В темноте

Темнота соскальзывала с письменного стола, со смятого покрывала, ниспадала на ковер. Комната, охваченная глубоким полумраком, будто была отрезана от всего остального мира. Через светлый тюль пробивался приглушенный свет уличных огней. Они вдвоем сидели на полу. Кария облокачивался спиной о незастеленную кровать и отрешенно смотрел куда-то вперед, немного запрокинув голову. Куда-то на стык стены и потолка, который приобретал расплывчатые очертания. Голова Кирино покоилась на его коленях. Девушка, свернувшись калачиком, положила руку себе под щеку и глубоко вздохнула. Ей в который раз было плохо. На этот раз родители всерьез собрались разводиться: мама покидала первые попавшиеся вещи в сумку, хлопнула дверью и уехала к бабушке, а отец ушел и вовсе без отчетов. А сейчас он наверняка пьет где-нибудь в центре и, дай Бог, вернется под утро. Кария всегда приходил. Всегда, когда Ранмару звонила ему после наступления темноты и сбивчиво обрисовывала ситуацию. Он накидывал что-нибудь на плечи и нырял в окно, обещаясь быть в течении пятнадцати минут, но проходило десять и он уже стоял на ее пороге. У нее постоянно были опухшие веки, неаккуратно смытая тушь и слезы стояли в глазах. Масаки неловко приобнимал ее за плечи, закрывал дверь сам и вел девушку в комнату. Его семпай безвольной куклой повиновалась всем его манипуляциям. Только когда они выключали свет, Кирино давала волю слезам. Она лихорадочно цеплялась пальцами за его толстовку, прижималась к нему, ища защиты. Кария заботливо гладил ее плечи и целовал в макушку. Он запустил пальцы в розовые растрепанные пряди и провел по мягким волосам. Она успокаивалась. Когда первый бурный всплеск эмоций проходил, школьница начинала говорить. Она рассказывала о своем детстве, рассказывала о своих бабушке и дедушке, о двоюродных братьях, о том, как они раньше проводили время вместе, о родителях — она, кажется, говорила обо всем на свете. Она говорила о том, что ее тревожило. А кохай слушал и гладил ее по волосам. Кария умел слушать. Говорить у него не очень получалось, но он своим присутствием и жестами помогал ей не упасть. Их пальцы переплетались. Руки девушки всегда были холодными вне зависимости от погоды — он сжимал их в своих ладонях и согревал. Она смотрела на его лицо, скрываемое темнотой и забывалась. Отстранялась от боли и обид. Они рвано целовались, лежа на мохнатом ковре. Она крепко обнимала его за шею. Он кусал ее и без того истерзанные от волнений губы, проводил языком. Ей хотелось плакать и она упивалась этой сумасшедшей близостью, выплескивая свое отчаяние с этими горькими укусами и смазанными поцелуями. И только темнота видела их. Он уходил, не включая света. Иногда просто прыгал в окно, чуть только рассвет занимался, и оставлял ее один на один с рассеивающейся темнотой. Каждый раз до ее следующего звонка.