Paradise

Ramin Djawadi — Home

      Раф, что странно, никогда не видел настоящее перекати-поле. За последние годы своих путешествий он успел повидать много всякой дряни от громадных, как и он сам, уродливых мутантов до адских тачек и механизмов, которых в своей нормальной — прошлой жизни — он никогда не наблюдал, а вот перекати-поле… да черт его знает, может, и попадалось Рафаэлю когда-то, а он и забыл. Не столь важно уже. Главное, что здесь, в сухой пустыне, эти запутанные клубки катятся по изрезанной глубокими трещинами земле почти каждые десять минут, если не чаще. Так что теперь-то мастер сай действительно может считать, что в этой жизни его уж ничем не удивишь. Впрочем, речь не об этом.       Когда их семья объединилась после стольких лет скитаний поодиночке, они перебрались в бывший Центральный парк Нью-Йорка, который, на удивление, взрыв и последующая мутация практически не задели. То ли природа оказалась сильнее, то ли это случайность и, как говорит Донни, своеобразная гармония между мутагеном и окружающей средой, но помимо гигантских деревьев и новых видов растений, ничего во флоре их города не изменилось. У Донателло даже есть теория, что, если бы нынешние мутанты умели не только расхищать и потребительствовать, никак не возмещая потраченные ресурсы, им бы удалось сохранить гораздо больше, чем они имели на данный момент. А на данный момент у них — сплошная Сахара, мертвая культура и никаких шансов на возвращение и дальнейшее развитие старых укладов жизни.       Нет больше ни кинотеатров, ни музеев, ни даже баскетбольных площадок и Раф не особо понимает, почему он единственный, кто задумывается об этом, когда даже вечный ребенок Майки стал похож на дряхлого столетнего старика, растеряв весь свой бешеный поток ребяческого энтузиазма, но при этом полностью влившись в новое общество, забыв обо всех вещах, которые вызывали на его лице широченную улыбку.       Да что уж теперь скрывать? Микеланджело — больше не их солнце и, если он и продолжает светить, то уже явно просто чтоб было, ведь у него больше нет той способности вытаскивать свою семью из самого кромешного ада одним своим смехом.       Донателло — уже не их гений и не источник тепла и заботы, в которые можно было закутаться как в мягкий плед и сидеть там до тех пор, пока он не заберет все больное и горькое; вместо родных карих глаз и милой щербатой улыбки теперь ржавая голова Металлоголового, которая хоть и сохранила братьям жизнь их умника, но Рафаэлю порой кажется, что Дону все же не удалось перекачать в железную оболочку весь свой разум, потому что иногда мастер сай ловит его на тех вещах, которые попросту отсутствуют в памяти у робота. Донни может воспроизвести лишь самые значимые события из своего детства, а вот, например, как они дрались за пиццу в День Мутанта или катались на скейтах по коллектору, увы, уже никогда не вспомнит. А что до Лео…  — Раф! Ужин почти готов! Садитесь! — весело восклицает старик, ранее похожий на мальчишку с веснушчатыми щеками и большими голубыми глазами, подбрасывая измазанный в какой-то стряпне половник.       На Рафаэля накатывает волна тошноты, но он как можно спокойнее сглатывает и, игнорируя слова брата, равнодушно скрещивает руки на груди и продолжает смотреть на сидящего к нему спиной Леонардо.       Бывший лидер сидит на земле, примерно за пятьдесят метров от их лагеря, и смотрит куда-то вдаль, кажется, окаменев вместе со всем остальным в пустыне. Он всегда отлично умел сливаться с любой средой и приобретенные громоздкие черты у него этого не отнимут.       Из Центрального парка они решили выбраться недавно, чтобы собрать побольше провианта, дабы затем вернуться в свой идеальный зеленый Рай и, возможно, больше никогда не покидать его без особой надобности. Донни, как и раньше, выручает их в финансовом плане, только если когда-то это была продажа программ в интернете, то теперь он попросту толкает оружие и запчасти всяким придуркам, не особо заботясь о том, в каких целях применят его изобретения. Нет больше в этом городе других гениев, кроме него, а значит, ни у кого мозгов не хватит использовать оружие в более глобальных целях, совершенствуя его. Да и не стоит.       Всеми же растратами занимается Майки, листая свои бесконечные списки необходимого и даже умудряясь подсчитывать сколько и чего им хватит для более-менее независимой жизни вдали от этого проклятого засухой и мутацией места.  — Ну ты и сука, Ренет, — Рафаэль поднимает взгляд к небу и долго-долго смотрит в черную густую дымку, закрывающую почти все звезды. В Центральном парке, благо, их видно гораздо больше, поэтому Раф пока помнит, как выглядят некоторые созвездия и звездопад.       Раф стоит еще несколько минут, ожидая, что где-то рядом вот-вот появится портал и из него неуклюже вывалится их временная подруга, огласив, что случившееся — это большое недоразумение и что сейчас она исправит и вернет все на свои места, но этого так и не происходит. А ведь говорила же, что в ее будущем они — Великие Герои, только вот не видно здесь ни героев, ни того хваленого мира, о котором часто упоминала подруга Микеланджело.       Наврала? Тогда зачем? Может, это была просто злая шутка судьбы и сама Ренет давно мертва? А если и так, то почему она заранее не предупредила их о взрыве и о его последствиях? Уж не в ее ли интересах было бы сохранить хотя бы собственную жизнь, не говоря об остальных?       Рафаэль рычит и пинает булыжник под ногами, покорно откатывающийся в сторону. Раньше ему бы было больно удариться ногой о нечто настолько твердое, теперь же — практически не чувствуется.       Мастер сай игнорирует очередные выкрики Микеланджело, провожает взглядом вышедшего на шум Донни, что недоуменно уставился то ли на него, то ли на сидящего в одиночестве Лео — по этой светящейся фиолетовой полоске сложно понять, куда точно смотрит робот, — и идет дальше, желая присоединиться к своему лидеру. Через несколько метров до Рафа доносится подавленный рев Чомпи, который тоже почуял неладное и теперь грустно поглядывает в сторону хозяина, когда-то совершившего с ним незабываемое путешествие по космосу.  — Ты расти быстрее и учись летать, как мама, — Рафаэль в последний раз поворачивается, чтобы взглянуть на дорогое ему существо, и что-то в сердце непроизвольно екает с такой силой, что импульс болезненно разносится по всему телу. — Я знаю, что ты не оставишь нас до самого конца, но сваливай-ка ты с этой дрянной планеты, малыш, пока очередная бомба Кренгов не погубила тебя.       Рафаэль чувствует, как его дыхание учащается; сердце вырывается из груди, выламывая ребра, а пульс можно прочувствовать едва прикоснувшись к шее. Он еще ни разу не оставался с Лео наедине после случившегося, так что ему одновременно и хреново и безумно радостно от мысли, что он наконец поговорит со старшим братом. Странное чувство.  — Как ты? — единственное, что вырывается у Рафа, когда он настигает лидера и плюхается рядом с ним на иссушенную землю.       Леонардо удивленно смотрит на мастера сай, а затем легко кивает ему, показывая, что все в порядке; Рафаэлю хочется орать и биться головой об стену, потому что брат не почувствовал его присутствия задолго до того, как тот оказался у него перед глазами. Лео полностью потерял свое невероятно тонкое восприятие пространства и собственной семьи.  — Там Майки ужин приготовил, — Раф как-то неловко кивает в сторону лагеря, придвинувшись к лидеру чуть ближе.  — Я слышал, — монотонно отвечает старший, вернувшись к созерцанию чего-то впереди. — Не хочу.       И тут Рафаэлю начинает казаться, будто они поменялись местами. Теперь он стал квакочущей надо всеми нянькой, думающей обо всем и сразу, а Лео стал им самим в прошлом: неразговорчивым, грубым, довольно агрессивным. Зато теперь Раф понимает, как чувствовал себя лидер, когда пытался поговорить с ним, а мастер сай лишь отмахивался, мол, ему не до этого. — Почему ты ушел?       Вопрос вообще многогранный, если рассматривать его с «лирическо-философской» точки зрения, но хоть этой Леовской чепухи у Рафаэля в голове ни на грамм не прибавилось, поэтому его вопросы все еще остаются прямыми и точными. — Я хочу побыть один.       А вот Лео утратил свою способность в обычных вопросах видеть двойное дно, поэтому отвечает так же точно и неглубокомысленно как и Раф. Орать от бессилия начинает хотеться все сильнее, поэтому мастер сай решает идти ва-банк. — Лео, — он неожиданно накрывает своей ладонью широкое плечо бывшего лидера и решительно смотрит в подсвеченную зеленым синюю радужку. — Ты хоть помнишь себя или хотя бы нас в прошлом?       Леонардо качает головой. Ни отрицательно, ни положительно. Пытается ответить? — Как думаешь, она мертва? — тихо-тихо спрашивает старший и сразу же замолкает, будто и не задавал никаких вопросов, хотя Раф прекрасно знает, что от них у Лео сознание рушится в мелкое крошево. — Кто? Караи?       Леонардо поднимает голову к беспросветной черноте над ними и смотрит в нее своими огромными глазищами так устало и отрешенно, что у Рафаэля не остается сомнений, что мастер катан в глубине души уже давно знает все ответы на свои вопросы, но хочет, чтобы младший брат их подтвердил или опровергнул.  — Ты отдал ее мотоцикл Мире?       Рафу на секунду кажется, что его по голове огрели чем-то чугунным; во рту пересыхает, перед глазами пляшут яркие огоньки, а в ушах оглушительно гудит. Раф почему-то вспоминает, как звучит паром.  — Ничего я ей не отдавал, — грубо отвечает мастер сай, косо посмотрев на Лео. — Я разрешил ей взять его, пока вся эта суматоха не закончится. Она здорово нам помогла и не надо винить меня в том, что я решил не почитать память твоей подруги, как, возможно, сделал бы это ты.       Леонардо поднимает надбровные дуги, заторможенно поворачивает голову и хмыкает, как бы соглашаясь.  — И все же… — голос у лидера уже не такой чарующий и в то же время властный, а, скорее, очень низкий, но все такой же глубокий; в него все еще хочется вслушиваться как в музыку. — Что вам известно про Эйприл?  — Ничего особенного. Донни до сих пор любит ее, хотя я не особо уверен, что в его… положении возможно любить, — Раф старается правильно подбирать слова, будто оправдываясь перед сэнсэем как в старые добрые времена, когда он поздно приезжал домой и тут же получал по шее от любимого отца. — Он — робот, бро, может, у него инстинкт такой выработался или Дон сам заложил себе это в базу данных, но он продолжает искать ее. У Эйприл ведь был иммунитет ко всей этой инопланетной херне, поэтому он считает, что она скрывается с Мутанималами, Караи и, наверное, Шинигами.       Леонардо меняет свое положение, развернувшись к мастеру сай до конца, поэтому они оказываются сидящими друг напротив друга. Раф чуть щурится, оценивающим взглядом пробегаясь по новой комплекции брата. Не сказать, что он пропорциональный, не отметить, как раньше, что, на самом деле, Лео из них самый симпатичный хотя бы за внутренний букет качеств, которые делали его самым особенным братом, что только мог быть у Рафаэля, и вообще бывшего лидера отныне сложно назвать черепахой, если не обращать внимания на вросший в спину панцирь. Пожалуй, они все сами на себя уже давно не похожи.  — Ты стал каким-то угловато-квадратным, — Лео впервые искренне смеется и Раф тоже не может сдерживать улыбки. — Это что у тебя, щетина?!  — Угу, — с гордостью подтверждает Рафаэль, проводя ладонью по щеке. — Теперь бриться, зараза, приходится каждый день, но оно того стоит!       Братья долго прикалываются друг над другом, тыкая в разные мутировавшие места на своих телах и словно забывают и о катастрофе, и обо всех проблемах и о лагере, где вся их семья уже давно ужинает. Сейчас только Лео и Раф. Как несколько лет назад.  — Так значит, Кейси с вами? Ты о нем так ни слова и не сказал, — улыбка с лица мастера сай слетает словно лист от порыва осеннего ветра, и он грустно вздыхает, опустив взор к земле. — Раф?  — Когда все это случилось… ну, когда ты толкнул нас с крыши и принял весь удар на себя, я даже не понял, что случилось. Мы упали и услышали такой грохот, что я глотку рвать начал, чтобы хоть немного заглушить его. Как потом оказалось, кричал я не от упавшей бомбы, а от оттого, что из нее волной выплеснулось на весь Нью-Йорк. Дальше — тишина. Я проснулся, когда все уже было кончено. Помню, что на улицах стояла пыль и зной, как будто температура подскочила на 20 градусов; Майки и Дона не было рядом. Я думал о том, что нужно найти тебя, но ноги уже несли меня к дому Кейси. Я не осознавал, кто я и что случилось, совсем ничего не понимал и не видел; единственной целью стало найти и спасти уцелевших. Но, когда я нашел его в их с отцом квартире… Лео, там не было ничего, кроме костей. Останки Джонса лежали прямо на полу рядом с его маленькой сестрой, о которой он столько рассказывал, и которую я все никак не мог увидеть лично и ничего, понимаешь, я ничего не мог с этим сделать!       Рафаэль замолкает. Леонардо поджимает нижнюю губу и притягивает к себе брата за локоть, накрывая его редко вздрагивающее от всхлипов тело массивной рукой. Раньше так делал Раф, когда Лео уходил в себя и не желал выходить на контакт, но теперь они, наверное, и вправду поменялись местами.  — Я не знаю, сколько провалялся там, рыдая, как последняя девчонка и умоляя всех богов забрать меня вместо семьи Кейси, но, когда я встал я увидел себя в зеркале, висевшем напротив, — мастер сай выпрямляется под весом старшего брата и смотрит в его горящие болью и отчаянием глаза: — Я просто взял его череп и, клянусь, больше часа простоял с ним в руках, таращась в зеркало и видя Кейси живого рядом со мной. Мозг не принимал реальность, хотя что-то внутри меня уже медленно начало сжирать мои воспоминания о том, чем я дорожил раньше, так что я нашел нашу фотку с Кейси у него в шкафу, взял с кухни чудом уцелевшую бутылку виски и больше никогда не возвращался в то место.       Братья еще долго молчат, погруженные в собственные мысли. В нескольких километрах от их лагеря занимается песчаная буря, а на линии горизонта едва виднеются подсветившие темное небо лучи. Это не солнце и никакой не контрастный рассвет, возможно, радиация, а может, нечто иное, братья не обращают внимания. Они лежат на холодной твердой почве, обняв друг друга и закрыв глаза, и все, чего они по-настоящему хотят — это никогда больше не подниматься и не отпускать друг друга. Наконец-то им не нужны слова и их души словно объединены в одну. Лео и Раф дышат любовью, что до сих пор живет в их сердцах, несмотря на то, что они давно совершенно другие. Они ведь все еще братья. Они все еще одни против всего мира. Они все еще дома. — Раф! — Леонардо вдруг затормошил брата из сторону в сторону. — Раф! Вставай!  — Что? Зачем?       Рафаэль вот-вот готов приподняться на локтях и понять, зачем лидер нарушил зародившийся между ними покой, но тут он понял, что лежит на чем-то мягком и отрываться от этого совсем не хочется, а когда мастер сай открыл глаза, то и вовсе увидел, что находится он не в пустыне на краю света, а в своей комнате, на своей кровати, где рядом с недовольным лицом, скрестив руки на груди, стоял ЕГО Лео!  — Лео!       Леонардо и слова сказать не успел, как младший брат повалил его на матрас и прижал к себе, зарывшись носом в шею и вздохнув так жадно, что мастеру катан показалось, будто Рафаэль слегка поехал.  — Воу, бро, ты чего? — Леонардо попытался отстраниться от брата, но все было без толку. — Раф, задушишь же, Раф!  — Да заткнись ты уже.       Рафаэль только сильнее сдавил брата, отчего у того на секунду сперло дыхание, но он тут же расслабился, осторожно обвив руками Рафа в ответ.  — Я очень, очень скучал по тебе, — прошептал мастер сай, бесконтрольно целуя старшего в висок и скулу. — Мне такое дерьмо приснилось, ты не поверишь!       Лео еще пару секунд недоуменно похлопал глазами, но, осознав, что младшему и вправду приснилось что-то ужасное, раз накинулся с такими объятиями, прикрыл глаза и, поглаживая Рафа по затылку, прошептал в ответ:  — Это был просто сон. Мы дома. Все хорошо.       В дверном проеме стояла Ренет, гостившая у черепах уже несколько дней. Понимая, что в ближайшее время Раф вряд ли оторвется от Лео и будет всюду петлять за ним хвостом, она загадочно улыбнулась, бросая последний взгляд на расплывшегося в улыбке лидера и на то пробегавшегося пальцами по его панцирю, то до хруста сжимающего Леовские плечи в ладонях Рафа, и покинула комнату, надеясь, что сделала все правильно.       Пускай подобное будущее останется лишь сном Рафаэля, а настоящее — Рай, — откуда пришла Ренет и которое обещано братьям как Великим Героям, будет ожидать не только их, но и всех тех, кого они сами пожелают там увидеть. Никаких потерь. Больше никакой боли.