Анорексичка

Я качаю свой пресс, позвоночник вгоняя внутрь, У меня синяки на теле и под глазами. Мама плачет в одно из тихих холодных утр, В нашей кухне уж всё залито её слезами. Мама плачет, готовит на плитке себе омлет, Я спускаюсь по лестнице и улыбаюсь молча, Летит в урну с утра приготовленный мне обед, И сама на себе я готова поставить точку. С каждым днём меньше вес, меньше радостей и тоски, Я одна в целом мире, и рёбра торчат, как стрелы. Мои руки и ноги бледны, но зато тонки, И от жуткого холода вечно трясётся тело, И ключицы мои уже стали острее бритв, Локти, словно ножи, кожа, словно у старой девы. Моим ранам внутри не наложишь ни жгут, ни бинт, Зато стрелка весов снова резко качнулась влево. Я добилась всего, я воздвигла себя сама По античным скульптурам, по гениям ренессанса. Это тело - моё, моя гордость, моя тюрьма... И вина здесь на мне. И исправить всё нет ни шанса. Я сидеть не могу, моё тело полно волос И порезов. Мне так одиноко и как-то пусто. Я безумно устала от маминых вечных слёз, Я сжимаю запястья до боли свои, до хруста. На них красная нитка, как метка и как браслет, Голодать уже опостылело, вошло в привычку. Ну зато мне всего лишь семнадцать. Семнадцать лет - Это самое то для "типичной анорексички". Это тело моё; мой безумный и жуткий храм, Но зато вызывают улыбку живые кости. У меня под контролем всё. Правда. Поверь мне, мам. Жаль лишь, я никогда не смогу уже это бросить. Все вокруг говорят: "боже, милая, так нельзя... Нужно кушать... Какая худая, совсем как спичка..." Я не слушаю их; на лице ведь одни глаза, Я - такая, как есть. Я - больная анорексичка. Я потом прекращу, когда будет, как я хочу - На весах и в душе тридцать трепетных килограммов. Я дышать не могу. Боже, мама, звони врачу. Может, это конец? Я люблю тебя, правда, мама.