Во тьме

      В больничном крыле Академии имени Шинигами я нахожусь в общей сложности уже недели 2, возможно и больше, так как все мои дни проходят однообразно и уныло, поэтому время для меня течет крайне медленно. Так легко сбиться со счета в этих обстоятельствах. С момента нападения Ирмы на меня и в вовсе прошло больше месяца. Не верится, уже более месяца я не могу видеть. Время мое подходит к концу, и с каждым днем я все больше угасаю, я чувствую это. Без моего напарника, без любимого Соула мне стало невыносимо тоскливо. Компанию мне составляет только Кид, иногда заходит Патти, но оба они слишком заняты делами Академии и уходом за другими пострадавшими, поэтому большую часть времени я предоставлена сама себе. Я бесцельно брожу по своей палате, держась то за стены, то за стойки так надоевшей мне койки, иногда подхожу к окну, чтобы вдохнуть свежий воздух. Последнее я делаю крайне редко и то, если не чувствую приближения Штейна или еще кого. Мне запретили покидать палату и открывать окно, так как та моя вылазка в непогоду не прошла бесследно. Я простудилась. Но мой ослабленный организм и вовсе отказался бороться с недугом, поэтому простая простуда очень быстро перетекла в пневмонию. Сначала меня жутко лихорадило. Первые дни я провела в отключке, затем я пришла в себя, Штейн бегло поведал мне о делах и больше не говорил ни слова ни о задании Шинигами и Соула, ни о моем состоянии. Никаких подробностей. Кид также хранил молчание, а Патти знала не больше моего. Спустя несколько дней, проведенных на жаропонижающих и обезболивающих, температура упала, но по голосу Штейна я понимала, что ничем хорошим это для меня не закончится. Лихорадка означала, что организм еще пытается бороться, но сейчас его ресурс выработан, поэтому я просто существую, поддерживаемая лишь бесконечными капельницами, уколами и бульонами. Иногда у меня начинает сводить руки и ноги судорогами. Эту боль трудно перетерпеть, но я молчу каждый раз, хотя Штейн и колит меня сильнейшими препаратами. Они уже перестают мне помогать. Но я все также молчу. Хочу повидаться с отцом, но он пока прикован к постели, так как раны заживают медленно и болезненно, а к нему меня не пускают — Штейн боится допустить даже малейший сквозняк для меня, так как каждая мелочь может стать для меня фатальной. Как же меня тошнит от всего этого. А еще я заметила, что начинаю сходить с ума. Разум подводит меня. Несколько раз я просыпалась утром и спрашивала Кида, куда подевался Соул, а тот терпеливо пересказывал мне одно и то же раз за разом. В один из дней я вдруг спросила у Смерти младшего как дела у Лиз с Патти и почему они не заходят меня навестить. Тут уже он не смог подобрать слов.       Из редких визитов младшей Томпсон я узнала, что Блэк Стар наконец сделал из Цубаки Косу Смерти, а временным оружием Кида стал Экскалибур. Последняя новость даже вызвала во мне легкий смешок пока за ним не последовало осознание, почему так получилось. Дни текли один за другим, я потеряла всякий счет времени и уже не понимала, день сейчас или ночь. И все это время я безумно скучала по своей Косе. Тоска раздирала мое сердце наравне с беспокойством. Штейн сказал, что в том месте, где они с отцом нашли логово ведьм, не проходит сигнал. При каких обстоятельствах Азуса смогла засечь на мгновение Ирму, мы не знали. Это была просто счастливая случайность. Я не раз задавалась вопросом почему так долго нет вестей. Быть может, война уже проиграна, и весь ведьминский отряд находится на пути сюда? Целы ли мои друзья? Жив ли Соул? Последнее меня интересовало особенно остро.       Я остановилась возле своей койки, схватившись за спинку, чтобы не упасть. В голове было так туманно, меня покачивало из стороны в сторону, и я села. К горлу подкатила тошнота, я зажала рот рукой, судорожно соображая, где стоит специально отведенный мне таз.       — Погоди, сейчас, — Штейн подоспел как раз вовремя, пока он держал емкость, меня вывернуло в нее прямо перед профессором. Что ж, это далеко не впервой. Я уже перестала стесняться этого, — ты как?       Я отрицательно покачала головой, вытирая рот тыльной стороной ладони. Штейн приложил ладонь к моему лбу.       — Ты совсем ледышка, — так он говорит каждый раз, — я хочу взять у тебя кровь на анализ, приготовься.       Я поморщилась. Мои руки были сплошь в дырках от игл, которые уже не затягивались и периодически кровоточили. Но я не сопротивлялась. Если они хотят попытаться мне помочь, что ж, пусть будет так. Лично я уже смирилась со своим положением и в тайне надеялась, чтобы все это скорее закончилось. Во рту остался знакомый металлический привкус. Меня часто тошнит кровью. Что это и почему происходит я уже и не спрашиваю. Не думаю, что это знание что-то изменит для меня. Я покорно принимаю свою судьбу, жаль только, что она уготовила мне такой тяжелый и болезненный конец.       — Ну что же ты совсем раскисла? Уверен, скоро Соул и Шинигами вернуться и…       — Не надо, прошу, — я не дала профессору закончить фразу, — надежда для меня сейчас непозволительная роскошь.       — Как знаешь, но я бы на твоем месте не стал сдаваться.       — Это потому, что Вы не бывали на моем месте.       — Твоя правда, Мака, подними рукав.       Я послушно задрала рукав толстовки Соула, которую в последнее время почти не снимаю — она все еще хранит запах своего хозяина и приятно греет меня, когда я совсем замерзаю.       — Сейчас ты почувствуешь легкий укол, не волнуйся, я постараюсь быстрее закончить процедуру, — молоденькая медсестра с приятным голосом извещала меня об этом каждый раз перед забором крови, даже текст никогда не менялся. Пусть так, мне уже все равно. Я так устала от всего этого.       Она прошлась по моей коже спиртовой салфеткой, я почувствовала неприятное жжение, а затем игла вошла в мою руку, болезненно пронзая кожу, я зажмурилась. Кровь текла непозволительно медленно, мне стало дурно, к горлу снова подкатила тошнота. Штейн, должно быть, прочитал мои мысли по моему лицу и снова подставил таз, но ничего не выходило.       — Мака? — но ответить я уже не смогла, мне вдруг стало нечем дышать, — МАКА?       Игла выскочила из моей вены, но не успела медсестра наклеить на рану пластырь, как я упала назад на подушку и изогнулась в жестокой агонии. Судорога сковала все мое тело, я открывала и закрывала рот, словно рыба, выброшенная на берег, но не могла ухватиться за так необходимый мне сейчас воздух.       — Реанимационный набор, живо. И позови еще кого-нибудь на помощь, — слышала я где-то очень далеко голос Штейна, — Мака, ты слышишь меня? Мака?       Его голос сменился на какое-то раздражающее булькание в моей голове, я уже не слышала слов. И все мое естество сосредоточилось лишь на одном слове — боль. Она была внутри и повсюду вокруг меня одновременно. Мне удалось сделать глубокий вдох и на секунду расслабиться, а затем я услышала пронзительный вопль и не сразу поняла, что кричала я…       ***       Дальнейшее повествование в силу обстоятельств будет происходить от лица автора       16 дней назад              Небо в апартаментах Бога Смерти было настолько чистым и ярким, что его сияющая голубизна вызывала раздражение и тупую пульсирующую боль в висках. Одинокие редкие облака и вовсе выглядели слишком причудливыми, чтобы быть настоящими. Соломенная гладь песков и деревянные кресты лишь добавляли уныния этому месту. Прямо посреди всего этого расположилась тяжелая бетонная плита, на которой разместился ансамбль из грузного темного зеркала и низкого стола. За столом сидели двое: Бог Смерти, неуклюже держа в руках дымящуюся чайную чашку своими большими перчатками-руками, и его сын. Последний был слишком отстранен и погружен в себя, блуждая взглядом по окружающей обстановке, чтобы заметить серьезный взгляд отца на себе. Идеальный строгий костюм, ровная осанка и такая скорбь в янтарных глазах…       — Кид.       -…       — Кид? — громче повторил Шинигами, привлекая внимание сына.       — А? — Смерть младший быстро заморгал и встряхнул головой, отгоняя от себя назойливые мысли.             — Выпей чаю, успокой мысли.       — Боюсь, отец, чай мне сейчас вовсе не поможет, — Кид потупил взгляд на стоящую перед ним чашку. Шинигами внимательно следил за каждым изменением в выражении лица своего сына.       — Ты сделал все, что мог, никто бы не смог помочь ей без противоядия, ты и сам знаешь это, — он поднес чашку к своей маске и отпил немного.       — Знаю, но я мог не допустить всего этого. Будь я сильнее, девочки бы не пострадали, а Патти не потеряла бы сестру.       — Ты не можешь знать, что было бы, поступи ты иначе в том или ином случае. Убей я сразу Асуру вместо того, чтобы просто заточить его, не было бы всей этой кровавой бойни, которую мы пережили, не пострадали бы все те, кто пострадал. Возможно… это всего лишь предположение. И глупо жалеть о своих решениях, когда они уже были приняты и имели последствия. Этот путь не приведет тебя ни к чему, кроме разбитого сердца и искалеченной души.       Кид не ответил. Редко от Шинигами-самы можно было добиться серьезного разговора. Его простодушность и легкомыслие в обыденных вопросах порой слишком сильно затмевали глаза и легко можно было забыть о том, что в первую очередь он был Богом, и его мудрость была безгранична.                    — Послушай меня внимательно, Кид. Рано или поздно в жизни каждого происходит момент, который делит все на «до» и после». Тьма сгущается настолько сильно, что тебе начинает казаться, что ты не сможешь найти выход из нее. И именно в этот момент с душой происходит скачок, меняются ее возможности, расширяются границы, и только от твоих действий зависит утратишь ли ты самого себя в этой тьме или откроешь свой путь к величайшей силе, на которую способен. Так было с Макой, когда вы все оказались повержены Асурой перед тем, как она смогла одолеть Кишина, так было с Соулом, когда они проиграли той ведьме с ядом. Сейчас настало твое время, я знаю это. Ты должен подготовиться.       — Но что именно я должен делать?       — Ты должен открыться новой силе. Открой свою душу, расширь границы сознания и путь к возвышению проявит себя.              Смерть младший коротко кивнул отцу. Ему нужно было все обдумать, прежде, чем принять какое-то решение. Пока все, что он чувствовал — это боль. Ведь пару часов назад он держал за руку свою верную подругу, с которой разделил не мало моментов хороших и плохих. А теперь ее нет. И он слышал, как в последний раз она вдохнула легкими этот воздух, прежде, чем огонь ее души погас, и она ушла дальше. Это было так просто и быстро, что по началу казалось нереальным. Он не выпускал из ладоней ее холодную руку, даже когда его силой пытались оттащить медсестры больничного крыла Академии. И повторял про себя лишь одно слово — прости. Момент был невыносимо тяжелым.       Чай в чашке Кида совсем остыл, но он так и не притронулся к ней. Со стороны двери послышались глухие шаги, но звук был вовсе не от обуви. Шинигами младший поднял взгляд на отца и только после этого обратил внимание на гостя.       — А вот и ты. Спасибо, что нашел время и посетил нас, Экскалибур.       «Только его сейчас не хватало» — промелькнуло в голове у юноши.       — Я был рад, когда получил твое приглашение, Шинигами. Вижу, причина моего визита не доставляет радости.       — Ты уже все знаешь? Тогда ты знаешь также и причину, по которой я вызвал тебя?       — Что происходит, отец? — Кид был слишком измотан, а вся эта светская болтовня лишь добавляла раздражения.       — Перейдем сразу к делу. Экскалибур теперь будет твоим оружием. Временно, разумеется. Нам нужен каждый свободный повелитель. Тем более с силой Шинигами.       — Но мы даже в резонанс ни разу не вошли! И вообще я не уверен, что у меня получится. С Эвансом ничего не вышло.       — Не волнуйся, опыта Экскалибура хватит на то, чтобы помочь тебе. А теперь ты можешь идти, нам необходимо обсудить некоторые дела с глазу на глаз.             Кид медленно встал, неодобрительно переводя взгляд с отца на свое новое оружие и обратно. Снова секреты? Как быстро он забыл, что скрывать что-либо от Смерти младшего — не самая лучшая идея! Шинигами младший был уже у самого выхода, как вдруг его окликнул отец.       — Кид? — парень обернулся, — Ты же не забыл о нашем недавнем разговоре?       На мгновение прекрасное лицо юноши помрачнело, но лишь на миг, а затем он снова надел свою маску безразличия.       — Я помню, — и Смерть младший вышел.       Шинигами перевел взгляд на Экскалибура и жестом пригласил его за стол. Новая чашка появилась словно из ниоткуда, и он наполнил ее горячим напитком из небольшого чайника. Экскалибур тут же поднял чашку своими причудливыми лапами и отпил, издав хлюпающий звук.       — Ты уверен, что он готов?       Шинигами сделал глубокий вдох прежде, чем ответить.       — Я верю в его силу, он справится.       — Ну а ты сам? Готов ли ты уйти спустя столько лет? — круглый глаз впился в собеседника с нескрываемым любопытством.       — Знаешь, мой дорогой друг, я прожил не одну сотню жизней и сейчас я с уверенностью говорю тебе — я готов уйти на покой, если он вообще существует для Бога Смерти.       — Но он даже резонанс с той косой не в силах удержать!       — Он поймет, что нужно делать, когда придет время. А ты поможешь ему в этом.       Экскалибур цыкнул:       — Дурачье! Намечается спор?       — Ты опять за свое?! Столько лет прошло, но ты ни капли не изменился.       — Если твоему сыну удастся соединить все линии Сандзу до конца года, я буду подавать ему кофе целый год и на разу не упомяну про свои 1000 правил.              Шинигами засмеялся.       — Хотел бы посмотреть на это. Хмм, — белая перчатка потерла край маски, указывая на озабоченность ее хозяина, — так и быть, если ты выиграешь спор, я разрешу тебе преподавать, да простят меня студенты Академии за это. А если серьезно. Ты проследишь за ним?       — ЕСЛИ тебя не станет, я пригляжу за ним одним глазом.       Шинигами удовлетворенно хмыкнул и отпил чай из своей чашки.