Carte Blanche

После недолгих раздумий и нескольких смертельных ситуаций во время прокладывания дороги из заброшенного склада, полного прихвостней Мориарти, включая одну перестрелку (к счастью, Шерлок захватил Джонов пистолет), в ходе которой Джон совершенно точно ранил (но не убил) троих вооружённых людей, после пребывания на волоске от смерти из-за по меньшей мере пяти пуль, просвистевших мимо ушей, Шерлок и Джон наконец очутились в той же ситуации, в какой оказывались обычно после того, как один или оба из них попадали в большую опасность: окружённые патрульными машинами с мигалками, встревоженными полицейскими и парамедиками с сотнями вопросов, с ярко-оранжевыми одеялами на своих плечах, с уводимыми преступниками в наручниках и постоянными требованиями рассказать всё «с самого начала». В этот раз Джону есть что рассказать. Повествование занимает больше времени, чем обычно, и он заканчивает рассказ уже сидя в дверях скорой помощи, совершенно не обращая внимания на одеяло и обхватив ладонями желанную чашку чая. У Шерлока, разумеется, есть что добавить, что он делает с большим удовольствием в перерывах между беготнёй в спорах с полицейскими и другими должностными лицами, и возвращением обратно, чтобы вставить ещё одну ключевую деталь. Всё хаотично и более чем утомительно. Джон чувствует себя как во сне, он получил небольшую передышку. Они — адренолинозависимы, и кайф достигает пика. Джона, а Шерлока тем более, ничего не удивляет. Он был уверен, что умрёт, и это снова отправляет его тело и разум в причудливые миры невероятного эмоционального подъёма и стремительно растущего желания, сверхчувствительности и безрассудной смелости. Мир кажется ярче, острее, громче, кажется многогранным и разноцветным. Границы ширятся и растекаются, словно Вселенная внезапно и необъяснимо становится больше, детальнее и глубже чем раньше. Мир всегда становится больше, когда Шерлок спасает Джону жизнь. Джон задаётся вопросом, чувствует ли подобное Шерлок, когда они меняются ролями. Это всегда так? Он не уверен, что знал это прежде, что осознавал, что знает, чем это закончится, когда они доберутся домой, во что выльется это напряжение. Теперь он понимает и внезапно начинает нервничать. Страх сцены. У него есть вопросы, есть чувства. Как вышло, что такого не случалось раньше? — Потрясающе, Шерлок, — невольно подслушивает Джон фразу Майкрофта и удивляется, ведь раньше только Джон находил время на похвалу для Шерлока. Закончив выслушивать объяснения того, как Джон был похищен, упрятан в багажник авто, как трясся в дороге несколько часов, получил несколько ударов в живот, как оказался заперт в чулане и в итоге был героически спасён на удивление недооценённым Шерлоком, с адреналином, поддерживающим сердечный ритм на высоте стратосферы, инспектор Лестрейд наконец провожает обоих до машины. — Пожалуй, достаточно событий для одной ночи, — заключает он, закрывая за Джоном дверцу и окидывая того озабоченным взглядом, обдумать который у Джона не остаётся времени. *** По окнам машины стекают редкие капли дождя, и искажённый свет уличных фонарей рисует странные полосы по лицу Шерлока, по его рукам и слегка помятой рубашке, а скрытые тенью глаза в полумраке кажутся лишёнными мысли. Непроницаемые, невероятные, не совсем человеческие. Джон чувствует себя словно на краю прозрения — только будучи одной ногой в могиле можно ощутить такое. — Не думаю, что твоя этика могла бы подвергнуться сомнению, — говорит Шерлок. Джон изо всех сил пытается понять, что могло привести к такому заключению, а потом вспоминает о трёх раненых и пожимает плечами. — Самозащита. Я же их только ранил. — У тебя высокие моральные принципы, — продолжает Шерлок, изучая свои ногти, — я в этом не сомневаюсь, и ты не должен. — Спасибо, — отвечает Джон, — Лестрейд не выглядел чересчур обеспокоенным. Помнишь, они ведь тоже стреляли в нас. Они разделяют на двоих приветливую тишину. Шерлок смотрит в окно, скрестив руки. Спустя мгновение он достаёт телефон, тусклая подсветка освещает заднюю часть авто, придавая лицу Шерлока голубоватое сияние. Джон жалеет о своих записях в блокноте, внутри царапается беспокойство. Выражение мыслей на бумаге уже не кажется ему такой хорошей идеей. Джон стал довольно-таки приличным блогером, но всё равно этот способ выражения чувств ему не подходит. Неважно, что советует его (бывшая) психотерапевт. Он не хочет и не думает, что из этого выйдет толк. Завести блог было удачным решением, но вовсе не по той причине, о которой говорила его (бывшая) психотерапевт. Джон не пишет в нём о своих чувствах. Он пишет о расследованиях, и эти записи не требуют проявления эмоций, ну разве что замешательства (безобидно и просто) или восхищения (вполне естественно). Описание чувств видится ему слишком похожим на поэзию, а Джон, безусловно, не поэт. Он сожалеет о том, что поместил всю тоску, вызванную страхом смерти, в записку. Сожалеет потому, что в итоге не умер, а остался жив. Сейчас он настолько же обезопасен, насколько и рационален, и поэтому не может больше питаться иллюзиями о том, что Шерлок прочтёт искренние признания после его смерти и одинокая маловероятная слезинка скатится по его лицу. (Он что, четырнадцатилетняя девчонка?) Но суровая реальность — он едет на Бейкер-стрит, как и в любую другую ночь — делает содержимое блокнота в кармане Джона возмутительным. Вызывающим снисхождение. Неуместным и донельзя глупым. Безумным и внезапно — незабываемым. Напрочь застрявшим в голове. Пальцем он поглаживает прижатый к бедру блокнот. Он успокоен тем, что тот всё ещё там, никем не тронут и не прочитан, всё ещё его тайна, но одновременно и встревожен самим фактом его существования. Этот случайный поток сознания был глупой и чересчур эмоциональной затеей. Блокнот необходимо уничтожить как можно скорее. Шерлок быстро до него доберётся, а видеть содержимое ему будет ужасно неловко. Джон этого не вынесет. Сжечь блокнот сегодня — не так скоро. У них с Шерлоком всё было прекрасно до того самого момента, пока он не начал всё подвергать сомнению. Так почему в минуту отчаяния он почувствовал себя совершенно иначе? Взял и всё испортил. Джон хочет, чтобы воспоминания о написанном можно было сжечь так же легко, как и сами эти страницы. Синеватое свечение телефона внезапно гаснет и кабина погружается в полумрак, наполненный дождём. Джон прикрывает глаза, позволяя уличному свету играть на изнанке век. Он чувствует, как Шерлок прижимается к нему, дёргает рубашку, как в попытке получить доступ к коже его пальцы прокладывают путь под джемпер. Странно. Обычно Шерлок контролирует свои желания до тех пор, пока дверь не захлопнется за ними и они не набросятся друг на друга. Но вот пальцы Шерлока на его животе, на груди, задерживаются на рёбрах — происходящее так хрупко под покровом темноты. Джон не задумываясь выбирает такой же утонченный способ мести, наклоняясь к его худому телу словно с намерением прошептать на ухо, но вместо этого прячет лицо у него на плече, словно эмоционально и умственно истощенный человек, какой он и есть. Руки Шерлока тянутся к нему в жесте, напоминающем нечто среднее между лаской и поиском повреждений. Джон утыкается носом в его шею и глубоко вдыхает. Запах Шерлока — одновременно и расслабляющий и возбуждающий — это не запах бетона или горючих жидкостей, не фоновый запах йода и железа, что так часто сопровождают его. Это маслянистый оттенок, эксклюзивный аромат Шерлока, не его криминальной дедукции и не из флакона, а из его пор, из самих его генов. Джон может узнать Шерлока просто по запаху, вслепую. Он проводит холодным носом по основанию шеи, словно вычерчивая рисунок, кожа пахнет роскошно, ровно, запах слегка похож на марципан или мясной бульон. Надёжный Шерлок. Ничего не изменилось, словно назло всем его страхам. Он жив, он всё так же несвободен от своих неуместных, компрометирующих чувств, они едут домой в такси, как всегда. Но не совсем так. Шерлок отрывается от его рубашки и слегка сжимает шею Джона.  — Я думаю, — произносит он неожиданно ласково, и это поражает Джона, — ты всегда представляешь большую ценность будучи живым, а не мёртвым. Джон распахивает глаза — никогда прежде они не разговаривали, после того, как прикасались друг к другу, и Джон обнаруживает, что растерян, но Шерлок нежно поглаживает его шею, удерживая на месте. — Он не собирался тебя убивать. Джон наблюдает, как свет фонарей словно в замедленной съёмке движется и растягивается по всей кабине такси, то освещая их обоих, то снова погружая в темноту. — Ты правда так думаешь? — Несомненно. — В этот раз всё было по-другому, — отвечает Джон и чувствует, как в животе что-то сжимается от воспоминания. Пальцы Шерлока на его шее, тёплая ладонь — успокаивающие, расслабляющие. — Разумеется, твоя уверенность в скорой смерти представляла для него определённую ценность, — продолжил Шерлок, — это террористический акт, нацеленный на то, чтобы сломать тебя, заставить сделать что-нибудь… опрометчивое. — Шерлок двигается, кладёт ладонь Джону на колено, и Джон чувствует тепло сквозь ткань джинсов. — Он просто плохо тебя знает. Джону нечего ответить, он молчит, вдыхает запах Шерлока и закрывает глаза. Самая опрометчивая вещь, до которой он додумался — написанный ручкой на бумаге импровизированный пост. Поступок незначительный, но в сложившихся обстоятельствах оказавшийся весьма разрушительным. Джон вздрагивает, вспоминая об этом. А может, это и было планом Мориарти? Заставить Джона сделать это злополучное признание, что в итоге изменило бы его отношение к Шерлоку? Сделать их обоих более уязвимыми, уничтожить их взаимное доверие? Может ли такое быть, что целью Мориарти было вовсе не убийство Джона, не борьба с Шерлоком, а нарушение их кропотливо выстроенного статус-кво? Если это действительно так, то, возможно, план сработал. Джон не может забрать назад все свои слова, это раздражает, он всё ещё чувствует их, они прижаты к его бедру, они висят в воздухе напротив него. Может, так влияет опыт близкой смерти? Шерлок внезапно становится для него ценнее, чем когда-либо прежде. Обычно на этом этапе вечера все инстинкты правильны и не требуют объяснений и обдумываний, но сейчас желания выпадают из этого ряда — он хочет, чтобы Шерлок обнял его так крепко, что он едва смог бы вдохнуть. Хочет спрятать своё лицо у Шерлока на груди, хочет целовать его и не торопиться, а сознательно и не спеша насладиться поцелуем. Плевать на то, что они не дома, на таксиста, на высочайшую вероятность попасть под вездесущие лондонские камеры наблюдения. В те их особые тайные минуты они обычно не склонны тратить время на поцелуи, потому что это, скорее всего, было бы чересчур интимно для жаркой, разожженной адреналином страсти. Или напротив — недостаточно интимно? Он сдерживает себя, ощущая неуверенность и неуместность. Шерлок тоже чувствует себя слегка не в свое тарелке, да и ночь едва ли можно назвать обычной. Произвести впечатление на Майкрофта — неслыханный, исключительный подвиг. Джону понятно, что Шерлок доволен и совершенно справедливо восхищён собственным великолепием, искренними комплиментами от Лестрейда и испуганным выражением, которое на мгновение проскальзывает на лице брата, сегодня Шерлок превзошёл все ожидания. Это в некотором роде объясняет, почему он не может сдержаться и нарушает их с Джоном привычный уровень близости в общественных местах, почему его одна рука расположилась у Джона на бедре, а вторая обернулась вокруг его шеи. Джон скорее чувствует, чем видит, как он наклоняет голову и касается губами его лица, касается зубами его челюсти. Ту маниакальную грань, которая всегда проявляется после встреч с Мориарти, Шерлок разделяет с Джоном кожей к коже, и его руки находятся в постоянном движении. Мир огромен. Джон парит на его поверхности. Всё вокруг ощущается по-другому. — Ну конечно они там были, — бормочет Шерлок ему в шею, и у Джона нет ни малейшего представления, что это могло значить, — подсказки. Повсюду. — Только для тебя, — шепчет в ответ Джон, не удивляясь тому, что Шерлок всё ещё не может отойти от недавнего триумфального спасения. Ему едва ли нужны сейчас одобрения и похвала, он на высоте, и Джон вряд ли может сделать что-то ещё. Никто, кроме Шерлока, не смог бы увидеть знаки бедствия, но для него они были везде, почти неуловимые, но всё же очевидные. Шерлок сильнее втягивает губами кожу у горла Джона и скользит пальцами за пряжку его ремня. — Ты — мой блогер, — шепчет он, — ты нужен мне. Джон допускает, что для него это — способ справиться с почти-смертью Джона. Шерлок никогда не бывает таким спокойным, если жизнь Джона в опасности, таким спокойным, каким он бывает, когда в опасности он сам. Джон забывает о том, что они в такси, о камерах, о Майкрофте и о том, что прямо за ними, скорее всего, следует полицейская машина, его уже не заботит, что всё это неправильно. Он зарывается рукой в волосы Шерлока, слегка притягивает к себе и целует, не сдерживаясь, не пытаясь скрыть этот невозможно острый порыв. Он ничего не может поделать. Те крохи написанного им, слова, которые Шерлок никогда не прочтёт — они изменили его, и Джон понимает это. Понимает по тому, как целует Шерлока сейчас, более осознанно, более беззащитно. Он нуждается в нём больше, чем когда-либо прежде. Он ненавидит это. Джон понимает, что лжёт даже сейчас, когда его собственный язык скользит по языку Шерлока, он находится на границе их привычного, устоявшегося и тем, чтобы взять больше, чем ему на самом деле предложено. Судя по всему, это самая рискованная вещь, которую он сделал сегодня вечером. Однако Шерлок не отстаёт и не отталкивает, не останавливает его. Это словно подарок, и Джон его принимает. В голове шумит удивление, а переполненное сердце стучит больно и громко. Джон искренне удивлён, ведь Шерлок, кажется, не возражает вообще. К тому времени, как они, запинаясь, покидают такси на Бейкер-стрит, нервы Джона уже на пределе, а губы влажны от поцелуев. Сердце всё ещё колотится. Дождь падает на его кожу каплями, похожими на острые булавки, и он дрожит. Шерлок берёт его ладонь в свою (они что, действительно держатся за руки?). Они взлетают по лестнице, дверь захлопывается, пальто летит на пол и он оказывается прижат к дивану гибким телом Шерлока. Всё это уже знакомо и не должно удивлять. Обнаружить себя в таком положении (хотя, возможно, не совсем в такой позиции), особенно после столкновения с Мориарти ожидаемо так же, как и то, что утром взойдёт солнце. Разве может быть иначе? Насколько Джону известно, это никогда не планировалось заранее, как ни удивительно это выглядит, оглядываясь назад. У них под рукой никогда не было ни презервативов, ни чего-нибудь, что действительно предназначалось бы для использования в качестве смазки (не сказать, что данный факт его останавливал, и Джон понимает, что всё это неимоверно глупо и лишний раз доказывает глубину конфликта между рациональным рассудком Джона и его распутно-похотливым первобытным разумом). Словно даже после того первого раза, которого никто из них не ожидал, в этом оставался некий элемент неожиданности. Словно они и не предполагали, что всё может повториться. Ровно до того времени, пока это всё же случалось снова. Словно они не позволяли себе сознательно задуматься. Планировать наперёд. Подготавливаться, купить всё необходимое и держать в шаговой доступности — чтоб смогли легко дотянуться и схватить. Сделать это подразумевало в первую очередь признать то, что всё происходящее между ними действительно имеет место. Но, по-видимому, никто к этому был не готов. Всё выглядит так, словно каждый раз — первый. И даже когда их связь стала постоянной и регулярной, как чёткий часовой механизм, она всё ещё постоянно продолжала удивлять их. Джон тысячу раз проходил мимо стойки с презервативами в Boots, совершенно не задумываясь, нужны ли они ему. Как если бы он был обычным парнем в поисках подружки, и ничего с ним не происходило. Но теперь всё оказалось в центре внимания, и закрывать глаза на это снова абсолютно невозможно (будь проклят чёртов блокнот с чёртовыми откровениями в нём, написанными в чёртов последний момент!). — В тебе нет ничего обычного, — произносит Шерлок ему в губы, и Джон чувствует эти слова кожей так же отчётливо, как и слышит их. Чувствует, как они отдаются эхом в груди через грудь прижимающегося к нему Шерлока. Чувствует трепет его кожи под своими ладонями. Диванная подушка смещается на пару сантиметров, когда Шерлок наклоняется и целует его. И он перестаёт думать. *** Маленькая записная книжка слегка вывалилась из кармана штанов прошлой ночью. Неподвижный Джон стоит над ней, уставившись на ворох одежды, брошенной как попало на ковёр. Пара миллиметров блокнота выглядывает из кармана джинсов — узкая бежевая полоса с закруглённым краем. Если бы вы не намеренно искали этот блокнот, то и не заметили бы его весь. Не заметили бы. Это ведь такая маленькая книжечка, едва заметная в кармане. Джон знает, что Шерлок ничего не видел этим вечером. Даже с этими его глазами-лазерами и ненасытным любопытством. Это больше, чем просто предположение. Джон знает. Ну, по крайней мере, шансы довольно высоки. В этот раз они заснули наверху, в постели Джона, и он по меньшей мере уверен, что Шерлок провёл там несколько часов. Джон не уверен во всей ночи — ведь у Шерлока есть склонность к бессоннице, склонность к копанию в его вещах, и, наконец, неутолимое желание узнать всё, что от него скрыто. А сейчас он спит там же, где Джон его оставил: раскинулся на постели, словно морская звезда. Джон не привык видеть Шерлока в своей постели до самого утра. Нет, Шерлок всё же проводит в ней ночи время от времени. Иногда он засыпает там, иногда приходит, когда вздумается, когда нуждается в этом. Как-то раз он в полном восторге разбудил Джона на рассвете, разрешив в темноте головоломку, Джон отвечает ему, полусонный, и в его воспоминании Шерлок приобретает мечтательный блеск. Теперь Шерлок будет спать до тех пор, пока не проснётся и начнёт вышагивать по квартире, печатать и ставить эксперименты с частями тел на кухне. Джон не привык к характерному профилю напротив своей подушки, к откровенно шокирующей бледности его кожи в утреннем свете. В большинстве случае Джон не видит Шерлока раздетым днём, и по правде говоря, он провел целый час, разглядывая его этим утром. Это было поздней ночью, хотя распорядок сна у Шерлока довольно специфичен — он может спать и до двух часов дня, в зависимости от того, сколько он спал в предыдущие ночи. Сейчас Шерлок всё ещё дремлет в постели Джона, и это позволяет предположить, что ночью он не просыпался, ведь в таком случае он ушел бы спать в свою комнату. Зачем бы ему тогда подниматься по лестнице наверх, рискуя разбудить Джона, если он хотел прочесть ту запись? Да, это всё решает. На девяносто процентов Джон убеждён, то Шерлок ничего не находил и не читал. Вот если бы Джон обнаружил свой блокнот в приметном местечке, скажем, в раковине, или приоткрытым — на кухонном столе, с выделенными ярко-жёлтым маркером некоторыми ключевыми моментами, или, может, балансирующим на верхушке черепа, что стоит на каминной полке, — тогда Джон бы понял, что Шерлок его нашёл. Нужно от него избавиться, и пусть ночью шансов не было, зато теперь есть. Джон осторожно вытаскивает блокнот из кармана джинсов, с опаской, словно тот может внезапно взорваться. Сворачивает в ладони, будто бы неподвижный и всё ещё спящий наверху Шерлок может ухитриться и прочесть всё издали, пробраться взглядом сквозь страницы, если он чуть-чуть приоткроется в его руках. Джон тянется за пальто, прихватив спички из кухни, максимально тихо крадётся вниз по лестнице и выходит на улицу. Обычному человеку, живущему самой обычной жизнью и с обычным соседом не потребовалось бы сжигать собственное имущество с целью получить толику уединения. Но, как любезно Шерлок напомнил ему вчера, в нём больше нет ничего обычного. Джон смотрит на окна, стараясь разглядеть, наблюдает ли Шерлок за ним тремя этажами выше, возможно, невероятным образом считывая и сохраняя содержимое блокнота. Но окна пусты. Он зажигает спичку, стоя над урной, держит блокнот за нижний угол. Пламя тянется к листам, и Джон смотрит, как они горят. Он видит свои слова. Бумага гнётся, сворачивается. Джон изо всех сил старается не читать, он сжигает всё до последнего листочка, пока не остаётся ничего, кроме металлических скрепок, и топчет почерневшие остатки, превращая их в пепел. В современной науке нет способа восстановить их. Джон пытается ощутить чувство завершения, но сомнения остаются. Он боится, что сгоревшие слова остались невозможным образом записаны на нём. Писать — это гораздо опаснее, чем он думал. *** Когда Джон возвращается из Теско с пакетами продуктов, то застаёт Шерлока проснувшимся, одевшимся и расположившимся на диване. Тот сидит, уставившись в телефон — не печатает, а просто смотрит. Его одежда больше не лежит кучей на полу, а на нём свежевыглаженная рубашка. — Дело? — интересуется Джон. Ставит сумки на стол, снимает пальто. — Что? — Шерлок на пару секунд задерживает взгляд на дисплее телефона, прежде чем посмотреть на Джона, — а, нет. Он убирает телефон в карман и поднимается с дивана. Повисает пауза, во время которой Джон пересекает комнату и вешает пальто в шкаф. Шерлок прочищает горло и на мгновение выглядит так, словно собирается произносить речь. Джон наблюдает, за ним. Любопытно. — Я никогда ни с кем не встречался. Не был в отношениях, в том смысле, который обычно подразумевают, говоря это. — О… — Джон чувствует, как его накрывает шок. Кровь с жаром бросилась к коже, затем отхлынула. Он чувствует себя так, будто его подстрелили, так, словно упустил первую половину этого разговора. Заставляет ноги двигаться и идёт обратно в кухню. Шерлок снова усаживается на диван. Джон пытается вести себя так, словно это — абсолютно нормальная беседа. — Почему? — спрашивает он, стараясь говорить ровно. Ему просто больше нечего сказать. — Не видел смысла. — Понятно, — Джон переключается на пакеты из Теско, достаёт покупки по одной: хлеб, чай, яйца. Нет, не достаточно отвлекает. — Безусловно, у меня были некоторые сексуальные эксперименты в Кембридже, — продолжает Шерлок. Джон роется в пакете и вытаскивает бутылку молока. Печенье. Снова вглядывается во что-то в сумке, как если бы правильный ответ на всё это лежал прямиком под листьями салата и куриным бульоном. Шерлок снова вынимает телефон из кармана и переводит взгляд на экран. — Они были не так уж интересны. Джон пытается и вдохнуть, и сглотнуть одновременно и в результате закашливается. — Женщины или… — И те, и другие, — опережает Шерлок, — по два раза с каждым. — Понятно, — повторяет Джон, разворачивается и начинает выкладывать продукты в шкаф — помогает занять руки и создает впечатление того, что он поглощен этим занятием. Джон ставит молоко в холодильник, стараясь не смотреть на последние Шерлоковы эксперименты, и внезапно понимает, что именно тот сейчас сказал. — Шерлок, когда ты говоришь «сексуальные эксперименты», ты имеешь ввиду именно это, да? Экспериментальные условия и всё такое? — В основном да. Как бы я ещё смог накопить подходящие данные для сравнения? — Так может именно поэтому было не так уж интересно? — смеётся Джон. — Наука — это увлекательно! — протестует Шерлок, — Но я допускаю, что ты в чём-то прав. Я в большей степени был заинтересован в стимуляции своего разума, и ты думаешь, что моя научная точность сделала обстановку немного унылой? — под конец фразы он начинает хихикать и это сильно напоминает Джону моменты, когда они смеются на местах преступления. Место преступления, которым является сексуальная жизнь Шерлока, состоящая из четырех смущённых и невероятно разъярённых старшекурсников Кембриджа. — Вполне возможно, — говорит Джон, всё ещё улыбаясь. Трудно представить, что с годами Шерлок подуспокоился, но, похоже, так и есть. — надеюсь, ты не пытался опубликовать результаты? — Я не смог найти журнал, который был бы в этом заинтересован, — признаётся Шерлок и Джон хохочет так, что на глазах выступают слёзы. Шерлок присоединяется к нему. Джон и представить не мог, что Шерлок способен смеяться над собой. Джон медленно качает головой и вытирает слёзы из уголков глаз. — В общем-то это всё, больше рассказывать нечего. Немного скучной истории. И вот теперь, — Шерлок закидывает ноги на кофейный столик и открывает ноутбук, — ты знаешь всё. Он начинает что-то печатать, Джон заходит в гостиную и понимает, что Шерлок, судя по всему, разговор закончил. Джон думает, что Шерлок, вероятно, слегка смущён и чувствует себя не очень из-за того, что его рассказ показался таким смешным. Взгляд его устремлён на экран, он уже потерян в других мирах. — Тебе когда-нибудь было одиноко? — спрашивает Джон, — потому что это звучит немного одиноко. Шерлок откидывается на диван и на мгновение поднимает глаза на потолок, словно ответ закреплён прямо там как раз вот для такого случая. Переводит взгляд на Джона. — Ну, рыба ведь не осознает, что она в воде, так? — Так говорят. — Представь её удивление, когда она поймёт это, — он возвращается к ноутбуку, и пальцы летают по клавиатуре. Джону очень хочется поцеловать его, ласково, так, как никогда раньше, но он сопротивляется — это кажется неуместным. Этот блокнот даже будучи сожжённым до основания продолжает его преследовать. Джон чертыхается себе под нос и идёт обратно выложить оставшиеся продукты. *** Позже в этот день на столе у Шерлока появляется куча бумаг. — Не мог бы ты… — просит он, держа в руках три папки. Джон берёт их, пробегает глазами по пометкам. Тэмзмид. Баттерси. Хэмптон-Уик. — Благодарю. Шерлок перебирает бумаги, большинство из которых смахивают на химические отчёты или серию факсов, и выуживает фотографию. — Ты и в самом деле, — начинает Джон, — в самом деле приводишь в порядок свои бумаги? — Не все, — Шерлок на секунду задерживается на снимке, но потом бросает его на кучку отчётов. Он приподнимает бровь, глядя на Джона, и осматривает остальные стопки, которые словно для украшения разбросаны по углам комнаты, — остальные и так прекрасно организованы. Я сортирую только эти, — отвечает Шерлок, — Баттерси. Он берёт ворох документов, фото и суёт это всё Джону, который на секунду откладывает папки в сторону, чтобы взять. Это фотография ящика с грязью, Джон его узнаёт — один из ящиков, что стояли в спальне у Шерлока несколько месяцев назад. Он опять чувствует прилив жара, чувствует, как капилляры расширяются и снова сжимаются в предвкушении. Джон узнаёт. Он был рискованно близок к тому, чтобы опрокинуть один из них, находясь в довольно компрометирующем положении на полу той спальни. — А это, — говорит Шерлок не глядя, поворачивая отчёт правой стороной вверх и держа снимок в левой руке, — Хэмптон-Уик. Джон мгновенно поправляется, заталкивает документы Баттерси в одноимённую папку и хватает следующую кипу. — Хэмптон-Уик, — повторяет Джон, разглядывая фотографию очередного ящика с грязью, — что там? — Глина, в основном, — объясняет Шерлок, быстро просматривает остальные документы и передаёт Джону карту, скреплённую засаленным листом копировальной бумаги, — вот ещё Баттерси. А всё остальное, — он собирает последние отчёты с пометками и бросает сверху снимки, — Тэмзмид. Джон аккуратно раскладывает всё по папкам и отдаёт их обратно Шерлоку. — И что ты теперь будешь с ними делать? — он не наблюдал в их квартире ничего подходящего для хранения этих бумаг. Например, шкафа для документов. Шерлок принимает папки и на мгновение смущается. Глазами он мгновенно сканирует книжный шкаф, но не задерживается на нём, затем просто бросает файлы на пол возле дивана и подталкивает их ногой под него. Улыбается Джону, садится на диван и достаёт телефон. — Отлично, я рад, что их теперь будет так легко найти, — говорит Джон, — мне частенько бывает необходимо узнать химический состав глины в Хэмптон-Уике. — Очень важно иметь систему, — соглашается Шерлок, — не могу же я оставить тебя без возможности отличить один ящик грязи от другого. Джон просто качает головой. *** В эту ночь Джон устраивается в постели с книгой, но успевает прочесть только несколько страниц — открывается дверь и на пороге появляется Шерлок, в пижаме, а его взгляд на секунду кажется Джону немного застенчивым. Когда Джон оглядывает его, этот взгляд пропадает и Шерлок улыбается, словно только что выиграл в «Spelling bee»*. Джон кладёт открытую книгу на колени. Он чувствует, как ускоряется пульс и задаётся вопросом — влияет ли прерогатива быть тайным любовником Шерлока на его сердце даже не одним, а несколькими способами. Шерлок плавно проскальзывает в комнату, отодвигает одеяло с противоположной стороны и забирается в кровать. Джон обескураженно наблюдает. Ни расследований, ни загадок. Никакого адреналина. Сегодня был совершенно обычный, неинтересный, скучный домашний день. Настолько скучный, что Джон чувствует себя опустошённым этой скукой. Насколько Джону известно, Шерлок не может возбудиться вот так — без адреналина в крови. Когда-то Джон думал так и о себе. Правда, он успокоил себя (правильное ли это слово?), обнаружив, что это не так, когда пару недель назад всё случилось во время просмотра телевизора — Шерлок просто прислонился спиной к его ногам. Но если это верно для Шерлока, то Джон не может представить, что в таком случае тот делает в его спальне в такое время, ведь ещё нет и одиннадцати вечера. Шерлок ложится на его кровать, под его одеяло, и его волосы рассыпаются по наволочке. Он смотрит на Джона. — Не возражаешь? — Против чего? — Если я буду спать здесь. С тобой. Сегодня. Джон вздыхает. — Шерлок, что происходит? Пауза. Шерлок облизывает губы. — Ты чуть не умер. — Ты сам говорил, что он бы меня не убил. — Семантика, — парирует Шерлок, махнув рукой, — ты думал, что умрёшь. Я думал, что ты умрёшь. — Ты думал? — На секунду — да. — Это, — Джон цепляется за слова, указывая на Шерлока, на себя, на постель, — это необычно. — Давай посмотрим правде в глаза, Джон. Нет, это не так, ведь правда? На мгновение Джон умолкает. Он весь день чувствовал, что всё идёт к этому, и действительно этого хотел. Разве не было бы чудесно наконец во всем разобраться и выяснить, что происходит? Растопить этот лёд, перестать отрицать. Это сложнее, чем кажется. Джон пытается понять, чего же он хочет сейчас: остановить это или напротив, сделать происходящее более частым? Он, безусловно, уверен в том, что в эту секунду, лежа здесь рядом с Шерлоком, он не хочет, чтобы это прекратилось. — Нет, — соглашается он наконец, — не необычно. Но я имел в виду ту часть, где мы спим рядом. — Верно, — признаёт Шерлок, — непростительная оплошность. Джон пристально смотрит на него. — Не думаю, что это против каких-нибудь правил, что бы ты там ни говорил, — рассуждает он, — на самом деле, я не думаю, что какие-то правила вообще существуют. Кто установит их? Ну конечно, ты и я, или, предположительно, ты или я. Лично я никаких правил не устанавливал, и если ты тоже, то всё это, бесспорно, не против каких-либо правил, о которых я осведомлён. — …Что? — Джон окончательно зашёл в тупик. — Ты сказал, — Шерлок шарит руками под одеялом, залезая в карман и вытаскивая телефон, — Мы никогда об этом не говорили и не признавали этого. Я даже не позволял себе надолго задуматься, как если бы это тоже было против правил. Полагаю, тут ты не совсем прав. Правда, солнце уже не светит, но лампа горит — и я пытался говорить об этом весь день. — Я совершено точно такого не говорил, Шерлок, — Джону кажется, что пол под ним вот-вот превратится в бездну, которая поглотит его целиком. — Ты написал, а это ещё лучше! Так я могу очень точно всё воспроизвести. — Шерлок… — Очень жаль, что ты сжёг оригинал, но всё в порядке — я успел щёлкнуть его на телефон, — Шерлок разворачивает телефон так, чтобы Джон мог видеть экран. На нём — фотография одной из страниц его блокнота, нацарапанные слова узнаются предельно ясно. Большим пальцем Шерлок перелистывает изображения. У него есть фото каждой страницы. Он тянет телефон назад и снова устремляет взгляд на экран, — надеюсь, ты осознаёшь, что на самом деле никакого внутреннего голоса у тебя нет, это ведь просто метафора, да? — Как… — Джон чувствует, как перехватило дыхание. На секунду Шерлок выглядит озадаченным. Потом вздыхает. — Ты думаешь, это смешно? Джон, безусловно, уверен, что его внутренности не могут самостоятельно отделиться от тела, чтобы болезненно рухнуть на пол, провалившись сквозь матрас, а затем просочиться сквозь половицы, упасть ещё футов на десять и приземлиться кровавой массой у дивана на первом этаже. Но ощущения очень похожие. Лицо горит, Джон ощущает покалывание этого жара на изнанке глаз. Он видит звёзды. Ощущает, как сжимаются вены и перекрывают кровообращение в конечностях. Включается инстинкт «бей или беги». — Как… — снова начинает Джон и вдруг понимает. Он ведь был таким осторожным в такси по пути домой, и таким подозрительным на следующее утро, уставившись на этот чёртов блокнот, выглядывающий из кармана, и даже сжёг его раньше, чем Шерлок проснулся. Но на тот момент было уже поздно. Любопытство Шерлока не могло ждать, пока они доберутся до такси, только не тогда, когда Джону понадобилось почти три четверти часа на пересказ событий последних суток их друзьям из полиции. Он вспоминает, как сидел в дверях машины скорой помощи, вспоминает оранжевое одеяло, наброшенное на плечи, чашку с чаем в руках и Шерлока, который сидит слишком близко и чересчур усердно его поглаживает. Джон и не почувствовал, как рука проскользнула в карман и вытащила блокнот, не почувствовал и того как Шерлок подложил его обратно. Это было бы весьма впечатляюще, если бы не было так возмутительно. Лестрейд должен был знать. Взгляд, которым тот смерил Джона — обеспокоенный и раздражённый. А Шерлок наверняка отошёл всего на несколько футов, чтобы сделать эти фото. Каждую страницу. Зная Шерлока можно предположить, что он читал их тут же, перелистывая, словно карточки, всё самое искреннее и сокровенное, что было у Джона. — Разве не предполагалось, — голосом намного более спокойным, чем, как ему казалось, он сможет, говорит наконец Джон, — что я не хотел, чтобы ты это прочёл? — Всё время, начиная с той минуты, когда он почувствовал себя в безопасности, Шерлок разбирал по кусочкам его признания. Джон оказался раскрыт, раздет догола, обнажён — без единой на то подсказки для него. Он моментально прокручивает всё в памяти: разговор в машине, сомнительная этика Джона (было ли это ссылкой на его предположение, что он ведёт себя неподобающе с Шерлоком?), дискуссия о его ценности «больше живым, чем мёртвым» для Мориарти. Джон понимает: «Ты — мой блогер, ты нужен мне». Чрезвычайно странные уведомления о сексуальной жизни Шерлока (он едва не смеётся вслух, когда до него доходит), и даже эти три ящика с грязью. — Разве я не подразумевал, что не хотел, чтоб ты прочёл? Тебе не проходило в голову, что это может быть личным? — Нет, на самом деле, — мягко отвечает Шерлок, — это казалось важным. В ситуации «жизни и смерти» всплывает на поверхность важная информация. — Скажи что это не ты устроил похищение, чтобы выжать эту информацию из меня! Неловкая пауза длится намного дольше, чем следовало бы. — Теперь это видится мне довольно умным, — размышляет Шерлок, — но нет, я этого не делал. Я и не знал, что есть что-то, что мне не известно. Признаю свою ошибку. Голос звучит смиренно. Кажется, Джон ошибался в своей способности утаивать что-нибудь от Шерлока. Для человека, способного определить программиста по его галстуку, а пилота — по левому большому пальцу, Шерлок Холмс упустил слишком важные и значимые факты о Джоне. — Что было тебе неизвестно? — спрашивает Джон, ещё не до конца поверив. — Всё, очевидно, — вздох. — Должно быть, это чувство ново для тебя, — замечает Джон и с удивлением обнаруживает, что признание Шерлоком собственного провала в дедукции почти полностью успокоило его унижение и гнев. — Ново, — соглашается тот, — это расстраивает, но одновременно это — приятный сюрприз, даже лучше, чем Рождество. — Неужели? — Конечно, — быстро говорит Шерлок, — конечно, Джон. Ты ведь не мог предположить, что я буду злиться, ты должен был сказать что-нибудь. — И что же я тогда делал? С тобой? — интересуется Джон, — если ты не знал правды. — Ты проводишь время, — раздражённо отвечает Шерлок, — отводишь душу, избавляешься от адреналина. Ты в поиске миссис Уотсон. Вот что говорили мне все признаки. А я — не миссис Уотсон. — голос звучит горько на слове «признаки», словно обиженный на них за то, что они подвели его. Впрочем, Джон должен отдать должное его дедукции. Сначала это было именно тем, что, как он думал, он делал. Джон убирает книгу на тумбочку и выключает свет. На секунду он вдруг становится не уверен, не хочет ли он выскочить из кровати или спрятать голову под одеяло. Только человек может перенести столько смущения и самоанализа за один-единственный день. Джон устраивается на собственной стороне кровати лицом к Шерлоку, который незамедлительно кладёт ладонь ему на шею, а пальцем поглаживает ухо. Он прижимается лбом ко лбу Джона. — Прости меня. — звучит искренне. Джон вздыхает. — Я должен был знать, что от тебя у меня не может быть никаких тайн, — он и правда это знал. Знал, что Шерлок найдёт и прочтёт те его слова. Это было неизбежно. И теперь он задаётся вопросом — а действительно ли это было так важно? — Я был обеспокоен, — мягко произносит Шерлок, — и это выглядело как улика. Когда несколькими неделями ранее Джон купил этот блокнот, он в каком-то смысле уже знал, что собирается делать с ним и знал, что произойдёт потом. Создание заманчивых «улик» — это, в конце концов, самый лучший способ привлечь внимание Шерлока, и Джон должен признаться себе, что знал это с самого начала. Он такой же опасный наркоман, как и Шерлок. Джон должен был знать, что величайшее напряжение, которое он когда-либо испытывал, опаснейшая ситуация, в которой он оказывался — влюбиться в социопата, а потом полностью открыть ему своё сердце. Это страшнее, чем стрельба, угрозы или боль. Джон делает глубокий вдох и чувствует знакомую волну адреналина. — Полагаю, это и было уликой. — У тебя всегда был карт-бланш, Джон. Если ты его хочешь. Джон обнимает Шерлока, ощущая острые лопатки под своими ладонями. — Думаю, хочу.