Покажи мне любовь

Рейтинги «Ворона» падают. Пятнадцатое место. Пятнадцатое…пятнадцатое…пятнадцатое… Эйдзи мрачнее тучи. Сломанные карандаши и выдранные перья устилают стол. В студии темно и тихо. Непривычно. Ассистенты, весь день ходившие тише воды ниже травы, давно разошлись по домам. Эйдзи вертит в пальцах перо. Острый кончик больно колет грязную от капель туши подушечку. Эйдзи вздыхает и переламывает пластик пополам. Мозоли на большом и среднем пальцах шершавые и грубые. Наверное, у всех мангак такие. Эйдзи смеется, а потом достает телефон. Долгие гудки сменяются ночной тишиной по ту сторону трубки. — Ниидзума? Голос не сонный, уставший. У заместителя главного редактора нет времени на сон. Только на полуночную меланхолию. Но юному гению об этом знать не обязательно. — Покажи…Покажи мне любовь. «Что?» и «Ты знаешь сколько сейчас времени?» здесь неуместны. — Ты серьезно? – смеется Хэйси. — Покажи, покажи, покажи мне любовь, — словно заведенный шепчет в трубку Эйдзи. Хэйси японец. Хэйси за сорок. Хэйси боится за психованных подростков с острыми предметами в руках. — Ты один? — Покажи… — Жди. Скоро буду. Ночной Токио унимает головную боль не хуже таблеток. Хэйси привычно небрит, но без очков. Он пахнет холодным воздухом, бензином и сигаретами. — Почему ты один? Где ассистенты? — Сейчас они бесполезны. Гений, жалкий, тощий, черный, как комок ссохшихся чернил, сидит в углу. Паркет вокруг усыпан клочьями бумаги и черными птичьими перьями. Хэйси вздыхает и садится рядом. Закуривает. Эйдзи морщится, но молчит. Хэйси вздыхает и тянется, чтобы коснуться костлявого плеча. Малолетний гений вздрагивает. Он теплый, почти горячий. Ткань балахона мягкая от старости, местами вылинявшая до грязно-серого. — Не воспринимай все так серьезно. У всех бывают взлеты и падения. — Не у меня. Крыть нечем. — Чего ты хочешь от меня? — Покажи… Хэйси обрывает его резко, со свистом втянув воздух: — Как ты себе это представляешь? Сводить тебя на сопливую мелодраму? Прочесть лекцию? — Покажи. Голос Эйдзи набирает пугающую глубину и силу. В открытую форточку задувает ветер. Листы раскадровки летят со стола и падают у ног. Хэйси так и не разулся. Вежливость сейчас ни к чему. — Мальчик…Ты сам не знаешь, чего хочешь. — Того, чего потребовал! — Но я не могу дать тебе это! Тем более – показать. — Ты сказал «необходимо добавить любовную линию». Покажи мне. Покажи! У Эйдзи взгляд смертельно больного ребенка. Кажется, он вот-вот разревется. — Ты все воспринял слишком буквально. Понимаю, это возраст и… Правильную речь в лучших традициях воспитания молодежи прерывает короткая пощечина. Смуглую щеку расцвечивают хлопья засохшей туши. «Штриховка» — мелькает в голове у Эйдзи прежде, чем его запястья стискивают стальные наручники чужой руки. — Без истерик, — жестко говорит Хэйси. Белок в красных прожилках страшно мерцает в полутьме. У Эйдзи дрожат губы. Полные. По-детски капризные губы. Сухие, в лохмотьях прокушенной кожи. — Покажи, — стонет он и кусает мужчину за подбородок. Зубы белые, крупные. Прикус неровный. А язык сладкий. Словно мальчишка только что съел шоколадную конфету. Хэйси жмурится, не в силах вынести этой сладости. Покажи…покажи…покажи… У гения выпирают ребра и позвоночник, похожий на изгиб крутого моста. Сколиоз. Покажи, покажи, покажи мне любовь. И он показывает. Валит тощее, некрасивое в своей болезненной худобе тело на пол и накрывает своим. Это все стресс. Чертова работа. Чертово налогообложение. Чертов авитаминоз. Листья пожелтели и опали. А он даже и не заметил. Из окон офиса не видно ни черта. Эластичные брюки легко скользят вдоль худых бедер, цепляются за лодыжки, а потом сдаются. Мальчишка выгибается, но молчит как на допросе. С улицы слышится звон и вой сигнализации. Нарушители границ. Дозволенного. Будут. Наказаны. Но позже. Все позже. А сейчас. — Покажи, покажи, покажи мне любовь, — шепчут окровавленные губы. И Хэйси показывает. Ему жарко. Тонкое пальто летит на юг. Следом гусиным клином плывет черная водолазка. И массивная металлическая зажигалка подводит черту. Пряжка ловит блик уличного фонаря. Мальчишка ерзает. Ему больно. Но он терпит. Малолетние психи умрут, но не сдадутся. Кажется, они готовы на все. Все. Мальчик шипит рассерженной змеей. Извивается, когда Хэйси лижет солоноватый сгиб колена. Кожа нежная. Совсем ребенок. Но Хэйси показывает. Он не в силах остановиться. — Покажи… — Покажи-и-и… Он затыкает детский рот грубым поцелуем. Что-то свербит внутри. Но ему хорошо. Хорошо, как не было еще никогда. Бывшая жена. Грудастая, красивая, мучнисто-белая. У него всегда стояло на хорошие сиськи. Оказывается, у него стоит даже на впалую грудь мальчишки-дистрофика. Между ягодиц у гения горячо. Очень. Туго. Тесно. А потом – влажно. И хлюпает при фрикциях, как у девчонки. — А-а-а-х… — Мм… — Хлюп-хлюп… Чертов фрик даже свой первый трах сопровождает звуковыми эффектами. Хентай потерял Иисуса. Когда сосков касаются влажные пальцы с обгрызенными ногтями, Хэйси сдавленно стонет и жадно впивается пальцами в тощие бедра. — Еще. Еще. Еще. Хочется засадить ему до самой сердцевины. Чтобы там, во влажной, белесо-багряной мякоти проросло его семя. Эйдзи колотится головой о паркет. В горячке он может расколоть себе череп – саламандрой мелькает мысль и скрывается в огне похоти. Подставить ладонь под теплый, в мягких завитках волос затылок оказывается легче, чем понять причину мысли. Мальчишка дрожит, как от холода, но по лицу его текут капли. Пота и слез. — Вот она. Вот она. Фары оргазма слепят глаза. Столкновение на сверхвысокой скорости. А потом – потом белый свет и тоскливый вой полицейских сирен. Хэйси дышит тяжело. Сорок три… Черт. Мальчишка мычит и трется маленьким, но крепким членом о его живот. Выйти из его растраханой, но все еще поразительно тугой дырки оказывается не так просто. Мальчишка кривится от боли, но тут же затыкается. Слизывать собственную сперму с белых ягодиц. Кажется, сумасшествие заразно. Он никогда никому не отсасывал. Даже в жарком пубертате не допускал подобной мысли, но. Но мальчишка толкается красной головкой глубоко, до самых гланд. Проходится по ребристому небу. Стонет, когда язык ласкает узкую щелку. Его сперма почти бесцветная. Лишь чуть-чуть опаловая. И слегка горчит. Вязкая. Но проглотить ее легче, чем идти до туалета. Ебаный фрик. Ебаный стыд. Ебаный мир. Пока они трахались, мальчишка где-то достал баночку туши, отвинтил крышку. Хэйси весь в черных разводах. Соски. Живот. Спина. Лицо. Покажи мне любовь. — Увидел? Эйдзи смеется, закатывая глаза. Зубы блестят. А язык черный, как у змеи. Гаденыш. Гениальный гаденыш. — Повелся. Повелся! — хрипит он между спазмами дикого хохота. — Не парься. Мне уже восемнадцать. Да и редактор ты неплохой. — Зам глав реда, — автоматически поправляет его Хэйси. — К черту. Эйдзи поднимается и морщится. Задницу щиплет. По бедрам течет. Смущение ему неведомо. Он наклоняется, и Хэйси видит алую дырку меж тощих ягодиц. — Любовная линия, говоришь?