения, на уровне сердца и мозгов не хотелось до безумия, разве что капельку. Пак поцеловал Бёна на финальных титрах и сообщил в приоткрытые губы тайну века: — Я люблю тебя. В ритме общего перемирия прошли три недели, за которые Кёнсу словно подменили. Он стал более открытым, нежным, словно кот, рассказал свою историю и долго плакал на плече у Чанёля, а Бэк улыбался уголками губ, стараясь незаметно скрыться в своём уголке. Чанёль же наоборот, стал чаще оставаться у себя в комнате и пропадать по утрам, а потом тащил Бэка в душ или в комнату, таким образом извиняясь. Омега плавился и наслаждался, а потом открывал приложение на телефоне и смотрел, как двузначное число становится единой цифрой и сегодня дисплее горело пять. У Кёнсу начиналась течка. Чанёль лежал на боку и смотрел в одну точку, почти не дыша и не моргая. Омега погладил его по напряженным плечам и пальчиками разжал кулаки, чтобы вздрогнуть от осознания того, что из следов ногтей-полумесяцев сочится маленькими капельками кровь. — Я открою окно, — прошептал Бён и почти встал, как его усадили обратно, вглядываясь в глаза полные непролитых слез. — Тебе плохо, — омега огладил руками лицо старшего и прислонился лбом к его лбу. — Ему хуже, — ответил Пак и притянул рукой к себе омегу за подбородок, пачкая лицо красными следами. За стеной звали Чанёля. — Ты нужен ему, Ёлли. — Я нужен тебе, а ты — мне, — мотнул головой альфа и чёлка закрыла высокий лоб. — Не ври себе, — попросил Бён. — И мне не ври, — словно пуля в сердце, но он должен. — Сходи к нему, Су погибает и он в этом не виноват, — снова поцелуй приправленный солью. — Иди, Чанни, — голос срывается. — Уходи, я сказал, — и крик расползается эхом. И Пак решительно идет к двери, хлопая ей, что есть силы, а Бэк думает, что не живи он на первом этаже, шагнул бы в окно без раздумья, потому что знает, что ближе Чанёля никто ему не будет. Истинность, про это говорить можно многое и Бён знает не понаслышке, он уже прошел через это в школе, когда столкнулся в библиотеке с альфой, что был его старше на год. Он до сих пор не понимает, как смог оградить себя от него, хоть и ломало знатно, а Чанёль не видел из-за постоянных подработок без перерыва на сон и подопечного. Бэк тогда попросил у Чанёля метку, а потом сам же его остановил, предполагая, что это только он такой уникальный и маниакально влюбленный в того, кто тебе не дарован судьбой. И вот сейчас он проходит это снова, наблюдая со стороны и слыша, как успокаивается за стенкой Кёнсу. Вот и всё, можно спать, исход кино и так ясен. Кровать скрипит совсем близко и Бэк думает, что совсем сдурел, но вот его заключают в кольцо рук и обыденно целуют в загривок. — Он уснул, — мягкий шепот, а в комнате такая идеальная смесь ароматов и один совсем лишний — Бэкхёновский. — З-зачем ты ко мне, — он срывается и плачет так горько, сворачиваясь в клубочек, что альфа готов прямо сейчас вырезать своё сердце и положить его в одну из ладошек малыша. — Эй, эй, — старший переползает через омегу, чтобы быть к нему лицом и плевать, что места катастрофически мало. — Я не, — он прочищает горло, — я не взял его, хоть он и просил очень сильно, — поясняет альфа. — Да, мне хотелось, — он вздыхает. — Так, я не правильно изъясняюсь. — Инстинкты вопили и жаждали, а я не мог представить, что это будешь не ты. Ты никогда не поймешь, какого это… — У меня тоже есть истинный. — Где-то есть… — Его зовут Ким Чондэ и он старше меня на один год. У него красивая улыбка и пёс по кличке Джим. — Почему ты не рассказывал мне? — вспылили тут же в ответ. — Посмотри на меня. Ты… Ты и он. Что вы… — Ничего, лишь один разговор и мы иногда переписываемся на фейсбуке. У него маленький омега и они ждут второго. А теперь давай спать, у меня рано утром автобус. И это очень волновало обоих. Поездка с группой за город была спланирована еще два месяца назад и являлась обязательной. Каждому давалось два дня на написания пейзажа, шедшего в результат экзамена. Сумка уже стояла у порога, а гиперактив Кёнсу набирал обороты. Чанёль поцеловал своего малыша в губы и хлопнул по попе, когда тот забирался в автобус, обнимая этюдник из светлого дерева, что был презентован Чанёлем на прошлый день рождения. Посередине виднелась гравировка: «Пак Чанёль и данная конструкция на всех правах принадлежат Бён Бэкхёну. При нахождении художника в рисовальной прострации, просим вернуть его в руки к самому любящему альфе!». — Я люблю тебя, малыш, — послышалось в спину, но у омеги просто не было сил обернуться назад. Он верил, что это слышит в последний раз. Из-за непогоды руководство университета приняло решение закруглиться на полдня ранее и дать студентам возможность закончить работы дома. Пять часов тряски в автобусе не только подкосили самого Бёна, но и его телефон, который, пиликнув раза три, погасил свой экран и оставил омегу без музыкального сопровождения. Он выгрузился из такси в половине одиннадцатого ночи и еще сильнее расстроился. Если бы они приехали утром, как и планировали, он бы сэкономил сорок пять тысяч вон на такси и купил бы себе наконец-то новый набор масла и пару кистей, но в доме горел свет и, наверно, в холодильнике было что покушать. А это непременно радовало. Первое, что увидел омега, войдя в дом, так это Кёнсу, который гулял по дому в одних пижамных штанах и попивал чай из пузатой кружки. А потом споткнулся, чуть не выронив этюдник, и взглянул вниз. На полу стояли два чемодана, сумка, и три коробки. Вещи в них принадлежали ему, а сегодня, как раз, был тридцатый день их гребанной игры. Вот и результат. — Ой, привет, — улыбнулся До. — А Ёль тебя только утром ждал. Ты чего так рано? — вкрадчиво спросил он. — Голоден? — второй омега заторможено кивнул. — Сейчас, сейчас, а ты иди руки мой, — хлопотал младший, а Бэк, словно из него душу с сердцем вынули, механической походкой прошел в ванную, замечая, что на полках нет его принадлежностей, а комната, которую можно было увидеть из проема двери, была совершенно пуста. Он ел и не чувствовал вкуса, в стене одним взглядом просверливалась дырка, а в голове звучало довольное щебетание Кёнсу. Но он не слышал. Ему было плевать. Чанёль влетел в дом спустя минут тридцать и почти без слов взял на буксир безвольного Бэкхёна, который всё же постарался поздороваться с улыбкой. — Эй, Су-я, ты ему все рассказал? — спросил альфа, закидывая на плечо сумку и в свободную руку беря чемодан. — Конечно, а то он бы меня тут и закопал, наверно, — ответили из кухни, а потом была улица, автомобиль, просьба подождать и утрамбовка остальных вещей в багажник, а также на заднее сидение машины. — Я думал, что ты завтра приедешь, — начал разговор альфа. — Непогода сорвала планы, — омега уткнулся лбом в стекло автомобиля. — Тебе понравится квартира. Там окно в пол и метро рядом, — отчитывался Чанёль и вглядывался в ночную трассу. — Только придется еще много мелочей докупать, да и мне смеситель не нравится в ванной — капает. Ну это ничего, поменять можно быстро. Я не стал забирать твой компьютерный стол и стул, — сообщил он. — Су хочет там себе кабинет сделать, что ли, я так и не понял до конца. Журналисты, что с них взять. — Понятно, — снова односложно и без намёка на эмоции. — Всё хорошо, Бэкхён-а? — и хочется орать от такого вопроса. Ему хорошо, всё просто зашибись, но в ответ лишь: — Да, конечно, — а альфа лишь руки на руле сильнее сжимает. — Приехали? — спрашивает омега и после подтверждения догадки выходит из автомобиля, упираясь в подъезд высотки этажей так на тридцать. — Какой этаж? — Двадцать второй, — раздается из недр багажника и этюдник перекочевывает в руки омеги. — Возьми, если можешь, еще и фикус, а я оттащу чемоданы, а потом вернусь за остальным. Вот так они и едут в лифте: Бэк в обнимку с растением и хмурящийся Пак, ковыряющий носком кроссовка настил пола. Квартира приветливо пищит замком, а потом загорается свет и приходит непонимание происходящего. — Тут можно детский сад разместить, — бурчит Бэк и думает о том, что вряд ли от кого-либо другого он пожелает детей. — Три комнаты, большая кладовая, которую можно сделать под гардеробную, камин, две уборные и прекрасный вид, — проводит словесную экскурсию альфа. — Одна комната под спальню, вторая тебе под мастерскую, третья, когда-нибудь, станет детской, — старший улыбается, но лишь на мгновение, по щекам Бэкхёна бегут тонкие ручейки. — Ты так рад или я идиот? — Оставь меня, уйди, — рычит омега и, осторожно ставя на пол цветок, проходит в глубь помещения, замирая возле панорамного окна. — Иди к Кёнсу, он тебя ждет, — совсем тихо, но альфа слышит и бегом преодолевает расстояние, впечатывая омегу в холодную поверхность стекла. Поцелуи в шею обжигают, а ноги подгибаются от нахлынувшей боли. За что? — Я говорил, что ты маленькое дурачьё? — укус за мочку уха. — Но это не меняет того, — поцелуй в хрящик, — что, — альфа тянет за рукава бомбера, стягивая его с плеч, — я, — футболка тоже покоится на полу, — тебя, — губы ласкают линию шеи, переходящую к плечу, — люблю, — и укус-метка, что отрезает все пути назад. — Что ты сделал? — омега дышит рвано, пока Чанёль зализывает кровоточащий отпечаток зубов. — А как же Кёнсу? — альфу словно ломом по голове и он резко разворачивает своего малыша к себе, чтобы взглянуть в глаза. — При чём тут Кёнсу, когда мы сейчас стоим в нашей квартире? — не понимает Чанёль. — Да, она в кредит и, думаю, ты заметил мои пропадания по утрам и ночам, но это было всё для того, чтобы на тридцатый день здесь было это, — он обводит рукой обставленное мебелью помещение, — а не голые стены. Но она наша, — нос к носу и как в детстве, когда они только учились целоваться и совсем не хватало воздуха, а отстраняться смерти подобно. — Это наш дом, Бэкки-я. Или ты думал… О Боже, ты вообще слушал, что тебе говорит Су? — Прости? — омега смотрит в глаза и пытается улыбнуться, но щеки сводит от соли и хочется умыться. — Я так и знал, что будет в чём-то прокол, но вот на твою глухоту не рассчитывал, малыш, — Чанёль смеется и опускается на колени. — Раз у тебя теперь моя метка, то ты, я уверен, станешь моим по всем законам и правилам этого мира? — Я… — Учти, бежать некуда, — альфа лукаво прищурился. — Я продал наши доли дома и вложил их в эту квартиру. А еще, — он сделал паузу, — я был весь гиперактив рядом с Кёнсу, но, — снова мимолётная тишина и забавно покрасневшие уши, — мой младшенький, судя по всему, однолюб и даже никакие запахи не смогли его переубедить в этом и заставить меня пасть перед врагом. — Ну и где моё кольцо, альфа? — и лишь губами: — Я согласен провести с тобой всю свою жизнь. — А кольцо в одной из коробок в нашей спальне, но я не уверен в какой, — подхватывая на руки и унося в сторону их совместной комнаты кричал альфа. Пусть слышат все, что он самый счастливый и любимый во всей вселенной. — Эй, Ромео, надеюсь ты хоть помнишь в какой коробке презервативы или же… — Вторая слева, — слышится эхом. — Та, что с сердечками кривыми. Да, она, — и снова грохот по всему периметру. — Эй, любимый, ты там не убился? — Чанни, а что здесь делают наручники? — Как, что? Была у меня мысль тебя к себе пристегнуть, если снова решишь от меня избавиться. — У-у-у, сейчас я тебя как пристегну, — хохот оседает на стенах, пропитывая их новый дом эмоциями. — Ну куда ты? Такой большой и сильный альфа, а лезешь под кроватку. Ударился? Иди пожалею, — щёлк. — Вот и попался. — Четырнадцать лет уже как, — в ванной одиноко мигает лампочка и осторожно гаснет, стараясь не нарушать покой двух человек. — И знаешь что? — Что? — Истинность, это не любовь. Ты, — звук поцелуя и тихий стон, — моя любовь в чистом виде, Бён Бэкхён. — И я тебя, Пак Чанёль, ничуть не меньше…