Настоящая осень

Кевин забирается в потрепанный фургончик и дверь за ним с грохотом захлопывается. С той стороны ему широко улыбается дядя Квансу — старый друг его отца. Кевин помнит его с самого детства — высокий, подкаченный и очень сильный, тогда Квансу работал на лесопилке и питал слабость к хорошему пиву. — Прохладно сегодня, — сообщает Квансу, забираясь в фургончик. Сейчас у него седые волосы и глубокие морщинки вокруг глаз. Кевин улыбается и кивает. Фургончик натужно кашляет и, вибрируя, принимается карабкаться вверх по склону. — Я удивился, когда мне позвонил твой отец, — перекрикивая гул мотора, сообщает Квансу. — Никогда бы не подумал, что ты решишься сюда приехать. — Я соскучился по этим местам, — признается Кевин и виновато протягивает покрасневшие руки к едва греющей печке. Квансу улыбается и морщинок вокруг глаз становится больше. — Я тебя понимаю, — бросает он, а потом добавляет. — Купи здесь себе одежду потеплее. Осень у нас самая что ни есть настоящая. Кевин усиленно кивает и поднимает глаза к окну. Там за стеклом стелется легкий туман, и словно белые ватные комки, плюшевые овцы то выплывают из него, то снова пропадают. Старый пес, лежащий в открытом багажнике, негромко бурчит, приподнимая голову. — Все еще помнит как это — быть пастухом, — оправдывает его Квансу. И Кевин думает о том, как же много эти двое вместе пережили. И как тяжело им будет расставаться. Небольшие деревянные домики, с белыми, кружевными занавесками утопают в ослепительной осени и согревают своим видом. Откуда-то вдруг выскакивает маленький, заигравшийся щенок. Он подается вперед, к машине, и звонко гавкает — получается у него смешно и дети, бегущие следом за ним, принимаются покатываться от смеха. Квансу приоткрывает окно и машет какому-то мужчине, с граблями на спине: — Как дела, Хенсын? Тот приподнимает кепочку и хриплым голосом жалуется, что листопад в этом году уж слишком сильный. — Не успеваем убирать, — продолжает он, а потом замечает Кевина. — Будет учить наших ребятишек, — хвалится Квансу, замечая взгляд. Кевин поспешно кланяется, представляясь, а потом неловко улыбается, когда Хенсын вспоминает его. — Мальчишкой ведь был совсем, — сокрушается он, хлопая себя по плотным бокам. — Как время летит-то! Квансу вздыхает. Вздыхает позади и его пес. — Где остановились-то? — напоследок интересуется Хенсын. — Так в доме на окраине, — отвечает Квансу. — Это ж единственный пустой дом на всю округу. Хенсын качает головой: — Там крыша исхудала в конец. Много работы. Надо бы к плотнику, пока дожди не начались. — Вот опять ты начинаешь! — принимается ворчать Квансу и сразу же заводит машину. — Так ведь правду же сказал! — кричит тот вслед и добавляет. — Заходи в гости, Кевин! Красный дом, справа от дороги! Квансу покажет! Дом оказывается старым и очень запущенным. Квансу помогает отпереть рассохшуюся дверь и сдергивает паутину с пропыленного зеркала. — Здесь, конечно, прибраться надо, — начинает он. — Но жить можно. Печка есть, запас дров на первое время, электричество и водопровод. Кевин смотрит на старые половицы у себя под ногами, засыпанные пожухлыми листьями и вдруг улыбается. Несмотря на холод и запустение, дом кажется теплым и ласковым. Как старый, шерстяной свитер с протертыми на локтях дырками. — Здесь замечательно, — он поднимает глаза на Квансу. Тот смущенно кряхтит и идет к машине за вещами. Дом когда-то принадлежал его семье, но семья разрослась, и понадобилось жилье побольше. А здесь все так и осталось — только иногда его снимали на лето или художники, или писатели. — Сохен передала чистые простыни и одеяла, а еще перекусить горяченького, — Квансу устраивает большую плетеную корзину на запыленный стол в небольшой кухне. — После обеда мы приедем помочь с уборкой и прочим, заодно расскажем тебе про местные обычаи и прочее. Договорились? Кевин кивает и провожает Квансу до дверей. — Может быть, пообедаешь с нами? — спрашивает тот, когда Кевин помогает ему сесть в машину. — Я лучше поброжу по округе, — благодарно. — Тоже верно, — кряхтит Квансу. — Места у нас красивые. Ну, бывай, малец! Увидимся через пару часов! Кевин кивает и отходит на пару шагов. Фургончик с грохотом прокатывается по гравийной дорожке и скрывается в тумане. Становится тихо. Кевин стоит еще немного, глядя вперед, а потом идет в дом, вытягивает из корзины кусок теплого хлеба с ветчиной и овощами, и, кутаясь в одеяло, выходит на крыльцо. Туман постепенно рассеивается, позволяя различить бескрайние поля, окружающие дом, огромное дерево шагах в пятидесяти и большое озеро где-то у края горизонта. Кевин усаживается на скрипящие ступеньки крыльца и зарывается носом в теплое, стеганое одеяло. Бутерброд приятно греет ладони, а только появившиеся солнечные лучи, расписывают просыпающееся небо. Кевин делает глубокий вдох — запах свежескошенной травы и утренней прохлады забирается под тонкий, не по погоде, воротник — а потом довольно ежится. — Хорошо… После обеда приезжает семейство Ким полным составом: Квансу, его жена Сохен, их старший сын, невестка и пятнадцатилетний внук. Они быстро и умело приводят дом в порядок. Сын Квансу, каменщик по профессии, делится несколькими секретами по ведению дел и велит обращаться к нему по любому поводу. Невестка оказывается мастерицей на все руки. Она дарит Кевину теплый вязаный шарф и прекрасно готовит кофе. Их сын, к немалому удивлению Кевина, работает подмастерьем в гончарной мастерской, и первой посудой в доме оказываются именно его чашки. — Это потрясающе! — делится Кевин, когда в руках оказывается глиняная чашка с вырезанными на внешней стороне животными и вигвамами. — Я называю эту коллекцию «До начала времен», — делится паренек. — Вдохновлялся наскальными рисунками. Кевин понимающе кивает и говорит, что хотел бы побывать в пещерах Испании и Франции и увидеть все своими глазами. Они соглашаются, что в подобных рисунках есть какое-то волшебство. Квансу и Сохен оказываются удивительно бойкой пожилой парой и очень быстро приводят чердак, отведенный под спальню, кабинет и библиотеку одновременно в порядок. — Дом маленький, — говорит Сохен, когда они собираются в кухне, чтобы выпить свежесваренный кофе с булочками. — Но очень удобный для жизни. — Он теплый, как какао, — сознается Кевин. — И пахнет домом. На нем теперь большой теплый серый свитер из овечьей шерсти, который ему подарила Сохен. Он немного колется, но прекрасно греет и Кевин впервые перестает думать о замерзших кончиках пальцев. — Чтобы так было всегда пеки хлеб, — улыбается ему невестка. — Дом должен пахнуть едой. Иначе это просто место, где ты прячешься от непогоды. Сохен согласно кивает и принимается рассказывать, как тяжело им пришлось, когда они уезжали в город по делам. — Съемные квартиры похожи на склепы, — жалуется она. — Ни вздохнуть, ни спрятаться. Пустота, эхо и все вокруг блестит из-за глянца. Ужас! Кевин утыкается носом во вкусно пахнущий корицей и анисом кофе и прикрывает глаза. К дому незаметно подкрадывается ночь, пряча все вокруг под темным одеялом. Семейство Ким помогает Кевину с хозяйством еще пару дней, а когда Кевин начинает чувствовать себя увереннее, принимается знакомить его с местными. Так Кевин узнает, что купить одежду можно у госпожи О — свитера, пальто, куртки и даже сапоги. Ее семья занимается кожевенным делом, а муж — потомственный овчар с большим поголовьем. Через дорогу от них живет господин Ли — у него свой бар и пивоварня. — Замечательное пиво, — делится с Кевином Квансу, похлопывая себя по животику. — Да и еда есть. Школа оказывается на другом конце городка, но Кевин отказывается от машины, когда ему предлагают одолжить ее за смешную сумму. — Тут совсем недалеко, — говорит он. — Я и пешком прекрасно справлюсь. Еще ему показывают мелкие ремесленнические лавочки, где он может попросить помощи. — Кстати, — Квансу цокает и вдруг сворачивает куда-то за дом. — Нам же плотник нужен! Кевин послушно следует за ним и вскоре оказывается на широком дворе, где слышатся звуки циркулярной пилы, и пахнет морилкой для дерева. — Эй! Эй! — кричит Квансу мужчине за столярным верстаком. — Да выключи ты уже тут все вокруг! Птицы вон в ужасе! Мужчина отрывается от своего занятия, расправляет широкие плечи, спрятанные в красно-черную клетчатую рубашку, и поправляет бандану на голове, сдерживающую волосы. — Привет, дед, — отзывается он весело. И Кевин с удивлением понимает, что мужчине перед ним едва ли больше, чем ему самому. — Сам ты дед! — принимается ворчать Квансу. — Молокосос! Ни стыда ни совести у молодежи нынче! Мужчина смеется и снимает перчатки: — Так чем могу-то? Все еще ворчащий Квансу кивает себе за спину и Кевин попадает в поле видимости плотника. Секунду они рассматривают друг друга, а потом Кевин принимается спешно и суетливо представляться. — Значит, учитель, да? — улыбается мужчина. — Это здорово, а то местные чумазые пацаны даже читать, как мне кажется, не умеют. Квансу снова взрывается возмущением, принимаясь убеждать, что в их городке грамоте обучены совершенно все и многие даже имеют высшее образование. — Меня зовут Шин Сухен, — говорит плотник, игнорируя причитания, и протягивает крупную, мозолистую ладонь Кевину — Очень приятно, — отзывается тот. Его пальцы оказываются длиннее и изящнее, чем у Сухена, но на порядок холоднее. — Вам бы куртку, — приподнимает уголки губ Сухен, отпуская чужую руку. — Я как раз ищу, — неловко улыбается ему Кевин. — А крышу я подлатаю, не волнуйтесь. — Буду вам благодарен. Сухен приходит на следующий день и удивлено замирает на пороге. — Никогда не видел этот дом таким уютным, — объясняется он, когда Кевин недоуменно смотрит на него. Он ведет Сухена наверх, показывая проблемные участки, а потом бежит в соседний дом за стремянкой, потому что своей еще не приобрел. Сухен привозит необходимые стройматериалы и помощника — такого же широкоплечего парня, как и он сам, по имени Хунмин. Они вдвоем чинят крышу до самого вечера, а потом пьют чай на крыльце дома. — Дом хороший, — говорит Сухен. — Добротный, — соглашается Хунмин. — Долго простоит. А с таким хозяином заботливым и того больше. Кевин благодарно улыбается Хунмину и предлагает сварить кофе с коньяком. — Машину придется забирать завтра, — чешет затылок Сухен. — Это ничего? Кевин трясет головой и говорит, что все пустяки, пусть стоит. Они засиживаются до поздней ночи, обсуждая каким цветом покрасить дом по весне и нужно ли сменить ставни на окнах. Следующим утром Кевин находит на пороге дома свежеиспеченный хлеб в бумажном пакете и записку: «Машину забрал. Будить не стал. Хлеб от Хуна. Сухен». Кевин улыбается, прижимая к груди пакет — тот, хоть и слабо, но все еще греет, и пахнет умопомрачительно вкусно (Хунмин оказывается вовсе не плотником. Его хлеб знает вся округа и с удовольствием бегает к нему в пекарню). Кевин трет друг о друга продрогшие ноги в белых шерстяных носках, и щурится, глядя на просыпающееся солнце. Предрассветная дымка постепенно тает, возвращая миру яркость и цвет. Кевин делает глубокий вдох и возвращается в дом, заваривать чай и готовить завтрак. День обещает быть насыщенным: сегодня он впервые предстанет перед своими будущими учениками в качестве их наставника. И от этого волнительно и немного страшно. — Ладно, — говорит он сам себе, глядя в зеркало и оттягивая твидовый пиджак. — Начнем. Он торопливо идет по дорожкам, полных бордово-золотистой листвы, мимо просыпающихся окон, в окружении легкого шелеста деревьев и пения птиц. Школа встречает его приятным полумраком, а класс оказывается не больше, чем его гостиная — там едва могут разместиться человек десять. Кевин сдвигает свой стол к стене и расставляет стулья полукругом — быть преподавателем литературы и истории, порой, куда удобнее, чем владеть естественными науками. Ты не связан строгими рамками и столы тебе почти ни к чему. Класс оказывается разновозрастный и очень шумный. Кевин читает им «Ночь в тоскливом октября» Роберта Желязны и предлагает провести следующее занятие во дворе школы. — Возьмем пледы и чай, — улыбается он. Дети с воодушевлением соглашаются и обещают выполнить всё домашнее задание, которое дает им Кевин. Тот благодарно кивает, хотя и знает, что половина из них забудет о задании напрочь. Первая рабочая неделя пролетает почти молниеносно, и субботнее утро застает Кевина растерянно сидящим на крыльце дома в одеяле и с чашкой какао в руках — он совершенно не знает, чем себя занять. — Хороший день, чтобы прогуляться, — вдруг слышит он. И это становится его спасением. Сухен в теплой куртке, подбитой с внутренней стороны овечьей шерстью, кивает ему в сторону озера, сверкающего у горизонта: — Спорим, Вы никогда там не были? И Кевин совершенно неожиданно чувствует себя, как ребенок под рождественской елкой. Он подскакивает, роняя на крыльцо одеяло, и убегает в дом, забывая о кружке. Сухен чуть приподнимает уголки губ и поднимается, подбирая одеяло и подхватывая кружку. — Еда у нас есть, — сообщает он уже из коридора. — Но нам не помешал бы чай, кофе или… — он смотрит в почти остывшую кружку, — какао! Кевин свешивается с перил и принимается судорожно объяснять, где что лежит и куда можно это упаковать. Сухен старательно слушает и одновременно с этим старается не улыбаться слишком широко — Кевин смотрится совсем не по-взрослому. В машину они забираются минут через двадцать. Большой, потертый от времени пикап встречает его шумом и разноголосицей. — О! Привет, Кевин! — Хунмин весело улыбается ему и дергает остальных, призывая познакомиться. — Это Джунен и Кисоп. Джунен подмастерье у Сухена. А Кисоп работает в городе, поэтому мы не часто сейчас видимся, но каждый его приезд превращается в увлекательное приключение! Там вот, позади нас, — Хунмин указывает в открытый багажник, где сидят два больших пса. — Снафф и Коннор. Бульмастиф принадлежит Сухену, а хаски джуненовский. У нас тут почти у всех есть собаки. Кевин несмело улыбается — абсолютно все с интересом глядят на него. — Спасибо, что взяли с собой, — говорит он смущенно. — Ты теперь часть городка, — отмахивается от благодарностей Хунмин. — А значит, член семьи. — К тому же, Хун-хен ничего тут не решает, — доверительно шепчет Кевину Джунен. У него озорные глаза и крашеные волосы. — Это Сухен-сонбэним настоял на вашем присутствии. Джунен тут же ойкает, получая подзатыльник от Хунмина и возмущенное: «Все потому, что машина не моя, засранец!». Кисоп весело смеется и высовывается из машины, что почесать Коннора за ухом. Снафф почему-то остается совершенно к этому равнодушен. — Очень уравновешенный пес, — слышится голос с соседнего сиденья и в автомобиль, наконец, забирается водитель. — Вам нравится «Ночь в тоскливом октябре»? — осторожно интересуется Кевин. Он помнит, что у одного из героев был пес по кличке Снафф. — Вы знаете? — удивленно спрашивает Сухен. Кевин кивает. — Я читал детям на этой недели, — улыбается он. Сухен выруливает на дорогу и улыбается в ответ: — Самое лучшее время для ее чтения. Озеро настолько потрясает Кевина, что первые мгновения он просто стоит и не может перестать смотреть. Оно кажется бесконечным и в тоже самое время обладает каким-то камерным очарованием. По его берегам хвойные деревья тянут друг к другу свои ветки-руки, опутывая и пряча прозрачную воду от посторонних глаз. — В жаркую погоду здесь даже купаться можно, — сообщает Кисоп и ежится. Он одет совсем не по погоде и у озера это становится очевидно даже для него. — Модным быть тут ну никак не выходит. Кевин приподнимает уголки губ, соглашаясь. На нем самом теплый свитер, но и тот не в состоянии справится с прохладным ветром, забирающимся за шкирку. — Возьми плед, остолоп городской! — Хунмин прицельно кидает свернутый валик в Кисопа и, не слушая его возмущений, уходит обустраивать их лагерь дальше. — Мог бы мне хотя бы новый плед дать! — принимается жаловаться Кисоп, увязываясь на Хунмином. — Еще чего! — отзывается тот, устраивая складные стулья с высокими спинками по обе стороны от кострища. — С чего бы тебе такая честь? Кисоп возмущенно надувает губы и принимается перечислять собственные заслуги, которые перекрывает внезапный лай и звук больших лап. Из-за деревьев показывает смеющийся Джунен, а вместе с ним на берег выскакивает Коннор. Пес несется к самой воде, а потом, случайно промочив лапы, бежит обратно к хозяину. При этом они оба выглядят, как неловкие щенки и это заставляет Хунмина мягко улыбаться, а еще разрешить Кисопу взять другой плед. Снафф, лежащий у воды, снова с достоинством игнорирует все эти глупости. — Мой пес, кажется либо слишком ленив, либо большой сноб, — раздается у Кевина за спиной и ему на плечи вдруг падает большая, немного потрепанная куртка с овечьим мехом внутри. Кевин ловит ускользающий воротник пальцами и удивленно оборачивается. — Холодно сегодня, — бросает Сухен торопливо и большими шагами идет к еще не разведенному костру. Кевин смотрит, как ловко Сухен управляется с поленьями и вдруг ловит себя на том, что улыбается. Он прячет нос в теплом воротнике, чувствуя, как приятно тот пахнет деревом, утренней травой и кофе. Сухен пахнет также. — Хен! — Джунен появляется внезапно и очень просительно смотрит в глаза. — Скажи, что ты умеешь готовить кофе на огне. Кевин вытягивает из чужих пальцев, запрятанных в вязаные митенки, банку с только сегодня помолотым кофе и уверенно идет к костру. Нет, он не знает, как правильно, но ему очень хочется хоть как-то поучаствовать, хоть чем-то оказаться полезным. В конечном итоге кофе варят все вместе. В ход идет корица, анис, немного кардамона, кожура от мандаринов, шоколадная крошка и много всего еще. В добавок, Джунен вытаскивает из рюкзака большие зефирины и они принимаются обжаривать их над огнем. Утро плавно перетекает в день и солнце, поднимаясь все выше, ласково касается всего, до чего только удается дотянуться. Снафф, сморенный внезапным теплом, принимается храпеть у огня, вызывая смех. А уж после того, как Коннор заинтересованно усаживается рядом и начинает внимательно его разглядывать, удержаться становится просто выше всяческих сил. — Вы тоже так выглядите? — смахивая слезы с глаз, интересуется Кисоп. Оседлав поваленное дерево, он внимательно глядит за собаками, не переставая взрываться приступами смеха. — Не сплю я на работе, — ворчит недовольно Сухен. Его закатанная до локтей рубашка невероятно контрастирует с теплым пледом на чужих плечах. — А твой подмастерье, кажется, думает по-другому, — дразнит его Кисоп. Его смех прыгает по веткам деревьев, вслед за рыжими, юркими белками. Джунен весело щурится, сжимая в руках ярко-рыжую эмалированную кружку с кремовой надписью "but I think I love fall most of all" и загадочно молчит. — Смотри у меня, мелкий, — грозит ему Сухен. И в этот момент он очень похож на огромного, хмурого медведя, которого разбудили слишком рано по весне. Кевин тихонько смеется, прячась в своей кружке и поудобнее устаивает ноги в кресле под пледом. Ботинки у него оказывается безбожно протекают. Это он выяснил, когда Коннор, в порыве нежности, загнал его в воду. Носки, кстати, тоже промокли, но Джунен, как виноватая сторона, выдал Кевину запасную пару с рисованными вигвамами и толстыми лисами. А ботинки отправились к огню, под чуткий присмотр Сухена. — Ребятки, смотрите кого я привел! — слышится из чащи и на берегу появляются две семейные пары. — Илай, Донхо! — Хунмин отряхивает пальцы о собственные штаны и поднимается на встречу. День наполняется женским смехом и вкусной домашней едой. Хунмин пытается привлечь внимание малышей, но тех, явно больше интересует Снафф, чем дядя в большом коричневом свитере. Они дергают пса за лапы, тягают за хвост, жуют уши, а он продолжает лежать на своей подстилке у огня и только иногда тяжело вздыхает. — Ладно, маленький, — Илай поднимает сына на руки. — Давай дадим Снаффу передохнуть. Енсу, жена Илая, улыбается им со своего места, глядя как они неспешно гуляют по берегу, а потом ловит взгляд Кевина. Тот протягивает ей кружку с кофе и несмело замечает: — У Вас прекрасная семья. Она смотрит на него внимательно, словно ищет подвоха, но Сухен, сидящий у них в ногах, рядом с огнем, вдруг оборачивается и сжимает ее пальцы своими. — Он прав, — негромко. Енсу поджимает губы и коротко кивает. На секунду ее лицо скрывают длинные, темные волосы, а потом поднимает глаза на Кевина: — Всем заметна наша разница в возрасте. И по этому поводу очень часто шутят… Кевин подается вперед, и его пальцы вдруг тоже касаются худенькой ладони. — Вы прекрасная семья и именно это я хотел сказать Вам. Ничего больше. Енсу еще раз кивает и немного погодя ее губы снова трогает улыбка. Она благодарит Кевина и осторожно спрашивает его о прошлом. Кевин смущенно смеется и принимается рассказывать. А Сухен глядит на огонь и улыбается, слушая обо всех неловких и волнительных моментах чужой жизни. Вечером подъезжают еще несколько человек. Кевина знакомят с Кибомом, владельцем небольшого кафе в городке по соседству и мрачным Чжэсобом, который недовольно тянет, что ему бы стоило остаться в Нью-Йорке и подготовиться к следующей сессии. — Не ворчи! — повисает на нем Кисоп. — Сашка обещал завтра приехать. Мы же должны отпраздновать его приезд. Илай обещал свой двор. Сухен с Джуненом уже столы со всей округи собрали. А Хунмин, наконец, гирлянды из подвала все свои вытащил. Даже Донхо и тот прикатил, а ему выбраться совсем не просто, ты же знаешь. Чжэсоп тяжело вздыхает и, стягивая со своих плеч, несостоявшегося модника, принимается мять его одежду и портить прическу, громко возмущаясь, что "никакой совести у тебя Ли Кисоп. Пользуешься тем, что мы друзья и не хочешь входить ни в чье положение". Кисоп яростно отбивается, но вместе с тем заливисто смеется, вторя чужому смеху. — Как можно так сильно скучать друг по другу? — закатывает глаза Хунмин, но все равно выглядит очень счастливым. Они разъезжаются поздним вечером, обещаясь встретиться завтра на обед. Вечер воскресенья Кевин проводит у камина. Поленья занимаются не сразу и ему приходится немного повозиться, но когда огонь все-таки берет свое, Кевин понимает, что это того стоило: комната наполняется приятным треском и растекающимся по полу теплом. Кевин недолго греет руки, а потом идет заваривать себе чай с ягодами и листками мяты. Он придвигает к огню старое кресло с высокой спинкой, достает из скрипучего шкафа плед в желто-красную полоску и вытаскивает все ту же "Ночь в тоскливом октябре". Из приоткрытого окна тянет ночным, свежим воздухом и завтрашним дождем. Утро будит Кевина каплями, бьющими по крыше и сильным ветром. Кевин высовывает нос из-под стеганного одеяла и тут же забирается обратно. Он слышит, как бушует за окном ветер и совсем не хочет знать, что творится на улице. Он лежит так еще с полчаса, а потом все-таки заставляет себя подняться. На улице действительно свирепствует ураган и Кевин понимает, что занятий в школе сегодня не будет. Он забирается в большой, потрепанный свитер, который отдала ему Сохен и натягивает на ноги серые шерстяные носки. Мир за окном сходит с ума и Кевин снова тянет к поленьям — уютного и теплого огня вдруг хочется неимоверно. Он смотрит на пляшущие язычки до тех самых пор, пока ему на макушку не падает холодная капля. Он недоуменно поднимает глаза и оглядывается — откуда она ему совершенно непонятно. Но через пару мгновений капель становится уже две и тут Кевина бьет под дых страшная догадка. Он подхватывается и бежит на чердак. Там, рядом с книжными полками отчаянно борясь со стихией, сдает свои позиции кусочек крыши. Кевин с ужасом смотрит, как растекается вода по полу и несется за кастрюлями и тазиками — всем, что может задержать поток воды. А потом, подхватывая тоненький дождевик, он выскакивает в хмурое утро и бежит в сторону столярной мастерской. — Хен сейчас в баре, что через пять домов от нас, — сообщает Джунен, рассматривая промокшего до нитки Кевина. — Посиди, я сбегаю. — Я сам, — бросает тот. — Мне уже все равно не страшно. Джунен чертыхается, глядя, как Кевин несется прямо по лужам к зеленому дому с кованой вывеской и принимается торопливо собирать необходимые инструменты. Кевин находит Сухена за барной стойкой. Тот внимательно смотрит футбол по телевизору и, порой, некорректно отзывается об игроках. — Простите… — голос звучит также жалко, как сам Кевин выглядит. Он настолько промок, что не чувствует уже ни пальцев рук, ни кончика носа. В ботинках лужи и все тело дрожит от холодной влаги. Сухен оборачивается не сразу, но когда он это делает, то лицо его изумленно вытягивается и он тут же бросается к Кевину. — Что случилось?! — его голос звучит сердито. Но глаза смотрят испуганно и напряженно. — Не нашел Вас в мастерской, — синими губами шепчет Кевин. — Мне очень неудобно, но не могли бы Вы оказать мне услугу… Сухен отмахивается от вежливых фраз и спрашивает напрямик, какого черта Кевин так выглядит. — Крыша течет, — стыдливо тянет Кевин и смотрит в пол, прямо на свои хлюпающие ботинки. Сухен громко ругается, забираясь пятерней в коротко стриженые волосы. — Я не побеспокоил бы, если бы… — Снимай это, — Сухен тянет на себя бесполезный дождевик и кидает его в мусорный бак. — И жди здесь. Я сейчас подгоню машину и заберу тебя. С этими словами, плотник пропадает в дверях бара. А Кевин принимается ждать. Когда они добираются до дома, тот уже полон воды, поэтому в первую очередь приходится избавиться от нее. Кевин усиленно машет тряпками, пока Сухен старательно латает крышу. Проходит не менее трех часов, прежде чем они, наконец, переводят дыхание. — Сойдет на время. А потом, когда погода снова станет сносной, я займусь крышей всерьез, — сообщает Сухен, спускаясь со стремянки. — Вас выжимать можно, — Кевин смотрит на потемневшие от влаги чужие плечи и протягивает полотенце. — Спасибо… Сухен смотрит на махровый прямоугольничек несколько долгих минут, а потом набрасывает его на мокрые волосы учителя и принимает вытирать их, причитая: — Вы же взрослый, умный человек, ну чего Вы даже одежду мокрую не сменили, а?! Тоже мне… А когда ловит смущенный, но воодушевляющий взгляд Кевина, вдруг замирает и еще через пару мгновений тихо спрашивает: — Не хотите завтра выгулять со мной Снаффа? Кевин закусывает губу и осторожно кивает, соглашаясь. Пусть и неуверенно, но все же отвечая на чужую улыбку.