нет.

      Адамаю хотелось много разных вещей. Одной из таких, безусловно, была месть. Так же ему хотелось стать сильнее. Быть настоящим драконом. Существом, достойным любви, и уж точно превосходящим младшего брата.       Иметь много амбиций.       Держать собственного брата, раненного и покрытого кровью с головы до пят, в своих руках?       Определённо, нет.       Он держал неподвижное, едва дышащее тело в своих руках, глядя точно в самые глаза. Слёзы стекали по его щекам, мешаясь с кровью из царапин, коими была исполосована вся кожа на его лице. Вот только никакой гримасы ужаса или боли не было, нет; он улыбался, невидяще глядя на дракона.       Его друзья не заметили ни их сражения, ни того, как Адамай, полный ярости, сумел призвать копье Стазиса, что мало чем отличалось от того, что всегда делал его брат из Вакфу. Ему удалось пробить щит элиатропа, а затем ударить его в живот, тем самым обагряя его одежду и землю под ногами.       Никто не заметил ни того, как его брат упал на колени, руками сжимая живот, ни того, как он резко вздохнул, ни вообще хоть что-нибудь.       Никто, кроме Адамая.       Колени Юго покрылись грязью, как только он рухнул на землю, и он сдавленно прошипел, когда Адамай зашагал к нему.       Его живот болел так сильно, а по ногам разливалась ноющая боль. Юго почти не чувствовал левую руку. Настоящую агонию вызывало любое, даже самое незначительное движение.       Хах, вот так вот. Он весь искалеченный и израненный, а его брат едва ли хоть как-то пострадал…       Он пытался заговорить, но почти сразу же был прерван Адом.       Вместо этого он просто улыбнулся, начав плакать. Черт возьми, он не хотел умирать. Он мог прожить ещё так много, так много экспериментировать, посетить так много миров, которые он хотел увидеть. Он хотел помириться с братом, хотел вернуть всех элиатропов в мир, где всё ещё есть время. Он хотел вернуть свою семью. И днём, когда ему удалось воплотить в реальность одну из этих вещей, оказался день, когда ему всадили копьё в живот.       Он закрыл глаза и повернул голову к руке Адамая, которая держала его за шею. Становилось тяжело дышать. Он чувствовал горячие слёзы на своем лице, но они были не его. До него донеслись всхлипы, после которых хватка на шее ослабла. Юго издал свой последний вздох, а затем обмяк в руках родного брата.       Это было уже слишком.       Адамай закричал.       Теперь все слышали.       Теперь все заметили.       Теперь все ринулись на помощь маленькому элиатропу.       Но было поздно. Слишком поздно. Он видел дух своего брата, что находился совсем рядом с ним, грустно улыбаясь, а потом он, ничего не произнося, обнял его в последний раз, чтобы в следующее мгновение просто испариться.       Он не мог и пошевелиться, застыв на месте, так и держа бездыханное тело брата, уже никого не слыша. Всё, что он чувствовал — безмерная пустота в его сердце, где должна была быть жизнь его брата, его родственной души, его второй половины.       Было много вещей, о которых он сожалел. Это — одна из тех, что уже никогда не удастся исправить.