Во тьме

      Когда ты остаешься один во тьме, тебе предоставляется возможность заглянуть внутрь себя, разобрать свою душу по винтикам и постичь смысл своих же поступков. Это странно, когда человек часто не может объяснить смысл своих же действий и суть помыслов. Но, тем не менее, такое случается. Ты можешь заглянуть в свое прошлое, задав самому себе интересующие тебя вопросы. Ты можешь получить на них ответы, копаясь в себе, растворяясь в своих мыслях без остатка. Это помогает понять суть многих вещей и переосмыслить свои взгляды на жизнь. Кем ты был раньше, кем ты стал сейчас, кем ты жаждешь стать в будущем…       Раньше я была ни много ни мало воином. Я не была жестокой и беспощадной, скорее наоборот. Мое сострадание сыграло со мной злую шутку, словно в черной комедии, которая оказалась вовсе не такой смешной, как хотелось бы. Сколько раз я сталкивалась с трудностями? Сколько раз я говорила, что это уже слишком, что я больше не могу сражаться? И сколько раз ОН говорил мне, что мы справимся? И мы справлялись почти всегда. К сожалению, войны не бывает без потерь. Мы теряли людей, но не теряли веру. Но сейчас… сейчас я, кажется, теряю и ее.       Я вспоминаю себя, какой я была раньше. Во время войны, во время битв. Этот страх перед самым началом боя, волнительный трепет. Продумывание планов, тренировки. Этот сладкий звук металла, который громко лязгает, ударяясь о противника. За такой длительный промежуток времени, коса словно вросла в мою руку, а битвы стали неотъемлемой частью моей души. Этим я пошла в мать, которая странствует, выполняя поручения Шинигами, потому что также, как и я, не может смириться со скучной повседневностью, в которой даже зад надрать некому. Именно сейчас, лёжа на больничной койке без дальнейших перспектив вернуться на поле сражений, я отчетливо понимаю ее, словно она стала ближе ко мне, находясь сейчас черт знает где. Я отчетливо помню вкус победы, помню ту приятную вибрацию, что исходила от души Соула каждый раз, когда он поглощал вновь побежденную душу. В конце концов, я сделала его косой смерти. Столько душ, сколько мы собрали за время сражений против Кишина, Медузы и Арахны, могли сделать из напарника косу смерти раза 4 это уж точно. От этой мысли приятно теплеет на сердце. Как бы то ни было, но свое обещание Соулу я сдержала, выполнила свой долг, он теперь коса смерти. Последняя коса смерти. Это так почетно и так круто, да что там говорить? Гордость переполняет меня каждый раз, когда я думаю об этом. Да, раньше я была куда круче, нежели сейчас.       Когда я вновь возвращаюсь к реальности из пучины своих воспоминаний, я осознаю, что больше не могу видеть Соула вместе с его победоносной горделивой ухмылкой довольной акулы. И вряд ли я когда-нибудь смогу. Эта правда тяжким грузом висит на моём сердце и в мыслях. Быть обузой… Девочка, победившая Кишина, стала калекой. Столько трагедии и драмы, что даже противно. И все вокруг жалеют меня, даже Соул. Хуже этого чувства может быть разве что бессилие. Как тогда, когда Соул, раненый Хроной, лежал без сознания, а я стояла около него не в силах что-либо изменить. Я ненавижу жалость к себе, однако сама то и дело жалею себя. Это порождает гнев. Я злюсь на Соула, злюсь на друзей, злюсь на Академию и весь мир, но прежде всего на саму себя. Я хочу сдаться. Да что там? Я уже сдалась. Эти ежедневные больничные процедуры вгоняют меня в невыносимую тоску. Я слышу в коридорах рассказы новоприбывших раненых об их захватывающих боях и победах и чувствую себя самой одинокой и несчастной на свете. Быть бесполезной и беспомощной – это хуже, чем просто умереть. ***       В общей сложности я нахожусь в больничном крыле Академии Шинигами почти неделю, из которой последние 4 дня я в сознании. По крайней мере по медицинским показаниям. В остальном же, я словно и не просыпалась. Безжизненной куклой я сижу на своей жесткой и скрипящей койке, которую любезно подвинули к самому окну, чтобы я дышала свежим воздухом из форточки. Ручка заблокирована по приказу Штейна, который не уверен в моей психической уравновешенности. Подвинуть койку просила я, но не для того, чтобы дышать воздухом. Сидя здесь, в душной палате без малейшего шанса на освобождение, я словно становилась ветром, который, покинув тесную палату через узкую форточку, витал вокруг Академии, вслушиваясь в каждый звук. Я слушала жизнь, и это было моим единственным развлечением здесь. Как-то мне удалось уловить звуки битвы. Помню, как завороженно слушала звуки ударов, крики сражающихся и почти не дышала. Мой слух стал не просто острее, он стал феноменальным, неестественным, нечеловеческим. Это было весьма странно и раздражительно, поскольку теперь я могу слышать даже едва уловимое дуновение, любой шорох в радиусе 2 палат вокруг меня. Измерять расстояние палатами глупо и необычно, однако другого здесь мне не дано. По началу все эти звуки складывались в жуткую какофонию, от которой нестерпимо болела голова и закладывало уши, но постепенно я привыкла и научилась разграничивать весь этот общий шум на фон и интересующий меня звук.       Как только наступает ночь, я словно умираю. Звуков почти нет, будто бы жизнь за окном закончилась, а вместе с ней и я. За эти 4 дня я очень мало спала, обрывками. Мне не хотелось спать, да к тому же было очень страшно. Каждую ночь я лежала неподвижно, глубоко погруженная в свои размышления, но не теряющая бдительности на случай возвращения Ирмы или еще кого-нибудь. Но днем, когда усталость брала верх, я ненадолго засыпала, заставляя Соула торжественно поклясться, что он никуда не уйдет и будет сидеть со мной, пока я не проснусь. Это было не сложно, Соул был заботливой нянькой и не отходил от меня с раннего утра и до позднего вечера, пока его не выгоняли Кид или Штейн. Он много говорил, постоянно пытался растормошить меня, но я не реагировала. Я вообще не слышала и не слушала его, сосредотачиваясь на звуках за окном. Временами он даже кричал на меня. Особенно когда я отказывалась есть. Я ничего не хочу, кроме покоя, который мне здесь, к моему глубочайшему сожалению, не предвидится.       Каждый день рано утром Соул несет меня в кабинет Штейна, где подготовлено все оборудование специально для меня. Все эти тесты выводят меня из себя, от бесконечных анализов все мои вены и пальцы в дырках от уколов, которые очень плохо затягиваются из-за действия яда. Я сильно похудела, из-за чего регулярно выслушивала от Штейна, Соула и даже Кида. Друзей Соул ко мне не пускал, потому что я никого видеть не хотела, и он понимал это. Правда, один раз ко мне-таки пробрался мой папаша. Он выждал момент, когда я останусь в палате одна и буквально вбежал ко мне с охапкой роз, которые я распознала по приторно-сладкому запаху и куче царапин на моих руках от шипов. Он еще зачем-то притащил мне огромного медведя, но все это даже можно было счесть милым, если бы не его извечные соплепускания и крики о том, как сильно он страдает из-за моего состояния. Последней каплей стали его слова о том, что ему «бесконечно жаль свою дочурку» и что он будет «ухаживать за Макой, потому что сейчас она не в состоянии что-либо сделать самостоятельно». Он ударил по самому больному, чем вызвал небывалую истерику, на которую тут же сбежалась половина мед. персонала. Спирита выставили, и больше он не приходил.       В целом мое состояние не улучшилось, но и не ухудшилось, из чего Штейн решил, что меня можно отпустить домой. Но перед этим он по обыкновению провел свои дурацкие тесты и взял много крови для анализов, после чего велел собираться. Цубаки вежливо принесла для меня одежду из нашей с Соулом квартиры, пока тот оставил меня на попечение Блэк Стара, чтобы заполнить некоторые бумаги. Блэк Стар рассказал мне о том, что происходило с ними за эту неделю, о просьбе Соула помочь ему с обустройством квартиры для меня, чтобы, когда меня выпишут, я перемещалась по ней без страха обо что-то споткнуться и упасть. Кроме этого Цу с Блэком набили до отказа наш холодильник едой, которую заботливо купили и приготовили, ну вернее Цубаки приготовила. Так что я могла вернуться домой без всяких препятствий. Я слушала сосредоточено, улавливая горделивые нотки в голосе Блэк Стара. Я была безмерно благодарна им за помощь и поддержку, и как ни странно, я слушала Блэка с теплотой и поняла, что на самом деле я соскучилась по своим друзьям, хотя обстоятельства и тема нашего разговора были далеки от приятных.       Когда Цубаки вернулась с небольшой сумкой, она помогла мне собраться и наконец разобрала то гнездо на моей голове, которое получилось из волос за эту долгую неделю. Меня одолевали сомнения и волнение. Я же возвращаюсь в свой дом, который люблю и знаю, так почему же мне так страшно? За эти несколько дней я привыкла к своей палате, я привыкла к своей новой жизни, если можно так назвать это нелепое существование на капельницах и лекарствах. Что ждет меня там, дома, мне пока сложно представить. И это крайне волнительно.       Подруга помогла мне собрать вещи и привести в порядок палату. Хотя по правде говоря, она сделала всю работу сама, но она предпочитает говорить, что я ей помогала, чтобы мне самой стало легче. Все они хотя бы немного, но понимают всю тяжесть моего положения, Соул рассказывал им, я подозреваю. Даже Блэк Стар не ведет себя так вызывающе, как обычно. Он непривычно сдержан.       Спустя некоторое время возвращается и Соул, решив все проблемы с бумагами, касающимися моей выписки. Не понимаю, для чего нужна вся эта документация и кто ее будет проверять, но Кид строго следит за всем этим. Педантичен во всем и всегда.       -Ты готова? – Этот голос звучит подле меня так часто в последнее время, что иногда мне кажется, что он мой собственный. Наверное я схожу с ума.       -Да, Соул, Цу помогла мне собраться.       Мой голос непривычно тихий, но Соул привык. А вот ребята чувствуют себя неуютно, постоянно прислушиваясь, чтобы разобрать мои слова. Особенно Блэк Стар, который все это комментировал, за что получил подзатыльник от Цубаки, что вызвало у меня легкий смешок. Я слышала, как Соул судорожно втянул воздух. Впервые с того момента, как я очнулась, я издала что-то отдаленно напоминающее смех, и напарник был несказанно рад такого микроскопическому прогрессу.       - Что ж, тогда нам остается еще одно дело, после чего мы готовы к возвращению домой.       Он так благоговейно произнес «домой», что я тот час же оказалась мыслями в нашей гостиной, буквально чувствовала запах любимых книг на полке, ощутила этот знакомый уют и тепло, но тут же вспомнила, что квартира теперь должна выглядеть иначе. Потому что я больна и не могу видеть. Это приземлило меня.       -Соул, мы наверное пойдем уже. Я позвоню скоро, чтобы узнать, как там Мака. Мак, если захочешь, мы обязательно навестим тебя.       Накацукаса тепло обняла меня, вовремя чего я прошептала ей на ухо:       -Спасибо, Цу. Даже не представляю, что бы я делала без вашей поддержки.       -Ты всегда можешь положиться на нас, Мака. Выздоравливай и ни в коем случае не падай духом, все образуется, вот увидишь.       Мне бы ее уверенность и оптимизм.       Я попрощалась с ребятами, Соул проводил их и вскоре вернулся. Я ощутила его теплую ладонь поверх своей и сразу ответила на жест. Мы покинули моё последнее пристанище, крепко держась за руки. И в этом не было ничего романтического, хотя эта мысль упрямо долбила где-то в моем мозгу, на секунду я подумала, что мне бы и правда хотелось, чтобы все было по-другому. Чтобы мы держались за руки не потому что это необходимость, чтобы я могла передвигаться с помощью Соула, а потому что мы хотим этого, потому что нас связывают чувства куда более тесные, нежели дружеские. Готова поспорить, что румянец вновь заливает мое лицо, но видел ли это ОН, я не знаю.       -Соул, - хрипло говорю я, он отвечает размеренным мычанием, - о каком деле ты говорил в палате?       -Да так, к Штейну зайти надо, ничего особенного.       Соул был молчалив, что расходилось с его поведением за последние дни. Либо он просто устал поддерживать во мне жизнь и как-то меня тормошить, либо его что-то беспокоит. Возможно, он просто так же волнуется из-за моего возвращения домой, как и я. В любом случае я слишком устала морально, чтобы расспрашивать его о чем-то.       Мы неторопливо плывем по коридору больничного крыла, я полностью отдала себя в руки напарника, поэтому иду, как послушная собака за своим хозяином, не представляя, куда тот ведет ее. У Штейна мы не пробыли долго. Он лишь дал мне рекомендации, касательно моего теперешнего образа жизни, а все остальное он и так уже сотню раз рассказал Соулу и даже записал все на листке, чтобы мы ничего не забыли и не пропустили. Мое лечение состояло из множества пунктов, в которых помимо Штейна мог разобраться только Соул.       Штейн проводил нас до выхода из Академии, в которой к моему удивлению, я не встретила ни одной живой души, пока мы шли. Всю дорогу Штейн непрерывно грузил нас какой-то информацией, которую я вообще не воспринимала, а вот напарник напротив – внимательно вникал в каждое слово профессора. Я вбирала в себя все звуки и запахи, которыми располагала Академия внутри, но как только мы вышли на площадку перед лестницей и Штейн покинул нас, меня охватила паника. Сотни и тысячи разных звуков врезались в мои уши, от чего я почувствовала головокружение и жуткое желание просто лечь прямо тут и закрыть уши руками. Но справившись с этой угрозой, я встала перед новой. Погода стояла солнечная, судя по жару, который обдавал часть моего тела, которая, вероятно, была повернута к нему. И я по началу не сразу обратила внимание на толпу учеников и преподавателей Академии, что отдыхали, сидя на лестнице, по которой мы сейчас должны были спуститься (лишь позже я поняла это по звукам и по душам, которые могла видеть). Утопая в этом жарком солнце, которое вот уже столько дней я не видела и не чувствовала, я подставила свое лицо прямо навстречу лучам, которые ласкали его своим теплом. Соул просто наблюдал за мной, я чувствовала кожей его взгляд и даже слышала его довольное цоканье. Уверена, что он сейчас смотрит на меня и на его лице красуется та самая моя любимая ухмылка, которая всегда придавала мне уверенности в том, что все будет хорошо.       Спустя какие-то время я услышала отдаленный шепот. Потом еще один и еще. Говорило много людей сразу. Они были повсюду! Шепот доносился до моих ушей обрывками предложений и отдельными словами. И в каждом таком сообщении я слышала свое имя.       Я сильно напряглась, ноги стали ватными, мне хотелось сейчас же вернуться в свою старую палату, лишь бы скрыться от этого шепота и наверняка десятков пар глаз, разглядывающих меня.       -Просто не думай об этом. Все хорошо, я же здесь. Пусть пялятся себе на здоровье.       Мою ладонь слегка сжали, и мы двинулись вперед навстречу неизвестности.