Bloody idiots

      Вот уже второй раз они добровольно упустили возможность ухватиться за бесценный шанс в две руки и вытрясти из него всё до последнего слова. Привычка возвращаться с миссии живыми слишком избаловала их; смерть Гарри же была исключением из общего правила, которое лишь в очередной раз его подтверждало.       Сидя в молчании кабинета, Гарри представлял Мерлина в тот роковой день, медленно снимающего свои тонкой оправы изящные очки, потирающего переносицу узловатыми пальцами, быстро моргающего в попытке смахнуть просящиеся наружу слёзы. Мерлина, мечтающего оказаться в одиночестве в своей скромной, но со вкусом обставленной квартире, чтобы дать волю рвущемуся наружу горю.       Расфокусировавшийся на несколько мгновений взгляд возвратил чёткость, и Гарри увидел свои сжатые в кулаки руки, безотчётно сжимающие плотную ткань серых брюк.       Как и он сейчас.       Роскошь своевременного траура была непозволительной для агента Кингсман. Подавить горе, постараться не словить пулю врага, поддавшись на миг ноющей боли в груди, закончить миссию, вернуться в штаб, проделать отчёт — повседневность, к которой Гарри Харт мог привыкнуть, только оградившись от окружающего мира с его субъективными чувствами. Процесс был похож на маневрирование хайтек-зонтом, рикошетившим пули врагов своей навороченной тканью, не давая им добраться до жизненно важных органов владельца. Только вместо зонта Гарри вооружался холодным взглядом над вежливыми улыбками, изредка позволяя себе искренность, за проявление которой неизменно платил.       «У меня никогда не было настоящего друга».       Там, на острове, Гарри поддался было тихому плачу Эггси, по пути домой переросшему в громкие рыдания, однако вовремя одёрнул себя: обняв мальчишку за плечи одной рукой, он вынужден был слушать приглушенные тканью его пиджака всхлипы и закусывать губу. Крепко сжимая судорожно подрагивающие под его пальцами плечи, Гарри немигающе смотрел в сторону, где он последний раз видел Мерлина, с тяжёлым сердцем стараясь не думать о кровавых последствиях активировавшейся мины.       «Браво, друг».       Потянувшись к едва заметной кнопке на очках, Гарри не узнал своего голоса, с некоторой задержкой вырвавшегося из пересохшего горла:        — Миссия завершена успешно... Почти. Агент Виски оказался предателем, а агента Мерлина... Хэмиша... Мы потеряли.       Голос был хриплым и срывающимся, словно его обладателем являлся проплакавший всю ночь подросток, и Гарри с каким-то отстранённым удивлением отметил, что дрожит. На другой стороне линии наступило непродолжительное молчание. Достаточно продолжительное, однако, для того, чтобы Гарри догадался, что причина тому не задержки связи. В конце концов, до него донёсся слегка сбивчивый голос Джинджер, в котором отчётливо слышалась напускная улыбка:        — Поняла вас, агент Галахад. Ждём вашего с агентом Галахадом возвращения... — она вдруг прочистила горло, — на базе Стейтсмен.       Связь оказалась прервана подозрительно быстро, почти стремительно, и Гарри вдруг задумался о том, каково должно быть сейчас Джинджер: в одночасье потерявшая друзей — близкого и новоиспечённого, она, должно быть, очень раздавлена.       Его мысли о чужом горе, однако, прервал Эггси, поднявший на Гарри красные от слез глаза, и скорее выдохнувший, чем сказавший:        — Хэмиш?       Всё это время не отрывая взгляд от входных ворот, которые через несколько тягостных мгновений откроют ему дорогу в ад, Гарри подарил парнишке невесёлый смешок вместо ответа. Медленно набрав в лёгкие как можно больше воздуха и почувствовав при этом слабое головокружение, Гарри отпустил Эггси и сделал шаг навстречу неизбежному. Тому, что вырвет сердце из его груди, выбьет землю из под ног, уронив на колени, и заставит завороженно смотреть, перебирая уродливой рукой волосы на затылке.       «Я никогда не был влюблён».       Гарри Харт никогда не был влюблён до того момента, как вспомнил, что это неправда. До конца воспоминания пришли к нему не сразу: один за другим, они вылезали, выплывали и выхрамывали из подкорки мозга и ложились звеньями тяжёлой цепи на его плечи, с каждым новым воспоминанием придавливая всё ниже к земле. Смерть любимого пса, потеря Ланселота и резня в американской церквушке — чем дальше, тем больше он желал вернуться в эту непосредственность забвенного существования Гарри-лепидоптеролога.       Однако процесс уже был запущен, и следующая серия воспоминаний пришла к нему невероятно не вовремя. Поток переживаний за самоотверженного друга сошёлся с ней внахлёст, заставив Гарри на какое-то мгновение задохнуться. Перепуганные карие глаза встретились со спокойными, и сердце Гарри ухнуло вниз, превратив без остановки маячившую на периферии сознания догадку в страшную реальность: Гарри Харт был влюблён, но, похоже, до конца не признавался в этом даже самому себе.       Мерлин открыл было рот, однако Гарри, не по-джентельменски перепуганный, прервал его своим спешным отступлением. Сосредоточившись на миссии и стараясь не думать о последствиях самой большой ошибки в своей жизни, Гарри Харт проглотил вставший в горле ком и поклялся подумать обо всём этом после успешного завершения миссии.       Звучным басом раздавшаяся вдруг «Take Me Home, Country Roads» принесла ещё одну порцию воспоминаний, и Гарри почувствовал предательский укол вины в районе груди: Денвер, конечно же! Как он мог забыть многочисленные, аккуратно втиснутые в красивые коробки и подарочные пакеты, пластинки и кассеты, с легким смущением преподносимые Мерлину на бесконечные праздники.       Взрыв оглушил его и заставил покрепче перехватить оружие: слух вернулся к нему с первым выстрелом врага вместе с осознанием, что служба для агентов всегда была и будет выше персональных чувств и переживаний. Эта мысль сначала придала ему сил, а потом растворилась вместе с остальными, заботливо передав Гарри азарту сражения.       «Он прав. Операция важнее».       О продолжительных взглядах, задумчивых и глубоких, словно выискивающих интересующие ответы в его сосредоточившемся на отчётах лице, Гарри знал всегда. Возвращал же он их невольно — прямой спине и вздымающимся в такт дыханию широким плечам. Чувствующие кожей первоклассных шпионов косые взгляды друг друга, они никогда не задавали прямых вопросов, добровольно предоставляя ответы особым наклоном головы или же нервным жестом потирающей шею руки. Ответы на что? С истинным трагизмом историй про самопожертвования Гарри Харт осознал это слишком поздно.       Годы службы научили их выдержке, а годы дружбы — использовать эту выдержку в личных целях: не обращать внимания на случайные прикосновения, сохранять спокойствие, прощаясь перед миссиями повышенной опасности, оставаться равнодушными при виде истерзанного ранами тела на больничной койке.       Лёгкие кивки, дружеские рукопожатия и пара занятий пьяным сексом — за множество лет их взаимодействия было всё. Всё, кроме слов. В словах не было нужды, раз не было повода для разговора — думал Гарри Харт. Ну, а если и был он — то когда-нибудь они всё друг другу скажут.       Только дураки рассчитывают на бесконечный запас шансов. Они были дураками.