Глаза Дракона

Больше всего Айя хочет быть похожей на Шина. Хочет драться, как Шин, хочет контролировать свои Глаза Дракона, как Шин. Они оба унаследовали мистическую силу от поколений предков: почему же брат орудует ею, как скальпелем, а Айе кажется, что у нее в руках неподъемный топор? Ее Глаза Дракона могут помочь ей увидеть все — прошлое, настоящее, будущее. Но все, что она может — иногда, редко-редко, цеплять какие-то жалкие обрывки. Шин треплет ее по голове и называет младшенькой, а она думает о том, что сейчас он, наверняка, подслушивает какой-нибудь разговор премьер-министра с императором. — Между нами пять лет, — терпеливо объясняет ей Шин. — Для любой силы это огромный срок. Думаешь, в твоем возрасте мои Глаза Дракона были лучше? Айя хочет ему верить, но сила не поддается, выскальзывает из рук, не хочет слушаться — и ей кажется, что даже через сто лет она не станет равной брату. Айя тренируется, раз за разом пытаясь пронзить пространство и время и увидеть скрытое. Майя смотрит странно, но Айя списывает это на зависть и не обращает внимания. Тем более, что с каждой тренировкой ей кажется, что она стала чуть-чуть ближе к Шину. Между братом и сестрой намечается разлад: Айе не нужны Глаза Дракона, чтобы видеть это. В последнее время Майя словно отдаляется и от нее, и от Шина, бродит где-то с этим своим новым дружком из Академии. Шина это бесит, но к Айе брат относится, как раньше — с теплом и заботой. — Как твои тренировки, младшенькая? — произносит рассеянно, положив руку ей на голову. Айя высокая, почти такая же, как он, но ей все равно кажется, что она смотрит на Шина снизу вверх. Она опускает плечи. — Вчера я шла мимо одного особняка и вдруг увидела, как его хозяева ругаются между собой. Я не собиралась подслушивать, я вообще о другом думала, но оно само так получилось. А какой же это успех, если я не контролирую это? Шин молчит. Айя поднимает глаза и видит, что брат закусил губу, а выражение лица у него такое, что сердце проваливается в пятки. — Братик... — испуганно шепчет она, и он вздрагивает, словно проснувшись. Рывком обнимает ее. — Не волнуйся. Все будет хорошо. Айя обнимает его в ответ — хоть и не понимает, почему он это сказал. Шин сидит на полу, смотрит в пустую чашечку от саке и о чем-то размышляет. Длинные волосы разметались по спине, и Айя рассматривает эти прямые серебристые пряди. В детстве она завидовала волосам брата и сестры, тоже хотела такой светлый, сияющий цвет вместо ее собственного, рыжевато-каштанового. Но Шин смог объяснить ей, что в ее волосах — ее уникальность, что она особенная, и Айя поверила. Наверное, ей просто хотелось быть особенной для него. Шин точно знает, что она стоит у него за спиной, но не оборачивается. Наливает себе еще саке, смотрит в стену. — Айя, ты помнишь родителей? Вопрос застает ее врасплох. Родители погибли, когда она была совсем маленькой, и их, троих детей семьи Натсуме, взял под крыло клан Такайянаги. Айя никогда не спрашивает, чем Шин платит за это покровительство. Чувствует, что лучше не знать. — Плохо... А почему ты спрашиваешь, братик? — А я помню, — голос у него, несмотря на количество выпитого, трезвый. И глухо-безнадежный, такой, что Айе хочется подойти и обнять. — Они отдали Майе этот проклятый меч, велели хранить его, — продолжает он, и теперь Айе кажется, что он бредит. — Но разве не покажет восьмилетняя девочка такую ценность любимому старшему брату? Майя не уберегла, родители погибли, а я теперь привязан к этому мечу, пришит к нему собственной силой... — Братик... Шин встает и, не говоря больше ни слова, выходит из комнаты, отодвинув ее плечом. На полу остаются бутыль саке и перевернутая чашка. У нее есть Глаза Дракона. Она может видеть будущее, но сейчас ее интересует прошлое. Катана Чокото Рейки, семейная реликвия, лежит в сундуке, если Майя не унесла ее куда-то. Айя откидывает крышку, вдыхает запах пыли — кроме меча, здесь валяются еще какие-то вещи, сестра говорит «Это родителей», и Айя не трогает их. Не прикасается она к ним и сейчас — протягивает руку и берется за ножны. Ее словно бьют сзади по затылку: оглушенная, Айя падает на открытый сундук. Мир разбивается на тысячу окошек, и в каждом окошке она видит какое-то событие. В ушах гудит от множества голосов: Айя слышит ссору где-то в Киото и тарабарщину на незнакомом языке, слышит ласковые слова матери и заново переживает сегодняшний разговор с братом. Значит, вот так смотрит на мир Шин? Но как же он еще не сошел с ума от этого?! Одно из окошек перед глазами проясняется, и Айя видит узкий клинок в крови. Две фигуры на полу: на их телах столько ран, что, кажется, нет живого места. Серебристые волосы путаются с каштаново-рыжеватыми в луже крови, и следы крови повсюду — на полу, на стенах, на руках беловолосого мальчика рядом... Айя не хочет смотреть дальше, она хочет отпустить этот меч — но пальцы на ножнах свело судорогой, и, кажется, разогнуть их получится разве что зубами. Айя кричит. Они разговаривают — ругаются — в другом крыле дома, но Айя видит это так, словно между ею и старшими нет ни одной стены. — Эту катану пора сломать об колено, — твердо произносит Майя. — Давай, ломай! — отвечает Шин, его глаза лихорадочно блестят. — Это ты ведь ее хранительница! — Ты не можешь меня упрекать! — вскидывается сестра, и Айя поджимает ноги, сворачиваясь клубком на своей постели. Они думают, она спит. Они думают, сила больше не владеет ею. Они оба ошибаются. — Конечно, не могу, — Шин запускает руку в волосы, дергает. — Это ведь мы виноваты. Мы, унаследовавшие силу, слишком огромную, чтобы удержать ее в руках. Мы с Айей. Как можно винить в этом хоть кого-то? Майя молчит. Смотрит на него, и Айе кажется, что сестре больно. Что Шин уязвил ее этими словами, хотя что в них обидного, она не понимает. — Она справится с этим, — говорит Шин тоном ниже. — Если я справился, то она — тем более. — Справился? — переспрашивает сестра. Оба молчат, не глядя друг на друга, и Айя в очередной раз замечает, насколько они похожи. У нее самой с Майей почти ничего общего нет, а вот Шин похож на обеих сестер одновременно. С кем бы из них он не встал перед зеркалом вместе, сразу видно — старший брат. — Я запру ее и выброшу ключ, — наконец, устало говорит Майя. Шин усмехается. — Думаешь, это достаточная защита от Глаз Дракона? — Ну а что мне еще делать?! — взрывается Майя и прячет лицо в ладони. — У меня нет этой силы! И я никак не могу уберечь вас от нее! Она рыдает. Шин, явно поколебавшись, подходит, обнимает ее за плечи, притягивает к себе. Теперь Майя плачет у него на груди. Айя вспоминает все случаи, когда она сама точно так же ревела в плечо брату после мелочных обид. Шин гладит Майю по плечам, спине. Потом немного отстраняется, берет ее за подбородок — лицо у сестры красное, зареванное и некрасивое — и целует. Айя вздрагивает. Майя вздрагивает тоже, но обхватывает его за плечи и после секундного колебания отвечает на этот поцелуй. Она развязывает пояс, спускает с плеч халат и оказывается перед братом почти голой, только в тонких белых трусиках. Айя видит длинный бледный шрам у нее на боку. Шин подхватывает Майю на руки, осторожно укладывает на пол, где валяется ее халат. Целует грудь, поочередно касаясь губами сосков. Его ладонь скользит по животу Майи, пальцы забираются под резинку трусиков, и та раздвигает ноги, чтобы дать ему больше свободы. Айя закрывает глаза. Она не хочет смотреть дальше, но эту силу не обуздать так просто, даже под закрытыми веками она продолжает видеть, и с каждой секундой внутри нарастает возбуждение. «А ведь они уже наверняка не впервые...» Пальцы Майи стискиваются на плечах брата, путаются в его светлых волосах. Она выгибается навстречу его прикосновениям, хрипло, протяжно стонет. Айя опускает руку между ног, сдвигает в сторону ткань и погружает палец во влажную, кажется, пульсирующую щель. Закусывает край одеяла, забыв, что Шин с Майей вовсе не рядом и не услышат ее. Сосредоточившись на собственных ощущениях, она пропускает часть разворачивающегося перед ней действа, а когда снова смотрит — Шин уже трахает Майю, и Айе отлично видно, как его блестящий от смазки член погружается в ее тело и снова выскальзывает из него. Майя стонет, подается ему навстречу бедрами, и Айя быстро ловит этот ритм, нажимает на набухший клитор двумя пальцами и толкается им навстречу в унисон с сестрой. Майя кончает с длинным, протяжным криком — и Айя закусывает свое одеяло, чтобы собственным воплем не привлечь их внимания. Почему-то одновременно с физической разрядкой картина перед глазами становится бледнее — словно выцветает, расползается клочьями. Айя лежит, тяжело дыша, глядя в потолок своей комнаты. Значит, чтобы обрести контроль над этим, надо было всего лишь взять себя в руки в самом вульгарном смысле? Почему тогда Шин ничего не сказал ей? Почему, когда у нее начались месячные, брат безо всякого стеснения посадил ее рядом и объяснил, что делать, а сейчас промолчал? Впрочем, он молчал не только об этом, думает Айя. И обещает себе молчать тоже, хотя бы о том, что не просто возбудилась от вида секса, как возбуждаются от порнофильма. Нет, сейчас, когда она уже может думать, Айя четко понимает — она представляла себя на месте Майи. Представляла, что это она лежит на полу, с раздвинутыми ногами. Под ним. Думать об этом страшно, и Айя не знает, насколько сильны Глаза Дракона Шина. Поэтому она старается поскорее обо всем этом забыть. Когда Майя тусклым голосом сообщает, что Шин мертв, Айя не верит. Она не верит и позже — когда видит его в гробу. Брат погиб в бою, у него наверняка должны были остаться ссадины и раны, но гримеры поработали так, что Шин кажется спящим. В крематории Майя держит ее за плечи, и Айе кажется, что пальцы сестры свело судорогой. Позже, когда заканчиваются соболезнования, когда расходятся последние гости — друзья Шина и Майи — сестры садятся и, кажется, впервые в жизни говорят по душам. Айя рассказывает, чем для нее был Шин, как она хотела владеть силой, как он, а Майя говорит, что он свою силу вовсе не контролировал. — В обычном состоянии еще более-менее, — она сжимает в ладонях чашку, у нее сухие, воспаленные, больные глаза. — Но когда он брал в руки эту катану... Она срывает все предохранители, ты ведь ощутила это на себе, правда? Шину было много отмерено, намного больше, чем тебе, не обижайся только. И я давно со страхом ждала момента, когда он полностью растворится в этой силе. Она рассказывает о том, что произошло в Академии, почему и как погиб Шин. Айя обещает найти его убийцу и нанизать на эту самую катану. Они раскрывают душу друг перед другом в этом долгом, тяжелом разговоре. Но Майя так и не говорит, кем Шин был для нее. А Айя не упоминает о том, что все знает. «Время лечит», — говорила Майя во время того разговора в день похорон. Айя теперь знает, что это все чушь собачья. Она так и не привыкла к тому, что в ее жизни больше нет Шина, что некому направлять ее тренировки и нет плеча, в которое можно выплакаться. Время идет, а ей не становится легче. Даже появление в ее жизни Соичиро не затрагивает эту глубокую, засевшую внутри тоску. Айя бросается в эту любовь, как в морские волны, позволяет ей тащить себя. Благодаря Глазам Дракона она знает правду — Соичиро не нужна она, он влюблен в Майю, и Айе огромных сил стоит не крикнуть сестре: «Ты забираешь всех, кого я любила!», — но любовь не умирает от этого знания. Отношения с сестрой опять идут под откос. Айя чувствует себя ненужной, забытой, тенью великой Майи Натсуме, главы Джиукенбу, чувствует, что никто не принимает ее всерьез — как ни Шин, ни Соичиро не видели ее любви. Майя не собирается посвящать ее в свою собственную месть Митсуоми — убийце брата, и Айе очень сложно поверить, что сестра всего лишь боится за ее жизнь. Майя, кажется, совсем забыла, что Шин был не только ее братом. «И не только ее возлюбленным», — добавляет про себя Айя. Откидываемая крышка сундука скрипит — петли ржавые, их давно уже следовало бы смазать. Одежда внутри пахнет старой, слежавшейся пылью. Айя протягивает руку — и берет лежащую сверху катану. Мир дробится на части. Айя видит избитого Соичиро, видит стоящую напротив Рюдзаки сестру, видит Митсуоми — как он сидит за столом и не думает, совсем не думает о том, кого убил два года назад. В ее ушах голоса, стоны, вопли; в прошлый раз она не выдержала этого, но прошли годы. Она ощущает силу, плещущуюся внутри, она несет эту силу, как чашу с водой, и знает, что не проронит ни капли. Вот что ощущал Шин... Айя встает с катаной в руках, и ей кажется, что она чувствует на плечах ладони брата.