Белые розы

Находясь в Лондоне, я осознал все очарование европейской зимы, более холодной и более снежной. Наверно, я смог бы вечность гулять по пустынной аллее, усыпанной снегом и освещенной слабым светом фонарей. В свой двадцать пятый день рождения я хотел, чтобы стрелки часом всего мира остановились на 20:45 по Гринвичу. Я стоял, подняв голову наверх, и ловил губами снежинки. Это было сродни падению с высоты, мне действительно начало казаться, что я падаю, хотелось утонуть в снежном ветре. Возможно, это весьма странное поведение для человека моего возраста, имеющего высшее медицинское образование. Как говорил один из моих преподавателей, все мы со странностями, все мы психи в той или иной мере. В то третье февраля я познакомился с тобой. Позднее я стал считать наше с тобой знакомство подарком судьбы мне на день рождения, но так тебе этого не сказал, к слову не пришлось, а потом стало просто некогда. Я не в первый раз праздновал день рождения в одиночестве, но в том году мне не хотелось получать звонки и смски, сообщения на электронную почту. Мне было в новинку неформальное общение и я удивился, когда ко мне в пабе подсел высокий парень со светло-каштановыми волосами. Я сразу отметил, что ты в моем вкусе. Мы выпили, разговорились, узнав про мой день рождения, ты заказал еще одну кружку пива — в качестве подарка для меня. Мне надо было найти себе жилье в Лондоне, я проходил практику в одной из психиатрических клиник и вечно жить в гостинице я никак не мог — дорого и неудобно. На следущий день после нашего знакомства я стоял на пороге твоего дома и не решался нажать на звонок, все еще сомневаясь в своем решении. Уже в конце суток я понял, что не прогадал, мне начало нравиться у тебя. В твоем доме все было просто и со вкусом, просторная гостиная и светлая кухня с кладовой на первом этаже и три комнаты, одна из которых служила рабочим кабинетом, и небольшая ванная комната на втором. Дверь моей спальни была прямо напротив твоей. Постепенно я узнавал о тебе все больше нового, из твоих рассказов или по каким-то мелочам, различным вещам, расставленным по всему дому, и открывался своему новому другу сам. Ты был писателем, о твоих книгах говорили как в Китае, Японии, Корее, нескольких странах Юго-Восточной Азии, так и в ряде европейских стран. Одну из них я даже читал, что тебе весьма польстило. Близилось 14 февраля, я исправно работал в клинике, в тайне ото всех надеясь, что день Святого Валентина проведу один, в компании с бутылкой красного вина. Каково же было мое удивление, когда вечером ты сидел в гостиной, смотрел телевизор и не думал куда-либо уходить. Даже не смог удержаться от вопроса, почему у такого красавчика нет девушки, на что ты ответил, что тебе и так неплохо. А потом мы пили принесенное мною вино и заснули на диване в обнимку. Мне нравилось в Лондоне. Нравились люди, нравилась архитектура, погода, природа. Я будто помешался на этом городе. По выходным ты показывал мне достопримечательности и интересные места, ежедневно давал короткие инструкции, делился со мной своими знаниями и опытом относительно жизни там, так что через месяц я уже достаточно хорошо ориентировался на улицах. Я познакомился с соседями, чисто из тех соображений, что неплохо бы завести себе круг знакомых шире коллег и тебя. Одна из соседок, молодая девушка по имени Ева, живущая через дом от нас, как-то раз сказала, что не могут два красивых парня жить вместе просто так, а на мои попытки убедить ее в обратном лишь рассмеялась и сказала, что в этом нет ничего предосудительного. Может, она экстрасенс? Однажды, уже после того, как начались наши отношения, я спросил тебя, почему ты стал писателем. - Знаешь, в чем плюс моего хобби? - ты никогда не называл писательство работой, помимо этого ты был достаточно хорошим программистом. С огромным внутренним миром, который я пытался понять, и безграничным воображением. - Ты можешь создать такой мир, в котором все так, как тебе хочется. Ты исполняешь свои несбывшиеся мечты там, исполняешь свои желания, ты управляешь этим миром. Многие люди называют мои книги автобиографическими. А на самом деле ничего из того, что там описано, со мной не происходило. Я создал идеальную для самого себя вселенную, не более. Еще ты говорил, что не понимаешь, почему люди выбирают себе кумиров. Ты считал это глупым — слепое подражание кому бы то ни было. Но при этом ты просто до безумия любил «Биттлз». На мой недоуменный взгляд ты лишь улыбался и говорил «мне можно, я дурак». Влюбленный дурак. Ты пустил меня в свою святая святых — в свой кабинет. Я мог часами наблюдать за тем, как ты работаешь или, поддавшись вдохновению, строчишь на бумаге. Ты не любил писать за компьютером, объясняя это тем, что тогда текст получается сухим и бездушным. Знаешь, до встречи с тобой я придерживался мнения о том, что нет красивых во всем и идеальных людей. Ты же буквально перевернул мой мир с ног на голову, потому что ты был идеальным, как мне казалось, во всем. Ты всегда отлично получался на фотографиях, всегда выглядел потрясающе, независимо от ситуации. Ты был очарователен даже по утрам, в чуть помятой пижаме, с растрепанными волосами и едва заметным следом от подушки на щеке. Если бы ты спросил меня, что больше всего мне нравилось в наших с тобой отношениях, я бы не смог ответить сразу. Да и сейчас не смогу. Мне безумно нравилось целовать тебя, мне хотелось целовать только тебя. Я любил покупать тебе подарки на праздники или какие-то наши даты, ты ко всему этому относился почти так же, как девушки. И также сильно любил получать подарки от тебя. Я с таким трепетом порой наблюдал за тобой спящим и мне хотелось, чтобы ночь длилась вечно, чтобы слушать твое мерное дыхание и иногда успокаивающе целовать и разглаживать складочку между бровей, когда ты начинал беспокойно ерзать во сне и хмуриться. Я сделал попытку познакомить тебя с родственниками, пока удалось познакомить только с сестрой, которая сказала, что со знакомством с родителями лучше повременить. У нас с тобой было несколько общих вещей, почти интимных в том смысле, что только для нас двоих. Ты любил ходить в моих рубашках, футболках по дому, не надевая штанов и не заботясь о том, что кто-то может прийти. Первое время меня это бесило. А потом я просто подарил тебе свою рубашку. Самую любимую. Самому любимому человеку. А на небольшом балкончике, выходящем из теперь уже нашей спальни, ты выращивал для меня белые розы. Наверно, это странно, что парень любит цветы, но я не мог ничего с этим поделать. В моем повествовании слишком часто повторяется слово «люблю» в различных его формах. Я дышал этой любовью, жил ей. Да и сейчас живу с ней и с надеждой в сердце, что все вернется на круги своя и наша жизнь станет как прежде. *** Я начал замечать, что я теряю тебя. Теряю почти физически. Это было невыносимо изо дня в день ощущать, что я что-то упускаю, что дошло до того, что я почти перестал спать. Я по полночи сидел на кухне и сверлил взглядом дверцу холодильника, будто бы это что-то изменило. - Кю-а, мне страшно, - в одну из таких ночей ты обнял меня со спины, положив голову на плечо. Знал бы ты, как тогда меня напугал. - Что-то случилось? - ты выглядел обеспокоенным. - Ты, наверно, будешь смеяться, но мне кажется, что я уже не я. Я не понимаю, что со мной происходит. А через несколько лет начались проблемы. Я понял, что с тобой. Ты был болен, я поздно заметил. Увозя тебя в Штаты из Великобритании, где мы все время жили, я почему-то думал, что сбегаю от проблем. Прижимая тебя к себе во время полета, я обещал себе, что смогу вылечить тебя. Срываться с насиженного места было страшно. С разной частотой ты начинал бредить, то боясь выходить на улицу, не выпуская меня из дома, утверждая, что не осталось ничего живого, все погибло, то с отрешенностью просиживая сутками у окна, слишком обыденно сообщая мне о том, что ты умер, у тебя нет сердца или сгнили все органы и теперь внутри пусто. Ты не слишком часто «радовал» меня подобными вещами и я как-то странно радовался, что синдром Котара у тебя выражается подобным образом, а не мыслями о собственном злодейском величии. Я не хотел отправлять тебя в клинику, потому что прекрасно знал, что пути назад у тебя не будет, а если и будет, то жизнь на этом кончится. Моя жизнь наполнилась страхом, что однажды я приду домой с работы, в сумке будут лежать ампулы с лекарством, которое мне каждый раз с трудом доставалось, а тебя не будет, ты уже будешь в комнате с белыми мягкими стенами. Иногда, по вечерам, положив голову мне на колени, ты плакал и просил у меня прощения за то, что с тобой происходит. Я лишь крепче сжимал твои ладони в своих и обещал, что мы справимся. Я обещал тебе, что не отдам тебя «белым халатам» ни за что на свете, ты врачей боялся просто до безумия, даже плановое посещение терапевта заставляло тебя трястись. Когда я понял, что не справлюсь самостоятельно, я сам отвез тебя в клинику, где работал. Тогда ты кричал, вырывался, жался ко мне, а когда тебя наконец оторвали от меня, ты совсем обессиленно поинтересовался, сделают ли тебе больно и надолго ли ты тут. Я пообещал, что завтра же мы уедем и все будет хорошо. Я не сдержал свое обещание. Я не сдержал ни одно из тех обещаний, которые давал тебе за время нашей жизни в Америке. Я не справился, я отдал тебя на растерзание тем, кого ты боялся больше всего, тебе сделали больно и я не знаю, сколько ты пробудешь в клинике. Теперь я могу лишь обещать, что я не оставлю тебя, я буду с тобой до конца. *** В очередной раз осознал, что стол в ординаторской не подходит для сна. Вчера вечером я так и уснул за разбором бумаг и теперь шея и спина ныли, а голова гудела. До начала рабочего дня оставалось еще каких-то сорок минут и я мог спокойно, до наплыва персонала, позавтракать и привести себя в порядок. - Ого, Чо, ты уже на работе, - в комнату вошла невысокая девушка с короткой стрижкой, на ходу стягивая с себя мокрый плащ. - Не уже, а еще, - я грустно усмехнулся и протянул ей стопку из медицинских карт. - Эти сегодня твои. Удачного дня, Аня. - И тебе, - улыбнувшись мне напоследок, она скрылась за дверью. Теперь и мне пора на утренний обход. Закончив дела, я поспешил в отделение на третьем этаже. Когда я заглянул в комнату, помещение встретило меня тишиной и я не сразу заметил парня, прижавшегося лбом к холодному стеклу. - Доброе утро, Мими, - я улыбнулся, когда ты заметил меня. - Привет, доктор Чо, - ты тут же придвинул ко мне стул, чтобы я мог сесть. - Как тебе сегодня спалось? Откинувшись на спинку стула, я внимательно слушал каждое твое слово, отмечая, что следов вчерашней истерики уже нет. Ты говорил о дожде и снеге, о плетеной мебели и запахе ветра. С твоего лица не сходила улыбка. Я знал каждую историю, которую ты мне рассказывал, наизусть. Знал бы ты, сколько раз я их перечитал. Ты не помнишь своего прошлого, того, как оказался в клинике, кем был до этого, с кем общался. Ты не помнишь меня. Твоя жизнь — это твои книги, жизнь, которую ты придумал сам для себя же. Ты вспоминал отрывки из своих произведений и рассказывал их мне, изо дня в день. - Доктор Чо, - ты окликнул меня, когда ближе к обеду я собрался уходить и уже стоял у двери. - Да? - я обернулся, все еще держась за дверную ручку. - Скажите... Вы случайно не знаете, как с моей жизнью могут быть связаны белые розы и Юнион Джек? - я покачал головой и вышел из палаты. Старые воспоминания с трудом прорываются через барьер и я никак не ожидал, что ты так внезапно вспомнишь эту мелочь из нашей жизни. Я снова приду к тебе вечером, после вечернего обхода и отбоя, и мы будем долго сидеть в темной комнате, слушая, как капли гулко стучат по карнизу. Ты снова повторяешь свою просьбу, мне не остается ничего, кроме как уклониться от ответа. Слишком рано говорить тебе о том, кем я был для тебя, кто ты для меня и какую роль играли в твоем прошлом белые розы. Ты сожмешь мою ладонь на прощание и попросишь разрешения называть меня по имени, тебе кажется, что так правильно. Для тебя что угодно. Наши взаимоотношения перестали быть взаимоотношениями врача и пациента, ты считал меня своим другом, рассказывал свои сны, доверялся мне. Тебе часто снилось наше прошлое. Но ведь люди не воспринимают сны всерьез и ты не придавал сновидениям никакого значения. Ты интересовался моей жизнью, расспрашивал о том, что происходит там, за стенами клиники. - Кю-а, - каждое твое обращение заставляло меня вздрагивать. - Ты ведь знаешь, что значат те розы. Расскажи мне о них. - Я не уверен, что мне стоит это делать, - я глянул на тебе поверх очков и вернулся к заполнению выписок. - Почему? - Ты не готов, Мими, ты просто не готов. - Кюхён, пожалуйста, мне надо знать. Сколько раз уже мы начинали этот разговор? Я не знаю. Однажды я все-таки набрался духу и решился рассказать тебе. Я рассказал тебе историю о двух парнях из разных стран, познакомившихся на одной из улиц туманного альбиона. Они жили вместе и один из них выращивал розы для своего возлюбленного. Во время рассказа я мысленно вернулся в то место, где мы жили. Недавно я ездил туда, у меня был короткий отпуск. В том доме никто не живет. А розы, которые остались цвести после нашего отъезда, завяли и высохли. Знаешь, это как ходить по кладбищу. Или заброшенному дому. И первое, и второе актуально для данной ситуации. В том доме мы похоронили нормальную жизнь. Я с дикой тоской смотрел на вещи, оставшиеся после сборов впопыхах, твои блокноты с записями, одежду, мебель. Я ощущал себя лишним в этом месте, лишним во всем мире. Нас с тобой будто не существовало, Ева меня не узнала, у нее, оказывается, растет малыш, милая старушка, жившая напротив, улыбнулась на мое приветствие и поспешила по своим делам. Вцепившись руками в край кровати, не перебивая, ты слушал каждое мое слово и прислушивался к своим ощущениям. Когда я закончил, ты лишь тихо произнес «прости, я не помню ничего из этого». Последние месяцы коллеги смотрели на меня с сочувствием. Впрочем, оно всегда читалось в их взглядах, но теперь они его не скрывали. Может, кто-то даже насмехался над моими попытками вернуть тебе память. Ты вроде как шел на поправку и после продолжительного отсутствия галлюцинаций тебя под мою ответственность выписали, мне казалось, привычная обстановка смогла бы вернуть тебя прежнего. Мои ожидания снова не оправдались. В одну из ночей я застал тебя, сидящим на кухне и сверлившим взглядом холодильник. Прям как я раньше. - Кю-а, - ты приобнял меня сзади. - Я знаю, что тебе тяжело. Я изо всех сил стараюсь вспомнить то, каким все было раньше. Но несмотря на это ты... можешь позволить мне любить тебя? Может, наша жизнь и не вернулась в прежнее русло и рядом со мной нет прежнего тебя, но, знаешь, это нереально сладко переживать самые счастливые годы своей жизни снова, словно пленку времени отмотали назад, изменив место и обстоятельства, и пустили кассету заново.