Радуга на камнях

Любовь слабо одаренного человека носит сентиментальный характер (Рихард фон Крафт-Эбинг «Половая психопатия»)

- И пусть Господь благословит вас! Дин терпеть не мог скрип лопат о камни. Пациенты, которых почти все без исключения сотрудники корпуса «В» про себя или шепотом называли заключенными, медленно расступались перед большой черной машиной, въезжающей во двор. - И пусть Господь наш истинный благословит Вас, мистер! – к приоткрытому из-за жары окну наклонился худощавый тип в серой больничной пижаме со здоровенным деревянным крестом на шее. – Доброе утро, мистер Винчестер. - Доброе утро, Барри, - ответил Дин, стараясь улыбаться. – Как твоя спина? - Даст Бог, все будет хорошо через пару недель! Уже почти не болит, мистер Винчестер. - Это хорошо, Барри. А теперь, старик, подвинься немного, я припаркуюсь. На улице было очень жарко, и хотя Дин ничего не имел против лета, такая въедливая духота донимала его. Он вышел из машины, обмахиваясь утренней газетой. Барри тут же снова подскочил к нему. - Вы знаете, что случилось ночью, мистер Винчестер? Дин закрыл дверцу Импалы, щелкнул сигнализацию и поморщился. Скрип лопат о камни. Каждое лето способных к работе пациентов выводили на поля, особо отличившимся давали лопаты и мотыги. Работа в Джунитаун считалась шагом, близким к выздоровлению, каждый пациент, способный рассуждать, знал: если тебя выгоняют к земле, значит, ты словил удачу. Корпус «В» стоял как раз между двумя огороженными колючей проволокой участками земли, куда пациенты со всей больницы приходили в первую очередь. Лето для Дина последние годы всегда начиналось одинаково: выстроенные в ряды толпы больных с лопатами и мотыгами в руках, покорно сгибающие спину, вворачивающие острие в землю и зачастую натыкающиеся наточенной кромкой на булыжник. Когда подъезжала машина кого-либо из рабочего персонала, они почтительно поднимали головы и всматривались. Дин вбежал на крыльцо, чтобы поскорее сбежать от этого режущего слух скрипа, Барри, пошатываясь, побежал за ним. Барри Стрекер был старым, очень старым знакомым Дина. Он отсидел в корпусе «В» двадцать два года, из которых Винчестер застал только семь последних, когда мальчишкой-выпускником был устроен в Джунитаун. - Ночью я слышал знамение! Я слышал, что грядет великая война, мистер Винчестер! Помните, как два года назад к нам в подвал привели кровопийцу? Господь всевышний уберег от страданий, и он вскоре умер… Вы боитесь знамений, мистер Винчестер? - Барри, - на этот раз Дин улыбнулся по-настоящему. – Не стоит так бояться поступления новичков. Я знаю, что ты уже привык сидеть один, но ничто не длится вечно. - Стрекер, живо на поле! Или хочешь, чтобы я во имя твоего господа надрал тебе задницу?! Барри дернулся к надсмотрщику, но потом потупился, сгорбился, вернулся и поднял на Дина глаза, полные ужаса. - Верьте моим словам! К нам идет буря! - Стрекер, мать твою! Я не буду повторять еще раз! Снова опустив глаза, Барри развернулся и побежал к полю. Большой деревянный крест на веревке болтался у него на его шее. Краем глаза Дин заметил, как надсмотрщик грозит Барри пальцем, но бить не решается, и кидает в его руки лопату. Старину богомольника Барри почти никто не осмеливался бить вот уже лет пять. Он принадлежал этой клинике, принадлежал корпусу «В» как принадлежит старая игрушка своему хозяину. В апреле 2047 года он, держа в руках крест размером с молоток, накинулся на свою жену, нанося один удар за другим, пока она не погибла. Стрекер оставил ее на полу в прихожей, и пошел за священником, который чуть не упал с инфарктом, переступив порог квартиры. Этот же священник минутой позже вышел на улицу, на ходу вынимая телефон, извинившись перед Стрекером, что забыл молитвенник в бардачке. Спустя полчаса Барри увезли в наручниках. Спустя пару недель он был переведен клинику Бостона с диагнозом: «шизофрения, непрерывно-прогредиентное течение, аффективно-бредовый синдром», где совершил еще четыре убийства и три нападения. Когда Стрекера поймали при попытке задушить медсестру, он был перенаправлен сюда. Сейчас Барри этого не помнит. Сейчас он – хроник, почетный пациент Джунитаун – самой большой клиники Соединенных Штатов для особо опасных психически больных, стоящей посреди полей и песка на самой окраине штата. Сюда, в шесть отдельных корпусов со всей страны привозят пациентов. Именно здесь в блоке «В» и работает Дин. Раньше, как только Джунитаун построили и глава городского совета начал распоряжаться о распределении туда персонала, корпус «В» предназначался для подростков. Но через пару лет работы главный врач, улыбаясь и тщательно подбирая слова, высказал мнение, что двухэтажное здание, один из этажей которого находится под землей, не может вместить в себя всех несовершеннолетних преступников, нуждающихся в специализированной терапии. На обсуждение вопроса ушло два года, но в итоге просьба мистера Джека Сингера была услышана. Блок «В» перешел во владение заведующего отделением по «особым преступлениям». Преступлениям, которые уже давно во всем мире карались законом, и только США при особых условиях еще признавали их как тяжкие психические расстройства: гомосексуализм и религиозный бред. Дин вошел в прохладное здание корпуса, глубоко вдохнул немного пыльный, но не такой прожаренный, как на улице, воздух. Особенно ценить свою работу он начинал именно в душном июле. На первом этаже умирали от жары даже с кондиционером, а под землей почти всегда было стабильно тихо и стабильно прохладно. На первый, подвальный этаж его определил начальник охраны – Захари Дент. Работа Дина заключалась в том, чтобы следить за пациентами. заключенными, Дин, ты знаешь, что они здесь заключенные Врачи спускались в подвал корпуса «В» крайне редко в отличие от охраны Джунитауна, которая там практически жила: Дин и его ребята. Винчестер сбежал вниз, прошел к раздевалке. Его небольшая команда, должно быть, уже собралась. В день, когда привозят новеньких, все должны быть на месте как можно раньше – это единственное исключение из основного графика. Накинув на белую рубашку форменный черный китель с серебряными пуговицами и пояс с ключами и оружием, Дин направился к камерам. Этот лечебный корпус мало чем отличался от тюрьмы. Десять камер с железными решетками, по пять на каждой стороне коридора с темно-красным покрытием пола. Изолятор по самому центру. Команда этажа состояла из шести человек: пять парней и одна недавно принятая в эту компанию девушка. Работали по сменам: двое – с девяти утра до трех часов дня, двое – с трех часов дня до девяти вечера. Потом один уходил домой, а один оставался дежурить на ночь. Компания у Винчестера была хорошей, а на работу он никогда не жаловался. Подвальное помещение корпуса «В» очень редко бывало заполнено хотя бы на пять камер, а такого, чтобы сидели во всех десяти, никогда не было вообще. Причина заключалась в том, что сюда главный врач Джунитауна Роберт Сингер – сын и наследник Джека Сингера – определял в самых крайних случаях. Подвал блока «В» был все равно что подвал смертников, хотя из него никогда не выводили на электрический стул. Сейчас все камеры, за исключением камеры Барри Стрекера, были свободны, а одна была открыта, ждала нового гостя. - Привет! – Дин зашел в центральную часть блока и окинул взглядом ребят. Все были на месте. - Готов, босс? – вскинул бровь Габриэль, даже не подумав слезть с рабочего стола, который стоял прямо по центру в начале коридора, ведущего к камерам. – Хорошо выглядишь. - Так бери с меня пример. Сопроводиловку прислали? Эш, зевая, протянул ему черную папку. - Только не поперхнись, начальник. У нас давно такого не было. - У нас в принципе давно не было новеньких. Даже Барри запаниковал, - ухмыльнулся Габриэль, сминая задницей врачебный журнал. - Гейб, слезь уже. Ты на хрен испортишь документы, - буркнул из угла Адам. - А кому они тут нужны? – парировал Габриэль. - Когда ты последний раз видел здесь не охранника и не психа? Красотулька миссис Терри не сверкала своей попкой с прошлой недели. - А что ей тут делать? Барри пьет таблетки сам, а подать их ему может и охранник, - подал голос Майк. Дин пробегал глазами по протоколу. Эш не обманул. У них действительно давно такого не было… Крайний раз гея в корпус «В» присылали года два назад. И то – он находился на втором этаже, а вскоре вообще перевелся. Медсестры наперебой рассказывали, что мальчик быстро шел на поправку, охотно глотал таблетки и был до такой степени мил, что они рыдали, когда пришлось расставаться. Винчестер был уверен, что эту заразу в США искоренили, и вот, пожалуйста, он видит перед собой сопроводительные листы, на которых черным по белому выписан самый позорный и самый страшный для американца диагноз: «гомосексуализм». - Говорят, он половой психопат, - хмыкает Мэг. – Трахает все, что имеет член. Завидую вам, ребят. - Мэган. Прошу, не забывай, что ты находишься при исполнении, - Дин поднял глаза от папки и строго посмотрел на девушку. – Наша работа заключается в том, чтобы следить за пациентами, заключенными, Дин а не издеваться над ними. - Бога ради. Он же педик, Дин! Раскрой глаза! Какое уважение может быть к членососу? - Выбирай выражения, Мэган. Кем бы он ни был, он болен. Мэг только фыркнула и отвернулась. - Эй, ну не плачь, детка, - Гейб причмокнул, хотя глаза его не выражали ни капли сочувствия. – Большой страшный дядя Дин просто воспитывает тебя. - Воспитывает, как же… Дин уже не слушал. Он снова опустил голову к папке и вчитывался в странное, кувыркающееся на языке имя, словно выписанное иероглифами – «Кастиэль». Имя нового пациента. В двенадцать часов дня к воротам подъехала служебная машина, известная здесь практически каждому: машина психиатрической бригады с красной пометкой «Джунитаун» на капоте. В тот момент, когда водитель остановился, дверь автомобиля открылась и доктор Бетани Терри, в белом халате, зажимающая в кармане электрошокер, с натянутой нервной улыбкой посмотрела в салон, на столе первого этажа корпуса «В» зазвонил телефон. - Да? – после первого же звонка ответил Майк. – Принято. Хорошо, - положил трубку на место и повернулся к Винчестеру. – Пациент на базе. Дин кивнул. - По местам. Барри, час назад вернувшийся с поля, съежился и попятился назад от решетки. Винчестер встал около открытой камеры. Впереди шла доктор Терри, нервно облизывая красивые губы. За ней, стараясь как можно больше увеличить расстояние и при этом соблюдать протокол, шли два санитара с перекошенными от отвращения лицами. Один из них чуть не споткнулся на лестнице, шикнул и сильно толкнул закованного в наручники пациента плечом. «Вот он, Дин». «Вот Кастиэль». Он шел спокойно, вытянув перед собой сцепленные в замок руки. Прошел мимо камеры Барри, и тот закричал от страха, как будто увидел дьявола. Даже для человека с отметкой Бога на разуме, для такого старого сумасшедшего убийцы, как Стрекер, Кастиэль был кошмаром. Он был отравленным, запретным плодом, частью того мира, куда боялись смотреть даже самые смелые, был проводником в царство какой-то непонятной людям неверной свободы, куда когда-то уходили сотнями, тысячами и от которой удалось избавиться, но все же появлялись еще люди, словно вспыхнувшие искры, появлялись, отдавались этой своей свободе и гасли в одиночестве. Дин никогда прежде не видел человека, который бы добровольно поставил под позорным, порочащим его диагнозом роспись «согласен». Согласен с тем, что он гей, добровольно согласен. И человек этот теперь шел ему навстречу, человек, которого Дин должен будет воспринимать как заразу, как прокаженного, обычный человек, отмеченный своей печатью. Кастиэль улыбался, глядя по сторонам. Скользнул взглядом по вытянутым как по струнке ребятам, и Винчестер заметил, как вздрогнула вдруг Мэг. Как будто по ней прошелся заряд электричества, не предназначенный более никому, кроме нее. Ее глаза, обычно смело стреляющие в людей, опустились к темно-красному полу, губы поджались, пальцы рук стали перебирать на бедрах черную форменную юбку. Доктор Терри подошла к Дину и остановилась. Судорожно, дергано выдохнула и посмотрела на него, словно хотела сказать: «Все, Винчестер. Я довела его сюда, на этом мои полномочия закончены. Я – врач, а ты всего лишь начальник небольшой охранной команды корпуса, но именно ты будешь с ним, не я, нет, нет, ни в коем случае не я. Забирай его, Дин. Забирай ты, а я ухожу» Дин не мог ее в этом винить. Никто точно не знал, как нужно лечить таких больных, в большинстве случаев их просто держали в камерах, пока те не осознавали, что пора менять свою жизнь. Но еще ни у кого в сопроводительных листах не было того, что прочитал Дин сегодня. Ни у кого. И, да, он боялся. Он был в панике, готов был сбежать отсюда. Если бы мог, он бы тоже передал этого пациента. Кому угодно и куда угодно. «Делай свою работу, Дин» «Делай свою работу» Винчестер ободрительно улыбнулся Бетани, надеясь, что вышло вполне искренне, и повернулся к пациенту. Кастиэль стоял перед ним, склонив голову на бок, мягко улыбаясь. Он перестал смотреть по сторонам и сосредоточенно изучал Дина. Его взгляд опустился вниз, к ногам Винчестера, и стал медленно подниматься. Колени, бедра, область живота, грудная клетка, шея – все это Кастиэль осматривал с нескрываемым любопытством. А потом он облизнулся и уставился прямо Дину в глаза. Дин скорее услышал, чем увидел или почувствовал, что Бетани Терри отошла в сторону, тяжело дыша. Он был еще очень молод. Он был еще так чертовски молод. И невероятно, просто невероятно красив. «Вот он. Кастиэль, которого ты так боишься. Вот он, стоит перед тобой» Почему-то эта мантра про себя успокаивала. Дин едва заметно прокашлялся. - Сейчас с тебя снимут наручники, Кастиэль. Ты не доставишь нам проблем? Блестящие серые кольца, обвивающие запястья Кастиэля, слабо звякнули друг об друга. Красивый. Красивый, просто нечеловечески красивый. Эти мысли мелькали в голове без воли Дина. Они зажигались, как огоньки, и пока он не успевал до них добраться и потушить силой, прятались где-то, чтобы потом снова вспыхнуть. В них не было ничего пугающего, не было ни намека на сексуальность, только чистый, незамутненный восторг. Кастиэль закрыл глаза, на пару секунд обрывая зрительный контакт, но потом открыл снова. Он смотрел, прицеливаясь, уже и не думая отворачиваться, смотрел прямо на Дина, словно отмечал его. Кольца наручников снова звякнули, когда Кастиэль тихо спросил: - Как тебя зовут? Дин почувствовал чужую руку на плече, догадываясь, что это рука доктора Терри. - Мое имя – Дин Винчестер. Я буду находиться рядом с тобой на протяжении всего твоего лечения. Если меня здесь не будет, можешь обратиться к кому-нибудь из персонала. Это… - Я понял. Я понял тебя, Дин Винчестер. Пальчики доктора Терри со всей силы сжали китель. Он выговаривал каждое слово. Интонацией нараспев, не стирая с лица мягкую улыбку, вцепившись глазами в Дина. Винчестер слегка кивнул санитарам, и пока они возились с наручниками, продолжил: - Ты должен переодеться и сдать врачу свою одежду. На твоей кровати лежит белый больничный костюм – теперь ты будешь ходить в нем. В камере есть туалет и раковина. Также ты можешь принимать душ со всеми остальными, если пожелаешь. Вопросы? Кастиэль размял запястья. - Я отдам свою одежду лично тебе, Дин… Винчестер.