Проволочный человек

Кида всегда считал себя сильным человеком. Пускай и не таким сильным, как скандально известный Хейваджима Шизуо, но достаточно сильным, чтобы заслуживать уважения в своих и чужих глазах. И эта «сила» заключается вовсе не в способности вырывать с корнем фонарные столбы или расшвыривать людей как манекены, вовсе нет. Его Сила – это внутренний стержень. Способность быть верным себе и своим друзьям. Способность жить с высоко поднятой головой. Способность перешагивать через собственные слабости и преодолевать препятствия, не теряя присутствия духа. Его всегда угнетали слабые, безвольные люди. Да, именно! Именно воля – это то, что в нем было и то, что он любил в себе больше всего. Именно воля, воля к победе, воля к жизни и воля к власти помогли ему сплотить вокруг себя парней со всего района и создать ядро, прототип будущей банды «Желтые платки». Его жизнь не была простой. Отнюдь. В ней были и боль, и отчаяние, и прочие сложности, которые, наверное, сломили бы чуть менее сильного человека, но не его. Ведь даже в самые черные свои дни, внутри он всегда чувствовал их – Волю и Силу. Но то, что произошло с ним тем летом, навсегда изменило его жизнь. С ним случился Изая. Не повстречался, не перешел дорогу, а именно «случился». Как случаются с людьми неприятности, болезни и другие плохие вещи. С самой первой их встречи, с самой первой изаевской ухмылки, с первой же его реплики Кида понял, что, человек, который сказал, что «все, что не убивает нас, делает сильнее», возможно, ошибался. Но пока, все, что он видел – фасад, внешняя сторона. Но даже она, каждой прядью черных волос, каждым пронзительным насмешливым взглядом, каждой издевательской интонацией, словно бы предупреждала, нет, кричала! – Опасность. Орихара Изая определенно был опасен. Чертовски опасен. Кида всегда любил опасность. Наверное, она избавляла его от скуки и тоски, что преследуют прочих людей. Опасность, словно лезвие, приставленное к горлу, заставляла пульс учащаться, а сердце биться сильнее. Адреналин и драйв — то, что он любил и то, чем он жил. Но опасность, исходившая от этого тощего Информатора, была другой. Темнее. Гуще. Насыщеннее. Страшнее. Она не была той манящей, сладостной, будоражащей чувства и щекочущей нервы опасностью, что он любил. Она была другой – смертельной и мучительной. С первой их встречи Кида понял, что с ним случился Орихара Изая, и что бы он ни делал, как бы ни старался, ему уже не убежать. Он стал пешкой и с головой увяз в паутине интриг, которые были жизнью этого парня. Но так же была и еще одна вещь, которую Масаоми определил с первой секунды. Он влюбился. Без памяти, без оглядки и без всякого повода влюбился в свою Опасность. В свою самую странную, нелогичную и трагическую Случайность из всех, что могла бы с ним случиться. Саки была милой. Симпатичной. Мягкой и улыбчивой. От ее присутствия теплело где-то там, в солнечном сплетении. От ее прикосновения хотелось смеяться и говорить глупости. С Саки было легко и спокойно. Изая был иным. И болезненная привязанность к нему была иной. Изая был опасен. Саркастичен. Непредсказуем и хитер. От его присутствия обрывалось что-то в сердце, и все тело, от макушки до пяток обдавало ледяной волной инстинктивного страха. От его прикосновения бросало в дрожь и хотелось сжаться в комок, стать как можно более незаметным, невидимым. С Изаей было страшно. И волнующе. И Кида знал, что Изая – не тот тип опасности, что он любил. Но поделать с собой ничего не мог. С ним просто случился Изая. «Желтые платки» разрастались с каждым днем. Все новые и новые люди, ищущие приключений и уставшие от серости будней, расцвечивали свою жизнь и гардероб желтым. Цветом опасности. Цветом осиного камуфляжа. Цветом полицейской ленты, которой опечатывают места преступлений. Иногда ему казалось, что детище его, его банда, с какого-то момента приобрела свою собственную, отдельную от него жизнь. Она, словно выросший ребенок, встала на ноги и пошла семимильными шагами, круша все на своем пути. Не то, чтобы ему это не нравилось. Нет-нет, он даже гордился тем, что простой парень вроде него оказался настолько силен, что смог создать что-то, от чего было жутковато всем жителям Икибукуро. Но и ему самому, порою, становилось не по себе оттого, что маленькая группка, где все знали друг друга по именам и любили по вечерам зависнуть на районе и выпить пива, вдруг стала огромной организацией с жесткой вертикальной структурой, на вершине которой стоит именно он – Кида Масаоми. Но чувство триумфа, чувство сладкой победы и власти горчило. Он ощущал себя парнем, взобравшимся на постамент в игре «Царь горы». Да — на вершине. Да – лидер. Да – сёгун. Но нет. Все не то… Последнего кусочка как всегда не хватало, и в центре паззла зияла пустота. Драки, драки, драки … сколько их было в его жизни? Не счесть. Сбитые костяшки, синяки и порезы – все это он воспринимал спокойно и стойко, ничуть не волнуясь. Волновала лишь она – победа. И с каждой своей победой, с каждой победой его банды Кида чувствовал как странное ощущение вечной молодости и вечного опьянения успехом лишь нарастает, становясь всепоглощающим. С каждым днем он все меньше был собой, Кида Масаоми. С каждым днем он все больше вживался роль сёгуна – железного лидера непобедимых «Желтых платков». Но и на его небосводе не обошлось без облака. Огромной, закрывающей почти треть неба грозовой тучи по имени Изая Орихара. Чем больше он старался не думать о нем, тем настойчивее мысли прокрадывались в его голову и сны, заставляя их наполняться пока еще смутными, но тревожными образами темноглазых Опасностей. Каждый раз, когда Саки с легкой полуулыбкой говорила ему: «Обратись к Изае-сану. Он поможет», сердце на секунду замирало и пропускало удар. Он ждал встречи как казни. Как смерти. Как рая на земле. Ладони потели, мышцы каменели, и привычная словоохотливость отступала в тень страха. А Изая был все тем же. Ехидный, артистичный до циркачества, красивый и бесконечно уверенный в собственных силах. Он – воплощенная издевка над словами «честность», «откровенность» и «гуманность». Каждый раз он выслушивал его с мягкой полуулыбкой, а затем доставал телефон и делал пару звонков. — Ну, вот и все, Кида-кун, — смеялся он, убирая мобильник в карман, — твои беды исчезли. Он казался ему волшебником. Без палочки, но с телефоном, связями и бездной информации в запасе. *** Кабинет Орихары чем-то похож на хозяина. Показная простота, легкость и неброскость. Здесь не встретишь массивной мебели и безвкусных безделушек. Все на виду. Все как на ладони. Но есть ведь еще и второй ярус: бесконечные стеллажи, упирающиеся в потолок уставленные папками. Папки, папки, папки… Информация, информация, информация… Стихия Изаи. Его ремесло и его талант. Но все они там, выше. Туда, куда нет доступа никому. И ни один неподготовленный человек не в силах разобраться в хитром шифре, которым покрыты страницы личных дел. Впервые это случается через полгода после их первой встречи. Обстановка в городе накаляется. «Синие квадраты» набирают вес, и напряжение выливается в безобразные стычки с обломками бейсбольных бит, окровавленной арматурой и выбитыми зубами. Отношения с Саки похожи на чистое горное озеро, где вода прозрачна и прохладна. Они отлично понимают друг друга и почти не ссорятся. Исключение — случаи, когда в глазах девушки загорается фанатичный блеск, и она без устали расхваливает своего обожаемого «Изаю-сана», а Киде хочется заткнуть уши, что бы больше никогда и ни от кого не слышать про этого лисьемордого выродка. Повод – очередная проблема, которую он не может решить своими силами: кто-то из «Желтых платков» по глупости и незнанию связался с якудза. А эти татуированные парни в дорогих костюмах не прощают глупостей и незнания. К походу к Изае он готовится так тщательно, как не готовился ни к одному свиданию. До скрипа моется в душе, сушит волосы феном, долго расчесывается перед зеркалом, надевает новую толстовку и повязывает чистый платок на шею. Останавливается он лишь тогда, когда рука тянется к флакончику одеколона. Нет! Он вовсе не желает нравиться Орихаре. Просто… Просто, он не хочет чувствовать себя неуютно под этим пронизывающим насмешливым взглядом, краснеть и запинаться словно первоклашка. Но все, как всегда, бесполезно. Он по-прежнему чувствует себя неуютно и, стараясь не ерзать на дорогом кожаном диване, настойчиво желает поскорее убраться из этого ненавистной кабинета. Но Изая, отчего-то, не торопится доставать свой «волшебный» телефон. Наоборот, он прищуривается и в один шаг приближается к нему. — О, что я вижу… — тянет он насмешливо, — Неужели наш славный Кида-кун обманщик? Ай-ай, нечестно дурить головы хорошеньким девочкам. Он укоряющее качает головой, и садится на подлокотник, касаясь худым бедром предплечья Масаоми. — О чем ты? – стараясь держаться как можно более спокойно и независимо, спрашивает Кида. Изая сладко потягивается и улыбается. Юноше кажется, что с его белых зубов и тонких губ вот-вот закапает сладкий, как патока, яд. — Нехорошо… Нехорошо, Кида-кун, прикидываться шлангом и делать вид, что тебя это не волнует. Волнует и еще как. Хочешь, открою маленький секретик? Он чуть отклоняется в сторону и прижимается горячим боком к плечу Киды. Это много… Этого слишком много. И юноша чувствует, как жесткий шов брюк мучительно давит на его вставший член. — Я очень, ну просто очень люблю людей… Оказывается, Информатор пользуется парфюмом – едва уловимый аромат хвои с едкими нотками дерзкого цитруса. — Кажется, мы это уже проходили, — не меняясь в лице, отзывается Кида. — О, но это не все. Я очень люблю людей. И очень хорошо разбираюсь в них. Профессия, знаешь ли, обязывает… Но дело даже не в этом, а в том, что тебя я вижу насквозь, словно ты сделан из стекла. Каждую мысль, каждое чувство, каждое грязное желание… Как твои детские косточки на рентгеновском снимке – ярко и четко. И Кида вспыхивает. Краснеет ярко и жарко, от ключиц и до корней волос. Он хочет отвернуться, но властные пальцы теплыми тисками ловят подбородок. — Тише, — шепчет Изая, касаясь губами мочки горящего уха. — Я не кусаюсь… Только жалю. Но не сегодня. Определенно. То, что происходит дальше, напоминает сон. Один из его грязных, непристойных мокрых снов, которые мучают его вот уже шесть месяцев. Но то, что происходит – лучше. Ведь Изая настоящий. Живой. Гибкий. Горячий. Сильный… Масаоми плывет и плавится от его прикосновений. Все, что он переживал раньше — дуновение ветерка на коже. Но то, что происходит сейчас – поверхность солнца. И он заживо сгорает в потоках раскаленного газа этой звезды-гиганта. В сексе Изая такой же, как и в жизни. То обманчиво ласковый, почти нежно-трепетный, то грубый до болезненных стонов и прокушенных губ. Его тонкие пальцы, унизанные серебряными кольцами, пробираются, протискиваются, прорываются туда, где не бывали даже руки самого Киды. И от этой непристойной, животной близости, от остроты желания судорогой сводит низ живота, заставляя его протянуть ладонь к собственному члену и сжать его у основания, чтобы не кончить самым позорным образом. — Мм…такой слааадкий, такой невинный, — шепчет Изая, и Масаоми слышит шорох жесткого пластика. Вскрытый серебристый квадратик летит на пол, и Орихара, с неожиданной для человека его комплекции силой, переворачивает его на спину. — Хочу тебя видеть, Кида-кун. Хочу видеть все. Ты же знаешь, я люблю смотреть на людей. Но на тебя — особенно. Только никому не говори, но светленькие мальчики – мой маленький фетиш… Кида почти не слышит этого горячечного шепота, бьющего в самый низ живота. Он открывает рот, но не издает ни звука. Боль…он привычен к ней. Вывихи и переломы – извечные спутники любого участника уличной банды. Но эта боль… Это боль, как и Изая – другая, непохожая. Тянущая, острая, пугающая незнакомой доселе новизной… Ему кажется, что там у него все горит и пульсирует под страшным давлением. — О, даже так… — негромко смеется Орихара, слизывая соленую каплю, собравшуюся в уголке янтарных глаз. – Мне определенно нравится твой вкус. И твоя неподатливость. Твоя узость и твой жар… С каждым словом он вбивается глубже, жестко прокладывая себе путь внутрь. Кида уже не скрывает болезненной гримасы и хочет лишь одного – чтобы чертов Изая скорее кончил и оставил в покое его истерзанную задницу. Зачем? Зачем он позволил ему все это? Хотя…от его желаний здесь мало что зависит. Но Информатор, словно прочтя его мысли, говорит: — Я, конечно, эгоист… Но оставлять таких хорошеньких беленьких мальчиков неудовлетворенными и злыми не в моих правилах. Странно, но его голос ни на секунду не сбивается, оставаясь все таким же шелковым и вкрадчивым, как в самом начале. Это становится последней каплей и, когда Изая чуть-чуть меняет угол проникновения, Кида вскрикивает. — Вот видишь, все не так уж и плохо. Хотя, если говорить честно, то я стану первым и лучшим из твоих любовников. Наверное, если бы у Масаоми оставалась хоть чайная ложка здравого смысла, он бы рассмеялся от пафоса фразы. Но разума, морали, нравственности и чувства собственного достоинства в нем не найдется ни капли. То, что делает с ним Изая – не секс. Не трах. И не любовь. То, что делает с ним Изая – чистое, как афганский героин, удовольствие. Что там пишут все эти сетевые сталкеры на порносайтах? «Фейерверк в голове»? «Взрыв сверхновой»? «Удар молнии»? Чушь. Полная чушь. Это непохоже ни на что. И на все сразу. Кида теряет себя и трясется, словно в припадке, закатывая глаза. О том, как он сейчас выглядит под насмешливым, но затянутым дымкой удовольствия взглядом Изаи юноша думает в последнюю очередь. Думать? Что за глупости. У него нет тела. Нет веса. Нет ничего, кроме чистого, обжигающего удовольствия. Впервые в жизни он кричит не от боли. Впервые в жизни он кричит от пронизывающего все его существо кайфа острого, как флик-лезвие все того же Орихары. После, когда Кида приходит в себя и пытается собрать разъезжающиеся в стороны конечности и мысли, Изая, легко, словно это не он только что втрахивал его в скрипящую кожу, встает и потягивается. — Да, кстати, отличный диванчик, не находишь? Все-таки эти итальяшки умеют делать мебель…Мм, светлые волосы на черной коже…после секса я испытываю такой прилив бодрости! – он едва ли не подпрыгивает в подтверждение своих слов и, немало не стесняясь собственной наготы, выуживает из своих брюк телефон. — Юми? Здравствуй, это Накура. Да-да, ты еще помнишь? О, мне тоже очень приятно… Не могла бы ты уладить для меня одну проблемку? Да, дело в твоем отце. Детишки из «Желтых платков» чуток повздорили с его ребятами, так что те собираются порешить их на стрелке в четверг. Мм? Это было бы великолепно! Спасибо,целую, милая, до воскресенья. — Все, твои желторотые птенчики спасены, — ухмыляется Изая и поводит плечами. На лопатках у него вальяжно разлегся сотканный из дыма и теней Кицунэ, и все изгибы его длинного тонкого тела приходят в движение, создавая гипнотический эффект ожившего рисунка. Наверное, Кида должен поблагодарить его или хоть как-то отреагировать. Но он лежит, не делая попыток подняться. Он лежит, придавленный грузом истины. Буквально за две минуты он осознал три вещи. Первая. Чертов Изая оказался прав. «Первый и лучший» — это про их торопливый болезненный секс на кожаном диванчике. Он действительно впервые спит с мужчиной. И впервые открывает для себя такой секс. Крышесносный. Яркий. Фееричный. И за этот короткий момент близости он бы отдал многое. Не все, но многое. Полжизни, например. Вторая. Такие качества как «Воля» и «Сила» никоим образом не соотносятся с ним, Кидой Масаоми, а, точнее, с тем безвольным студенистым существом, что все еще не в силах пошевелиться и свести вместе бесстыдно раздвинутые ноги. Третья и последняя. Он больше никогда в жизни не прогнется под Изаю Орихару. Ни-ког-да. Никогда. Никогда. Никогда. Никогда в жизни не позволит ему себя нагнуть – ни в прямом, ни, тем более, в переносном смысле этого слова. И пусть, пусть этот секс – лучшее, что случалось с ним в его короткой жизни. Пусть он чувствует себя ковриком для ног и подушечкой для иголок в одном флаконе. Пусть он больше никогда не испытает того удовольствия, что способен подарить Информатор. Он больше никогда. Никогда не прогнется под Орихару Изаю. *** Кида всегда считал себя неглупым человеком. Пускай не таким хитрым и расчетливым, как ненавистный Орихара Изая, но достаточно умным, чтобы заслуживать уважения в своих и чужих глазах. Но после некоторых событий, его уверенность истаивает как весенние сугробы. Что он там говорил насчет прогибаться? Или не прогибаться? В любом случае, что бы он там ни говорил, и что бы он там ни думал, он явно ошибался. Изая гнет свою невидимую линию мягко, вкрадчиво и настойчиво. Игры, игры, игры… Он похож на ребенка, с интересом отрывающего мухам лапки. Вот только вместо мух у него в руках люди. Живые. Настоящие. С чувствами и мыслями, с которыми бесчувственный, но умный Изая не считался никогда. Кида отдал бы все – на этот раз не полжизни, а всю целиком, лишь бы ему дали возможность отмотать пленку назад и вернуться в тот день, когда он впервые встретил Орихару Изаю – лучшего информатора в Икебукуро. А может быть и во всем Токио. Отмотать и переиграть. Не дать себе шанса потерять голову и себя. Не дать себе шанса дрогнуть под натиском темных глаз. Не дать… Просто не дать Изае. Но шанса нет. А последствия необдуманных решений и собственной же трусости налицо. У «Желтых платков» больше нет сёгуна. А у самого Киды нет ни Саки, ни самоуважения, ни смысла и сил для дальнейшей жизни. Кида разбит. Погнут, как проволока. Внутренний стержень оказался не стальным. И даже не железным. Медная проволока – легкая добыча для сильных тонких пальцев Информатора. Но… Может быть оно и к лучшему? Сталь бы переломилась надвое. Сопротивлялась бы конечно отчаяннее, но все равно бы не выдержала – сломалась. Железо тоже. Но медь… Медная проволока гнется, скручивается и прогибается. Но не ломается. Ее всегда можно распрямить. Если, конечно, захотеть и иметь достаточно Силы и Воли. И Кида осознает это в тот момент, когда его потухший взгляд цепляется за светлую вспышку. Светлую? У Хейваджимы Шизуо очень светлые волосы. Мягкие, чуть вьющиеся, вечно растрепанные, но самое главное – очень светлые. Оттенка белого золота. Оттенка сливочного масла. Оттенка… Светлее, чем у самого Киды. Намного. Именно в этот момент, в момент, когда осатаневший Хейваджима швыряет в какого-то парня автоматом с газировкой, он понимает, что иметь гибкий стержень не так уж и плохо. А в его ситуации – просто отлично. Как там сказал Изая? «Фетиш»? Ну-ну…видимо, даже у информаторов есть свои слабые места, и Кида надеется на то, что однажды самый сильный человек в Икебукуро сможет стать сильным настолько, что прогнет, нагнет даже его – Орихару Изаю.