Пепел

Красный цветок… исторгает из себя ядовитые брызги… безудержных… чувств… Страсть… Дикая огненная страсть… Как жгучая лава… Как раскалённая стрела… Я очень хорошо помнил этот день. Это был день моего рождения. Мой отец подарил мне книгу о Джонсе. Последним уроком в школе была история – по мнению Дейла, одна из самых скучных наук. Миссис Вейвтейл, пожилая мышь в толстых очках, монотонным голосом рассказывала о дочеловеческих княжествах, тыкая указкой в пёструю карту Северной Америки, на которую было нанесено огромное количество звериных поселений, существовавших на континенте ещё до того момента, как на американскую землю ступила нога человека по имени Колумб, и даже до того момента, как первый человек перешёл то место, где сейчас располагается пролив, отделяющий восточную Россию от Аляски. Я взглянул в тетрадь своего соседа по парте. Красноносый бурундук что-то рисовал в ней — к сожалению, из-за его скромных художественных способностей понять, что же рисовал Дейл, не представлялось возможным. Что ни говори, а звериная история намного сложнее, чем та, которую преподают в человеческих школах. В начале урока я ещё пытался хоть как-то запомнить хотя бы краткое содержание этой «Санта-Барбары», но к середине урока я уже окончательно запутался в степенях родства многочисленных мышиных королей, а к концу урока и вовсе клевал носом. Звонок с урока никогда не был столь долгожданным. Словно томившая в клетке птица, я выпорхнул в коридор, едва не сбив с ног Джинни – просиживающую часами в библиотеке шиншиллу-всезнайку. В руках у Джинни была стопка толстых книг, тотчас оказавшаяся на полу. – Ох, прости… – я тут же принялся подбирать упавшие книги. – Ничего, - улыбнулась Джинни. – С днём рождения, Чип! – Ты что, изучаешь мёртвые языки? – я взглянул на обложку старинного фолианта, на котором золотыми буквами было выведено «Высказывания философов Древней Акорнии» – Роденция — не мёртвый язык, на нём ещё изъясняются в некоторых странах, хоть его изучение и не входит в основную программу. Я попытался вспомнить, что же такое роденция. – Язык первогрызунов, верно? – Был чем-то вроде латыни у людей. Сейчас роденцию вытеснили заимствованные у людей языки международного и межвидового значения, такие как английский, немецкий, французский, испанский, русский, арабский, китайский… – Прости, Джинни, это всё, несомненно, крайне интересно, но я очень спешу на ХОККЕЙНЫЙ МАТЧ!!! – прокричал я, вприпрыжку выбегая из стен школы. На улице меня уже ждал Дейл. – Не могу поверить, что ты приобрёл эти билеты! Вот только зачем бурундукам билеты на человеческий хоккей, ведь мы же можем пройти и так? – На чемпионат какого-нибудь маленького городка — без проблем, но не на финал НХЛ! – ответил Дейл. – Ты тех сторожевых мордоворотов не видел – они даже такого крупного хомяка, как толстяк Томми, слопают и не подавятся. Что поделать, желающих посмотреть финал НХЛ зверей было ничуть не меньше, чем людей, поэтому здесь на помощь приходила специально для этого созданная служба из полицейских собак. Люди и не подозревали об истинной роли четвероногих, следивших за порядком на подобных мероприятиях не только в мире людей, но и в мире животных. – Ну, можно было договориться через Платона. Наверное. – Хех, так я через него билеты и достал! Вот, держи этот билет! Он твой! – Дейл протянул другу заветную бумажку. Я смотрел на билет и не мог поверить своим глазам. На всякий случай ущипнув себя и убедившись в том, что это не сон, я протянул лапу. Билет не растаял в воздухе, а был вполне материален. Билет был миниатюрной копией настоящего человеческого билета и давал право прохода в специальную «грызунью» ложу, расположенную под трибунами и специальным образом скрытую от людей. Вид оттуда, конечно, открывался не самый лучший, но на этом стадионе более удачных мест и не было (по причине того, что для грызунов они были единственными). На игру был организован специальный дирижабль, вроде того, что использовала Гаечка, но гораздо более вместительный. Лететь нужно было несколько часов… Весь первый период я сидел как на иголках. Осознание того, что всё не может быть настолько прекрасно и замечательно, не покидало меня ни на минуту. Усилилось это чувство после того, как я увидел, что большая часть полицейских собак внезапно покинула матч. – Дейл, мне кажется, или?.. – Тебе кажется, - ответил красноносый грызун. – Период закончился, вот они и свалили… И всё же мои опасения были не напрасными. Страшный пожар бушевал в нашей деревне, в то время как «Питтсбург Пингвинз» забивали свою восьмую шайбу. Когда мы вернулись, было уже слишком поздно. Лес, в котором прошло всё моё детство, был охвачен пожирающей всё на своём пути стихией. Будь это низкопробный фильм, я упал бы на колени и закричал бы изо всей мочи «НЕЕЕЕЕТ!!!». Однако я просто смотрел на горящее дерево, внутри которого когда-то располагался мой дом. – Я знал, что так будет. Я предвидел это. – Ты говорил мне, что не веришь в подобные вещи. – Я и сейчас не верю. Так не должно было случиться! Дейл, скажи мне, что это всё неправда, что это всё – лишь страшный сон! Если замедлить всё произошедшее в несколько раз, можно было бы предположить, что я направился в сторону своего родного дупла. Но нет, я не направился – я бросился, бросился прямо в бушующее пламя, не задумываясь о том, какой вред мне может причинить огонь. Очнувшись, я увидел перед собой белый кафель больничной палаты для грызунов и перемотанного бинтами Дейла. – Где я? – Ожоговое отделение, - ответил Дейл. – Доктор сказал, что мех со временем восстановится, правда хвост пришлось немного подстричь. Но не тебе одному. – Это всё из-за меня… – Это всё из-за каких-то придурков с пиротехникой! – тоном строгой училки возразил Дейл. – Фейерверк в дерево попал. – И спалил на хрен весь наш посёлок? – Получается, что так. Пожарные передали тебе вещи, – Дейл указал взглядом на лежащий рядом с койкой пакет. – Это всё, что уцелело. – Папина куртка там? – С воротником такая? Да, вот она, - бурундук достал чудом нетронутую огнём лётную куртку с ватным воротником и помог мне её надеть. – Чарли Мэплвуд? – прочитал Дейл имя, вышитое на груди. – Мой отец. Я эту куртку теперь всегда буду носить! В память о нём. – Даже летом? Она вроде зимняя… – Даже летом.