Безумие пахнет земляникой

Безумие пахнет кровью и земляникой. Ягодный аромат пробуждает аппетит, а от металлического остается привкус ржавчины на языке и немного тошнит от такого сочетания. Савада всегда быстро сдавался, боялся не оправдать возложенных надежд, позорно убегал, надеясь, что проблемы решатся сами, без его участия. Хибари не говорит признания в любви, у него, скорее всего, даже в словарном запасе нет такого слова, как «любовь». Он говорит другие слова, они вонзаются ниткой в тело, сначала иголка протыкает нежную кожу, легкая вспышка боли, а потом проталкивается под кожу, и ты чувствуешь, как стальная нить разрывает мышцы и сухожилия, клетки, сшивая чужое сердце. Никто не слушает твои возражения, твои крики, ты просто нем. — Я одержим тобой. — Я подохну без тебя. — Я безумен тобой. — Ты мой. — Ты принадлежишь мне. — Ты моё безумие, моя одержимость. Это немного льстит. Знать, что от тебя так зависим другой человек. Он дышит твоим воздухом, словно Тсунаеши резко стал кислородом и от него идет шланг к другому человеку, как у космонавтов к скафандру подача воздуха. Савада не так глуп, как считают окружающие. Он не воспринимает сказанное шуткой. Вот ему ни грамма не смешно. И не страшно. Хибари теперь не сделает ему больно, больше не сделает. Хищник саморучно надел на себя ошейник и протянул поводок в руки. Странно, но Тсуна не может даже посмеяться над этим, ему только жалко. Не себя. Хибари. Тсунаеши знает себя слишком хорошо, и также хорошо осведомлен о внутренних демонах. Чего уж таить, он поименно может их назвать. У него даже есть любимчики. В Тсунаеши есть ещё немного человеческого, поэтому он молчит, не говорит в ответ ничего. Ни лжи, ни обмана, даже притворяться не нужно. Это утомляет. Жутко неловко и смущает, а потом постепенно привыкаешь к этому. Хибари молча преследует и прожигает серым взглядом, будто пытается выжечь расплавленным серебром клеймо.