Клубничное пирожное и персиковый торт.

      Хао не знает, что должен чувствовать человек, когда влюбляется. Он никогда не испытывал этот душещипательный сгусток внутри, который оседает на душе только гнетущим одиночеством. Ему не нравится любить — он понял это сразу. «Слишком больно» — говорил он. «Я так не могу» — шептал он в пустоту своей комнаты, поднося сигарету к губам, делал затяжку и растворялся в своем сознании, плавая по бесконечной реке. Каждый день его навещали друзья, но он не открывал им дверь. Да он вообще перестал ощущать себя в этом мире. Казалось, что всё, до чего он дотягивался сразу же растворялось вместе с бледно-серым дымом вокруг. Он всё ещё страдал. Всё ещё от любви. Всё ещё лежа на полу с оставшимся бычком от сигареты. Остальные беспорядочно валялись на полу в куче пепла и разлагались вместе с Минхао. Проходит день, другой, и он выходит из своей комнатушки, за которую он уже месяц не платил, но даже так, смог благополучно смотать в ближайший магазин и вернуться обратно, оставшись незамеченным арендатором. Зажигалка, как назло, сегодня не хотела нормально работать, и Хао пришлось рыться в ящике и искать вторую. Только спустя полчаса он вспоминает, что выбросил её в окно в порыве гнева. Из-за той же противной любви. Эта женщина не имела ни малейшего желания свалить от него и душила его, лозой обвиваясь вокруг шеи, цепляясь за запястья и сковывая по рукам и ногам, лишала движения. Су страдал, вспоминая светящиеся лица друзей, когда те говорили о ней так возвышенно, считая самым чистым и белоснежным ангелом. «Видя только оболочку…» — добавляет Минхао хриплым голосом, давясь собственным кашлем, через силу сглатывал и уходил на кухню, чтобы увлажнить горло очередным стаканом воды из-под крана. Он с рождения мыслил по другому, не как все. Друзья говорили, что тот видит только плохое, выдавая все свои изречения за объективное мышление, чем таковое и являлось. И на светлые чувства, что восхваляли или же убеждали сами себя его знакомые. С детства он мирился с общественным мнением, как вскоре просто бросил это дело, поняв, что признания его взглядов не будет. Люди же привыкли думать как большинство, чтобы не потерять лицо, так сказать, и не остаться в дураках. Но так они являлись ещё большими дураками, чем если бы держались за своё настоящее я. Из-за этого общепринятого однообразия Хао вконец разочаровался во всём, что его окружало и окружает сейчас. Хотя… сейчас его окружают отштукатуренные десятки лет назад стены, протекающая труба, что тянется вдоль стены прямо под потолком и уходит в него же, окурки сигарет и мёртвый пепел повсюду, пачки, смятые и порванные, нескончаемо трезвонящий мобильник и одиноко стоящий диванчик в углу. Из него уже вылезла часть пружин, но если положить сверху грязный, местами испачканный кровью и спермой матрац, и накрыть всё это единственной простынью, то всё выглядит не так плачевно. Правда же?..       Безразлично смотря день изо дня в потолок, Су продолжал выкуривать пачки сигарет, бессильно бормотать о бесполезности людей, друзей и себя в частности. «Кажется, это депрессия» — подумал Хао и хрипло рассмеялся в пустоту, выплёскивая вместе с табачным дымом остатки здравого смысла. Перед глазами плыло, парня тошнило, а сердце продолжало скорбеть об одном единственном человеке, безнадёжно рисуя черты такого красивого, но такого блядского лица. Именно так предстала перед ним его любовь. Прекрасна и безобразна.Как снаружи. так и внутри. Этот человек являлся тем самым типом людей, которых презирал Су. Этот человек… бесчестен и похотлив. Чрезмерно упрямый и абсолютно бесконтрольный гад, пользующийся богатым наследством умершего отца и занятой матери, которая плевать хотела на его воспитание и улетела в Гонконг, отослав его в Шанхай на бабкину квартиру. Таков был Джун. Так его звали. Так о нём так говорили. Таким его видели. И малыш Хао не знал. И малыш Хао поверил этим словам. Какого было его разочарование … он всем сердцем ненавидит таких людей. Он боялся таких людей... От такой свиньи, которую судьба с радушием подложила ему прямо под нос, ему хотелось выть и лезть на стену. Су, срываясь на стенах, оставлял кровавые полосы на побелке, ломал костяшки пальцев, пока кроме раздробленных костей не осталось ничего. Хао привычно облил их спиртом и замотал бинтами. «Заживёт» — повторял он, возвращаясь на пол, продолжал лежать безжизненной куклой на холодном и пыльном ковре, тихо посмеиваясь. Он просто ждёт… Минхао ждёт когда чаша весов переполнится и он сделает самый глупый поступок в своей жизни. Либо он умрёт от частого употребления сигарет, либо сердце доконает несчастного, и ему придётся идти к этому уроду, признаваться во всём. Совершенно во всём. Он будет настоящим глупцом, если расскажет ему о своих страданиях. Тот человек просто посмеётся над ним и пошлёт далеко и надолго, а мальчишка вечность будет вспоминать ту пустоту, что разъело ему разочарование или же очевидный исход, который уже был предвиден. «Почему же ты продолжаешь так поступать?» — донимает его надоедливое сознание, заставляя тонуть в себе, как в густой смоле, отрезая от настоящего мира. И он задыхается, глотает эту гадость и задыхается, а маленький озорной ребёнок смеётся над ним. Этот смех эхом отражается по бесконечному пространству, пугает, и Хао дрожит. пальцы не слушаются и он роняет сигарету себе на лицо. Маленькие ещё держащие в себе огонь угольки обжигают бледную, почти синюю щеку, въедаясь до лопающихся сосудов в глазах. Он одним взмахом головы сбрасывает пепел, но сразу же возвращается в неподвижное положение. У него кружится голова, парня тошнит, и тот выгибается, зарываясь пальцами в волосы, стонет, сворачиваясь в клубочек. Я снова здесь?..       Приходя в сознание, Минхао смотрит на телефон. Уже два часа ночи. Куча пропущенных от Сунёна и ещё столько же от неизвестного. Иронично бросив на дисплей свой взгляд, он поднимается и всё же идёт на кухню, быстро готовит скромный ужин и съедает его. Умудряется заварить чай. После закипания чайника Су сливает в чашку заварку и кипяток, кидает две ложки сахара и размешивает, напевая не многим знакомую мелодию, повторяя на слух слова, постукивает пальцами по столу и пьёт согревающий напиток. Возможно, всё наладится… мелькнула мысль в его голове, но он сразу же разбил эту навязчивую идею, вместе с надеждой на нормальное психическое состояние. Он устало вздохнул и допил чай, всё же немного радуясь такой мелочи, как банальный травяной напиток. Хао помыл за собой всю посуду, пусть и далось ему это немного с трудом и крайне болезненно для его рук. Но парень хорошо справился и уже ближе к пяти утра посапывал в кровати, накрывшись своей единственной зимней паркой, не видел ничего. Только бесконечную тьму и пугающий детский смех, который продолжал преследовать мальчишку везде. Хао казалось, что он сходит с ума… нет, он определённо свихнулся и теперь, скорее всего, ползает по камере какой-нибудь близлежащей психиатрической. От таких мыслей он только посмеялся и вернулся к ежедневному выкуриванию сигарет. Это успокаивало и по своему удовлетворяло Минхао. Отвлекаясь на кричащий о своей смертельности табачный дым, Су расплывался в улыбке, когда его лёгкие наполнялись мёртвым воздухом. Буквально мёртвым. Несущим смерть. Но от этого только больше желанный и такой приятный. Парень чувствовал себя поехавшим и совершенно не восприимчивым к жизненным раздражителям. Он даже пытался вскрыться. Только боли он не чувствовал… совсем. Наблюдая, как алые капли стекают с кисти до локтя, его лицо побледнело, а перед глазами расплывалось изображение. Уже не контролируя себя, Минхао проскользил по руке канцелярским ножом и кровь хлынула с новой силой, а парень упал на кафель ванной, смотря на мутное изображение выхода. В самую последнюю секунду, Су успел заметить только одно… входная дверь его квартиры была сломана. Кто-то выломал её?.. но парень не видел. Он потерял сознание раньше, чем смог разглядеть лицо или хотя бы силуэт незнакомца.       Минхао проснулся по привычке глубокой ночью. Голова кружилась, а на виски неприятно давило. Изображение более менее четкое, но из-за позднего времени ничего нельзя было разглядеть. Чуть поворачивая голову, он встречает мирно спящего на стуле рядом с койкой юношу. Его черты знакомы, но размыты. Пересиливая себя, Су тянется тонкой рукой к лицу незнакомца и аккуратно поднимает длинную челку, а сердце пропускает три четких сильных удара. «Э-это он…» — мечется в голове Су, а слёзы непроизвольно скатываются по щекам. Он одёргивает руку, шмыгая носом, судорожно вытирает слёзы. Тихо всхлипывая, он продолжал смотреть на спящего рядом и с каждым разом слёзы стекали по худым щекам, его тело дрожало, а в лёгких резко закончился воздух. Внезапно юноша на стуле просыпается и поднимает голову, сонно потирая глаза, он встречается с полными слёз глазами, испугавшись, оглядывается и снова смотрит на них. — Э-эй… — шёпотом начал незнакомец, — Ты чего?.. — его взгляд излучал неподдельное беспокойство, а Су только вновь не сдержал слёз, громко шмыгая носом и жалобно всхлипывая, как потерявшийся ребёнок. — Я… я… — Хао не может выдавить из себя ни слова, жалостливо вытирая предательски стекающие по щекам слёзы. — Ну-ну-ну, полно… иди ко мне, — юноша аккуратно садится рядом и обнимает за плечи хрупкого Минхао, успокаивающе поглаживая по спине.       Су доверчиво утыкается ему в плечо, всё ещё подрагивая, всхлипывает. Незнакомец продолжает успокаивать бедного парнишку, погладив светлую макушку, заботливо хлопает по спине и просто покачивает убаюкивающе, как делали мамы в далёком детстве. — Теперь всё хорошо? — парень немного отстраняется и смотрит в опухшие глазки, кладёт руки на щеки и большими пальцами бережно гладит их, стирая последние мокрые дорожки. Минхао утвердительно кивает и возвращается в объятия, прижимаясь, кладет голову на плечо. — А. я… меня Су Минхао зовут… — робко пробормотал китаец. — Вэн Джунхуэй, — приветливо отозвался парень, — И, кажется, я люблю тебя… — Не так… — спокойно отвечает Су. — Ха-ха, хорошо, — смеётся Джун. — Давай заново, но наоборот… — Угу… — усмехается юноша, — Вэн Джунхуэй. И я ненавижу тебя… так?       Минхао улыбается и довольно кивает, не поднимая головы, он остается в тёплых объятиях Джуна, чувствуя совершенно непонятное, необъяснимое, но точно очень приятное тепло от чужих заботливых рук на спине.