* * *
— Вы только посмотрите на неё, — прикрикивал один парнишка, подходя к девушке вплотную. — Что это? — спросил он и ткнул пальцем в живот. — Не надоело еще жрать, корова жирная. Ась? — нагло издевался юноша. Все вокруг поддержали его смехом. Мирэ молча глотала непрошенные слезы, понимая, что сейчас никто точно не придет ей на помощь. Подруга заболела, а значит, никто не защитит её. — Хочешь бананового молока? — спросила одна девушка и, подойдя к Кан, вылила пакетик ей на голову. — Правда вкусно? — насмешливо произнесла та и отошла в сторону. — Фу, а воняет-то как, — она зажала нос пальцами и притворно помахала рукой. — Ты вообще моешься? Настолько много жира, что складки сложно отмыть? — каждый находил замечательным событием издеваться над Кан, пока «защитница» Чхве лежала дома с температурой под сорок. Девушка не выдержала и шмыгнула носом. Она не понимала причины этих издевательств. Да какая разница, сколько весит человек? Разве душа не важнее внешней оболочки? Люди как книги: снаружи могут быть красивыми и прелестно оформленными, а начиная читать, понимаешь, что это настоящее гадство. В ней нет ничего примечательного. Лишь сплошная сладкая вата, которая быстро тает, или же украденные части какой-то другой книги. А старый потертый томик может в десятки раз оказаться интереснее, чем вычурные и яркие бестселлеры. Главное — разглядеть под слоем пыли необходимую книгу и понять, что она в себе скрывает: простоту и глубокое сердце или пафос и лицемерие. Мирэ искренне недоумевала. Что она сделала им такого, что буквально каждый норовит приструнить её? Она, что, убила человека в прошлом? Или, может, планету погубила? За что все так жестоко с ней обращаются? Девушка подняла заплаканные глаза на этих гиен (ведь только так можно было назвать их) и посмотрела в лицо каждого. Ни один из них не чувствовал сожаления. Только потеха. Как говорили в Риме: «Хлеба и зрелищ!». Учебное заведение — всегда истинный Ад для учащихся, только если ты не богат или не родственник директора. Почему-то все оценивают твоё материальное благополучие, а не характер. Но разве дети заслужили подобные муки? Неужели этот мир настолько прогнил, что всё решается деньгами и властью? Нет, Мирэ отказывалась в это верить. Она просто надеялась, что в один день все изменится. И наивно полагала, что сказка хоть где-то, да существует. — Эй, придурки, вы что там делаете? — девушка услышала родной голос учителя и облегченно вздохнула. Как вдруг перед глазами всё поплыло, и она потеряла сознание. Как только учитель всех разогнал, он увидел, что Мирэ лежит на полу без сознания. Он кинулся к девочке, тут же подхватывая её на руки. Слегка пошатнувшись, Ким направился в медпункт. Ему стало так страшно за свою ученицу. Ким замечал, что ученики были слишком жестоки к таким, как она. К тем, у кого не было ни статуса, ни денег. Вот только самое обидное, что он ничего не мог с этим поделать.* * *
— Мирэ, ты в порядке? — спросил учитель, когда увидел, что она очнулась. Девушка не хотела разговаривать. Душа была разбита на мелкие крупицы, словно бисер рассыпался по чьей-то неосторожности. Кан казалось, что мир выжжен только черными и белыми чернилами, и сейчас в её жизни осталась лишь черная полоса, которая никак не заканчивалась. Девушка промолчала и отвела взгляд в сторону, чувствуя, как к глазам подступают слезы. Она устала. Ей просто надоело, что с ней обращаются как с игрушкой. Надоело, что помыкают все, кому не лень, хотя она-то особого повода не давала. Так за что же ей такое «счастье»? — Мирэ, — снова позвал учитель, явно беспокоясь о состоянии своей ученицы. Кан снова не ответила ему. К её счастью, мужчину позвал врач. Девушка подумала, что ей следовало бы навестить психотерапевта и попросить выписать какие-то антидепрессанты, иначе совсем с катушек слетит и пошлет эту жизнь к чертям. А там недалеко и до наркотиков дойти, если всё плохо, до ярких вспышек в глазах. Брюнетка чувствовала себя неважно. Она учуяла носом запах протухшего бананового молока и горько усмехнулась, трогая рукой свои грязные волосы. Кажется, ей стоит поменять какие-то основы в своей жизни, чтобы это всё прекратилось. Вот только она не знала как. Не было того, кто мог бы направить её на истинный путь. Того, кто мог бы просто поддержать и сказать, что всё будет хорошо. Мирэ была обычным подростком, которому необходима была забота. Девушка запуталась в своих чувствах, воспоминаниях и своей боли. В семнадцать лет все кажется таким сложным. Ты постоянно на грани и не знаешь, что же будет дальше. Просто боишься того, что за стенами школы, ведь если она так жестока, то что будет в университете? Мирэ боялась, что после окончания этого периода не сможет идти дальше, оставаясь на месте, в своих воспоминаниях. В этом возрасте нам всегда страшно и хочется чьей-то поддержки, а не унижений со стороны других. Это переломный момент в нашей жизни, с которым, увы, может справиться не каждый. Кто-то ломается, как зубочистка, а кто-то становится черепахой, облачаясь в свой твёрдый панцирь и двигаясь вперёд. Это дело вкуса каждого, и неизвестно, кто и как сможет его перебороть, потому что все мы разные. Мирэ боялась самой себя, но надеялась, что в один момент сможет набраться смелости, чтобы сделать то, что действительно хочет. Девушка привстала, чувствуя, как тело до сих пор ломит, а в голове была полная неразбериха. К ней подошел врач. — Как вы себя чувствуете? — деловито спросил мужчина средних лет. — Немного голова кружится, — ответила девушка, поворачиваясь к нему. Он окинул её заинтересованным взглядом. — Рекомендую пару деньков полежать дома. Стоит отдохнуть и набраться сил. Также постарайтесь в ближайшее время уберечь себя от стрессовых ситуаций, — на этих словах мужчина поклонился и ушёл. Сразу же после него подошёл учитель, обеспокоенно оглядев ученицу. Его тёплый взгляд слишком манил и притягивал, так что Мирэ почувствовала, как бабочки прошелестели своими крыльями в животе. Она резко закрыла глаза, чтобы прийти в норму, и медленно открыла их. — Мирэ, тебя подвести домой? — заботливо спросил учитель, дотрагиваясь пальцами до её запястья и привлекая внимание. Девушка медленно кивнула и сразу же вырвала свою руку из его ладони, хотя жутко хотела, чтобы это продлилось дольше. Но она была слишком утомлена и плохо выглядела.* * *
Мирэ окинула усталым взглядом детскую площадку и почувствовала, как дрожь охватила её тело. У девушки появилась какая-то фобия, заставляющая её избегать подобные места. Учитель с беспокойством посмотрел на неё. — Мирэ, все хорошо? — он сразу же стал задавать различные вопросы, интересуясь её состоянием, на что брюнетка лишь покачала головой, чувствуя явный дискомфорт. Она не хотела продолжать разговор, но, кажется, этому не суждено случиться. Учитель Ким остановился у дверей её дома. — Заходи, хочу быть уверен, что ты благополучно добралась, — его голос был мягким, а полуулыбка теплая и загадочная. Хотелось снова и снова смотреть на него, но Мирэ не могла себе этого позволить. Девушка перевела взгляд на дверь и устало вздохнула. Ей не хотелось, чтобы родители знали о произошедшем, но, увы, учитель уже обо всем доложил им. Но даже тогда никто не удосужился приехать за ней. Пересилив возникшее из-за этих мыслей отвращение, брюнетка криво улыбнулась учителю и поднялась по ступенькам на крыльцо. Затем, набравшись смелости и силы воли, даже не посмотрев на мужчину, обхватила пальцами дверную ручку и со всей силы толкнула её. В нос ударил запах гнили, будто бы кто-то высыпал мусор прямо перед входом. Из кухни вышла мать и укоризненно посмотрела на дочь. — Ты считаешь нормальным прогуливать школу только потому, что над тобой издевались? — грубо спросила мать, сжимая в руках полотенце. — Дверь закрой, — она бросила фразу и злобно уставилась на Мирэ. Девушка повернулась к окну, закрыла его и, поклонившись учителю, снова направила свой взор на госпожу Кан. — А ты считаешь нормальным, что твой ребенок лежал в медпункте, потеряв сознание, а его родители плевать на это хотели? — не сдержалась Мирэ и сразу же прикусила язык. Просто она больше не могла. Надоело держать всё в себе. Хотелось наконец-то выплеснуть весь негатив хоть куда-нибудь. — Да как ты смеешь! — женщина в считанные секунды преодолела расстояние между ними. Воздух сотряс звук пощечины. Брюнетка отшатнулась, инстинктивно прижимая ладонь к красной щеке. Её глаза наполнились слезами, и, не промолвив ни слова, девушка сорвалась с места и убежала наверх. В душе и так гадко, а теперь ещё новое ощущение: чувство одиночества, которое третью неделю гложет её. С того самого момента, как она потеряла девственность. Мирэ знала — это конец. Больше она не выдержит, если не выговорится. Стоит попробовать ещё раз признаться Чондэ. Если же не получится, она просто примет свою злую участь.* * *
— Так, Мирэ, успокойся. У тебя все получится, — подбадривала себя девушка. Она полтора месяца настраивалась на этот разговор, но до сих пор была не уверена в себе. Коленки тряслись. Руки дрожали, а ладошки потели с удвоенной скоростью. Не говоря уже о сердце, что галопом скакало в груди. Девушка оттянула воротник белой рубашки вперёд, будто бы пытаясь вдохнуть глубже. Положила ладонь на дверную ручку, она заметила сквозь неприкрытые жалюзи дивную сцену: Сьюи страстно целовала учителя Кима, притягивая его к себе. Мирэ застыла. Больно. Неожиданно. Душераздирающе. Чхве жадно следила за каждым прикосновением мужчины, отдаваясь с новой силой. Пересекшись взглядами с подругой, она хитро усмехнулась и сильнее прижала его тело к себе, позволяя тому залезть рукой ей в трусики. Мирэ резко отвернулась и поспешила уйти прочь. Второй раз мир потерял для неё краски. Вот только первый раз было больно физически, а второй — морально. Будто её разбили на мелкие кусочки, как фарфоровую вазу. От своего бессилия Мирэ осела на деревянный паркет. Для себя она решила: больше никто не причинит ей боль. Кан не позволит этому произойти.