Кроме правды

О мертвых говорят либо хорошо, либо – ничего. Кроме правды. Джек пытается её вспомнить – под небесно-голубыми спущенными флагами. Правда. Моррисон любил вытаскивать правду на допросе, словно раскалёнными щипцами из глотки. Притягательно-уродливую. Чтобы натравить её на кого-то еще. «Кто-то» мог быть любой. Даже тот, кто прикрывал его спину в Омнический Кризис, кто сражался с ним в самом замесе. На кого он мог положиться. Друзья. Но это больше не они – он знает. И никогда не испытывал чувств – лжет – поймал себя на этом и забыл. Он вспоминает об Ане, как о начале Ударного Отряда. Они были втроем на защите мира, который им не верил. Джек был красивым – ему так говорили, он это ненавидел. До войны. А затем с проседью и кривыми шрамами на лице. Он не умел улыбаться и говорить нужные слова. – Что, Моррисон, плохой денек сложился? Рейес вечно появлялся как из пустоты. Выжидал – ни инициативы, ни навыков лидера. Снайперка в руках и сосредоточенность – вот кем он был. А не главой самой влиятельной организации. Но он умел улыбаться и подбирать нужные слова. У него в руках были отчеты. Джек не любил смотреть на его глаза – они у него были словно мертвые, имплантированные на SEP, прижившиеся. К счастью, наверно. Моррисон вертел в обтянутых плотными перчатками пальцах блок памяти. Небольшой, запачканный в масле… живьем выдернутый. С правдой. Протягивает без лишних фраз. Джеку не нравилось быть одиноким. Он просто стоял у Гэбриэла, слушая шелест бумаг. Даже когда был на другой стороне. Два лидера – Overwatch и Blackwatch. Один выпивал в баре по пятницам. Другой – безвылазно зависал за рабочим столом. Ана не ходила с ним. Никогда. Но слушала его: – Рейес не сможет защитить Overwatch. Он снайпер – он сидит и чего-то ждет, Ана. И говорит осторожно, на вид даже убедительно, когда Петрас брызжет слюной. Гэбриэл знал, что делает Моррисон за его спиной, но молчал. Исправно сдавал отчеты. И наблюдал, как он прогуливается по коридорам. Рейес редко выходил на миссии. Если даже выходил – его все равно никто не видел. – Почему ты приняла его приглашение, Ана? – голос Джека не дрогнет, но в нем – чистая обида. – Ты сам ответил на свой вопрос. Помочь защитить. Она приглаживает взъерошенные волосы и от чего-то обнимает мужчину – бронежилет мешает и слои одежды. И неприступность. Потому что он уже не верит, и его трясет от злобы. – Я знаю, чем поднять тебе настроение. Джеку нравился спарринг. И нравилось – ненормально, – когда Амари его опрокидывала, прижимала. А потом вставала, как ни в чем не бывало, иногда поднимала и его. Он скрывал растерянный взгляд. Неправильно. Моррисон помнит, как она била омников – одного за другим, они падали грудой металла кругом. Её дробовики казались легкими, послушными. Как какая-то небылица. И вновь он видит протянутую руку, раздраженно обнажает зубы: – Что, сейчас уйдешь? Она дергает и не отпускает. – Через час встречаемся у выхода. – И чуть кривясь добавляет: – Надень что-нибудь гражданское, прошу. В тот день была не пятница. И ехали они не в бар. Рейес и Моррисон сидели как можно дальше друг от друга в такси, Ана была на переднем. Что-то увлечено объясняла водителю. Целый вечер они сидели в каком-то забытом богом кафе на отшибе. Играла старая музыка и крепче черного чая ничего не приносили. Джек вспоминал прошлое. Ему казалось, что так оно и было. Гэбриэла развели на тир, где он то и дело пускал «Как из этого можно стрелять?» Но приволок здорового плюшевого зайца и впихнул Ане в руки. В итоге все равно оставили его сидеть за столом с оплатой, которую никто не торопился забрать. На обратном пути они уже смеялись и были втроем на заднем сидении. На ночь остановились в отеле – не хотели вламываться на базу, чтобы еще на подходе им светили в лицо фонариками. Единственную ночь спокойно поспать. Гейб предложил повторить. Они – согласились. Проваленную миссию Моррисон помнит как сейчас. Ана сидела в шаттле, когда уже все вышли. – Он сказал уходить, Джек, – она говорила почти механически, потупившись в пол. Снайпера сняли. Джек бережно вытирает свою кровь с орудия пыток. На его новой синей форме она хорошо видна. О мертвых говорят либо хорошо, либо – ничего. Кроме правды. Джек пытается её вспомнить – под небесно-голубыми спущенными флагами. Пока пустой гроб медленно опускается в землю. Но правды нет. А на установленной плите: «Коммандер Overwatch       Гэбриэл Рейес».