Настоящее лицо

Когда его, голого, привязанного к седлу, находят сотрудники парка, он всё ещё смеется. Он прекращает смеяться только тогда, когда видит Уильяма. Словно где-то внутри нажали на кнопку «Стоп». В стерильной белизне служебного помещения Уильям выглядит сгустком тьмы. Одной из тех космических дыр, о которых когда-то рассказывали в школе. Нет, не хочу, не хочу, нехочунехочуненадо... И он просто слишком измотан, чтобы задрожать, когда ладонь Уильяма — мозолистая, уверенная, как никогда раньше, — опускается ему на плечо. Мы не в парке. Он ничего не сможет сделать со мной, когда мы не в парке. Что-то внутри него всё равно сжимается, обрываясь с мучительно-жалким девчачьим всхлипом — а ведь пальцы Уильяма только слегка поглаживают; вовсе не впиваются до синяков и не хлещут, бросая на горячий песок или тыкая носом в сапоги очередному встреченному ковбою-проводнику. Или... Смешно вспоминать, как раньше ему нравилось «чтоб пожёстче». Звук привлекает внимание, но Уильям успокаивающе поднимает свободную руку: тише, господа, тише. Всё под контролем. Уильям стоит уверенно, чуть расставив ноги — только оружия при нём нет, кобура пуста; вот если бы только это как-нибудь помогало, — и его тень пригибает голову к земле не хуже, чем веревочный ошейник. Уильям выслушивает сотрудников медицинской службы и службы безопасности — они говорят опасливым шёпотом, и раньше Логана удивило бы, как может кто-нибудь без насмешки гнуть спину перед Билли-мямлей, но теперь — теперь он даже спрашивает себя: почему они все настолько нерасторопны. Не парк. Уже не парк. Больше никогда никакого парка... Их слова сливаются в монотонный безликий гул — точно жужжание мух над кучей несвежих трупов. Ненастоящих, да, но мухи-то были вполне настоящие, и Логан просидел так почти целый день — рядом с ними, пока Уильям добивался сотрудничества у оставшихся поселенцев-хостов. Почти в точности, как сейчас. — Вы не хотите проблем, я не хочу проблем. — Хватка пальцев на плече Логана становится самую малость жёстче. — И репутация этого... прекрасного места важна для меня точно так же, как и для вас. Уверен, мы сможем договориться. Им, в «Мире Дикого запада», нужен инвестор, готовый спасти их чуящие банкротство задницы. Инвестору, расширяющему своё присутствие на рынке хай-тека, не нужен скандал. Все в выигрыше. — Сколько понадобится заплатить за выкуп и уничтожение записей? Ему называют сумму; большую, но всё же не неподъёмную. Сам Билли — прежний Билли — ни за что не смог бы себе такую позволить; но фишка в том, что ему и не надо ничего себе позволять. «Делос» блюдет свои интересы и репутацию, не считаясь с ценой. — Я сам свяжусь с господином генеральным директором и всё ему объясню. Один из охранников что-то торопливо настраивает на своем служебном планшете, а затем протягивает Уильяму. Логан дёргается — его отпускает оцепенение, и пальцы тянутся перехватить планшет, но Уильям как-то незаметно и совершенно естественно шагает наперерез. Медицинская сестра перехватывает застывшую в воздухе руку Логана. Она держит уже готовый шприц и ватку со спиртом. — Пожалуйста, не шевелитесь. Её пальцы двигаются с механической точностью — кажется, будто вместо костей у ней металлический каркас, а под кожей ходят, перегоняя искусственную кровь, поршни. Будь у него нож — это можно было бы проверить. Но ножа нет, а Уильям сейчас не станет. Ему сейчас это ни для чего уже не понадобится. Уильям стоит, приложив планшет к уху, небрежно помахивая пальцами в воздухе, точно сам себе дирижирует. — Вас уже известили? — слышит Логан. Ему не хочется шевелиться, хотя стоило бы: решительно встать, уверенно отобрать у Билли планшет, даже если это не вышло с первого раза, и говорить дальше самому. Так было бы правильно. — Я пытался... — Уильям качает головой. — Но, похоже, это всё-таки было слишком. Мне очень жаль. Лекарство действует, рождая волны слабости. Всё это уже неважно и бессмысленно. — ...да, да. Разумеется. Вы можете полностью на меня положиться, сэр. Никаких утечек. Я прослежу. Бессмысленно и неважно. Чужие уверенные шаги отдаются громом в размякшем теле. — Пойдем-ка, — говорит Уильям, до дрожи мягко встряхивая его за плечо. *** Встряхнись, мать твою. Логан старается улыбаться точно так же, как раньше. Его одежда — нормальная, современная одежда — осталась в целости и сохранности. Ему даже выдали расчёску и бритву, чтобы привести себя в пристойный вид. С ним были предупредительны. Вежливы. Он, похоже, ещё что-то да значит — эй, в конце концов, он ведь по-прежнему сын своего отца, и хотя бы поэтому его лучше не злить. Так ведь? Но эта едва-едва вновь завоеванная уверенность дает трещину, чуть не разбиваясь совсем, когда дверь присланной за ними машины открывается — и оттуда выходит отец. Сам. Один. На жестком и ещё красивом лице генерального директора «Делоса» написано не просто разочарование. Что-то куда как хуже. — Я, кажется, отправлял тебя в этот парк с заданием. — Голосом отца можно превращать воду в лёд. — Зачем мне будущий глава фирмы, который до такой степени психически нестабилен, что не может удержать своё дерьмо при себе, и за ним всякий раз приходится подчищать? Логан вдруг осознает: отец и раньше смотрел на него так. Но никогда — так долго, дольше, чем на пару неприятных секунд, и никогда — так, чтобы это могли заметить другие люди. — Не будьте к нему слишком уж строги, сэр, — вступается Уильям; даже делает шаг вперед, будто бы, бля, искренне желая прикрыть. — Как там было у классика? «Так яростную страсть жестокий ждет финал»... Еще бы, он же всегда был таким начитанным пиздюком. — Послушай, пап, я готовил этот чертов отчет, и... — начинает он, быстро и с напором, как у него всего лучше получалось когда-то. Но отец просто поднимает руку — словно отбрасывает некстати влетевшее в него насекомое. — Твои оправдания никогда не меняются. Не сотрясай воздух. Посмотрим потом, в какое непотребное место ты засунул свою работу. И его взгляд вновь тяжело поворачивается к Уильяму, который уже протягивает объёмистую папку — и когда только успел? сидел ночами, не иначе. — Мы осмотрели почти весь парк, начиная от стартовой локации, как вы и просили. Если позволите высказаться, то с моей точки зрения — это выгодное вложение капитала. Конечно, понадобится внести некоторые изменения... для привлечения клиентов, но проект имеет все шансы окупиться в ближайший год-два. Все подробности — здесь. Надеюсь, у вас найдется время на мои скромные выкладки. — Хорошо, что есть ещё на этой земле надежные люди, — Отец скупо улыбается краем рта. — Не зря я еще тогда решил к тебе присмотреться. Они идут к автомобилю, и Логан идёт за ними — переставляя ноги так, словно Уильям по-прежнему тащит его на привязи. Он садится рядом с водителем, а Уильям с отцом устраиваются на задних сидениях. Оттуда доносится обсуждение — деловое и оживленное. — ...вероятно, есть способ удешевить производство хостов, кое-какие открытия в области медицины... Логан дрожит — он убеждает себя, что от злости. Проходят дни, но отец так и не требует у него отчет. *** — Да что с тобой такое? — брезгливо спрашивает Джулиет. Он сглатывает, переводит взгляд на Уильяма — но тот просто аккуратно отрезает себе кусочек стейка и кажется полностью поглощенным беседой с их, Джулиет и Логана, отцом. — Парк, — отвечает Логан односложно, отвлеченно. — Кто-то из бордельных тружениц прищемил тебе самое дорогое? — хмыкает сестра. — Брось, братец. Ты же сам говорил: что в парке происходит — то там и останется. «Ты не понимаешь, — хочет он сказать ей. — Мы думали, что Билли будет для нас удобным. А на самом деле это мы оказались удобными. Дурачками». Парк — это ключ, да, так ведь он говорил однажды ночью? Логан смотрит на лицо Джулиет — так похожее на его собственное, до гребаной этой поездки, — и почти видит потертую веревку на ее шее. Видит воспаленные мозоли на коже и круги под запавшими глазами. Потрескавшиеся губы шевелятся в беззвучной мольбе. — Спроси у него про фотографию, — наконец, выдавливает Логан. — Какую ещё фотографию? — сестра недоуменно приподнимает бровь. — Это ту, где ты меня на фоне нашей новенькой тачки снимал? Да брось, я бы сама выкинула её при первой возможности. Такое не для альбома. Только Уиллу и подарить. — Ты разве сама не хочешь услышать, что он... — А если он не стал вздыхать над ней попусту, — задорно подмигивает ему, перебивая, Джулиет, — то мой жених и правда умней, чем тебе казалось. Она выглядит счастливой. До отвращения. — Дочка, — вдруг окликает её отец. — Послушай, пожалуйста. — Мы решили, — говорит Уильям, — что нам пора назначить точную дату свадьбы. Дальше неприлично будет тянуть. Не правда ли, дорогая? Джулиет вспыхивает улыбкой: — Дата — это не так уж важно. Но мне всегда хотелось выйти замуж осенью. — Тогда как смотришь на двадцатое следующего месяца? Мы как раз успеем всё подготовить. — Отлично, — отзывается Джулиет со счастливой гордостью. Улыбка так и не сходит с её лица. Как будто ей нечего бояться. — Чем скорее ты станешь частью семьи, тем лучше, — кивает отец. — Моя Джули заслуживает именно такого мужа, как ты. И он кладёт Уильяму руку на плечо — совсем так же, как самому Логану, когда ему удавалось заслужить отцовское одобрение. Они все ведут себя так, как будто его и нет — как будто, блядь, он одна из этих парковых декораций, которых можно с полпинка заменить другими. Логан вскакивает с места, как пружиной подброшенный. Остальные вскакивают секундой позже — но он будто не замечает. Перед глазами, как наяву, дрожит жаркий воздух поддельной прерии. Он размахивает руками. Он кричит. «Это не я тут псих, это он, он, он!» Слюна брызжет у Логана изо рта, когда он хватает нож — столовый, совсем не чета присвоенному в лагере конфедерадос; и лучше бы он пырнул тогда не девку-хоста, а Уильяма — хотя ведь он, Логан, не из тех, кто путает гребаные машины с живыми людьми. В обе, блядь, ебучие стороны. «Абсолютно, вашу мать, сорванный с резьбы отморозок!» Но это — словно во сне, когда вместо слов из горла выходит бульканье, и сколько ни срывай связки — никто ничего не разберет. «Для него, блядь, нет разницы, понимаете, вы...!» А потом — рука Уильяма оказывается сверху на его горле, и перестаёт хватать воздуха, и лицо отца делается чужим и плоским, не выражающим ничего, словно у тех самых андроидов парка. — Ты... — цедит — почти выплевывает отец. «Нестабилен» — слово звенит в голове, распадаясь на тысячу колокольчиков, и Логану снова хочется засмеяться. Каким же он был грёбаным дураком. Отец просто смотрит в упор — несколько тяжелых, удушающих секунд, — а потом выходит из комнаты, почти хлопнув за собой дверью, как будто считает с этой минуты ниже своего достоинства: тратить на такого, как Логан, ещё какие-то слова. Он даже не пробует окликнуть отца. Просто делает несколько деревянных шагов, сползает на диван у стены и автоматическим жестом тянется к бутылке, которой нет. Мы не в парке. Тут всё по-настоящему. Насовсем. Краем глаза он замечает, как Джулиет успокаивающе берет Уильяма за локоть. Что-то шепчет ему на ухо — слов не различить, но в её тоне тревога, смешанная с долей отвращения. — Поговори с отцом, — тихо говорит в ответ Уильям. — Я не хотел бы, чтобы он... Всё-таки Логан — твой брат. Ты же не хочешь, чтобы его упекли в... тихое заведение? Она — нет. А вот ты — да. Джулиет бросает на него взгляд — скорее испуганный, чем обеспокоенный. — Я поговорю, — обещает она она. — Я верю, что это... временно. И она уходит — тихо, осторожно, как будто едва-едва не срываясь на бег. Уильям присаживается с ним рядом — обнимает за плечо и разворачивает к себе. По-дружески, можно было бы сказать — но только вот они никогда не были друзьями. Уильям улыбается — почти прежней, скомканной, одними губами улыбкой, такой блядски доброй, точно концентрат переведенных через дорогу старушек и снятых с деревьев котят, — и проводит раскрытой пятерней по его груди. Останавливает над сердцем и чуть нажимает, чтобы чувствовать пульс. — Ты ведь хотел увидеть моё «настоящее» лицо? — Он наклоняется ближе, совсем близко, так, что можно почувствовать щекой и губами его дыхание. И эти глаза, боже ж мать вашу, точно сине-стальные булавки — он не думал даже, что бывают такие глаза. — Ну так смотри же, братец. Смотри. И только посмей отвернуться.