We all are living in a dream...

…В ожидании проходила минута за минутой. Так всегда бывает в новогоднюю ночь, когда уже всё приготовил, чтобы нажраться, но ждёшь того самого момента, ты же культурный человек. Хотя иногда пальцы сами тянутся к бокалу (Данила всё же подозревал, что скоро он превратится в бутылку), но, едва коснувшись его стеклянного бока, останавливаются. …Молчание становится слишком напряжённым и Поперечный решается кашлянуть. Встревоженные карие глаза тут же поднимаются и Кшиштовский, с голосом более озабоченным, чем голос «просто друга», осведомляется всё ли у него хорошо. Данила молчит, пытаясь придумать остроумный ответ. Но, когда Миша уже начал подниматься, выдавил из себя короткое «Да». — …А, — с плохо скрытыми нотками разочарования в голосе, сказал Миша и сел обратно, уставившись в пол. Данила чувствует себя неловко, он вдруг заинтересовался часами, висевшими напротив. Стрелки громко отстукиваю секунды. Тик-тик-тик. В тишине этой комнаты это настоящий грохот. Даня с остервенением вглядывается в часы, буквально сверлит их глазами, а в голове всё одно. Он так надеялся, что не перед камерой они не будут так напряжённо молчать. Нет, пожалуйста, только не опять. …Часы пробили двенадцать. Удар, ещё удар, и ещё… Они синхронно потянулись к бокалам и осушили их. Кшиштовский, не церемонясь, поднёс к губам бутылку коньяка. …Поперечный проснулся. Первой мыслью было выпить. Но он обнаружил, что все бутылки пусты. Абсолютно все. Сколько же они бухали? И почему за окном уже солнце? Перед глазами всплывают обрывки воспоминаний. Вот он пытается выбросить Кшиштовского из окна (как так вообще вышло?), вот они сидят в обнимку, осушая бутылки, вот они орут песни, а вот чуть не убили бабулю, пришедшую снизу узнать, что за шум. И во всех воспоминаниях был он, Кшиштовский. Данила невольно скосил взгляд на спящего Мишу. Всё же какая-то часть его жизни прошла рядом с ним. Хоть они и разговаривают только в рамках съёмок. …Данила в смятении. Он часто думал над тем, как смотрит на него Кшиштовский. Мимолётно «по дружески», как говорит он сам, обнимал его. Дикая улыбка не желала сходить с губ Поперечного. Ах ты пидор бородатый! …Он подходит и тихонько толкает Кшиштовского. Миша толкается и улыбается во сне. Данила толкает настойчивей и Кшиштовский со вздохом просыпается. — Мне снился такой сон!.. Но Данила не даёт ему договорить и целует его. Кшиштовский закрывает глаза, даже не пытаясь отстраниться. — Но… ты же… натурал… — выдавил из себя Миша, вконец растерянный. Столько, хотя всё равно безуспешно, скрываться, и всё для этого? Но разве он не счастлив сейчас? Тогда к чёрту сомнения! — У тебя никогда не было ощущения, что ты потерял то, в чём был на сто процентов уверен? — с болью в голосе спрашивает его Поперечный. — Да… Бывало, кажется. А ты потерял что-то? — недоумённо спрашивает Миша. — Свою ориентацию. Они смотрят друг на друга. Но тут Поперечный просыпается вновь. Уже в реальности. …Голова раскалывается. Глаза не желают открываться… Голова не склонна думать. Но обрывки сложились в пазл. Это был сон. Данила готов взвыть, он смотрит на Кшиштовского и бормочет: «А не повторить ли?». Но тут же понимает, что не сможет. Как и не сможет оставить пустоту в своём сердце. …Кшиштовский улыбается во сне. Всё, вернулось на круги своя. Неужели это был вещий сон? Может всё-таки не стоит ставить палки в колёса судьбе? Решимость зажигается в глазах Поперечного. Он расталкивает Мишу и срывающимся голосом шепчет: — Нам нужно поговорить… В глазах ничего не понимающего Миши светится восторг. Неужели, чтобы осчатливить человека нужно так мало?..