Границы дозволенного. Глава вторая
12 ноября 2017 г. в 01:45
К Кингсли в кабинет Гермиона перешла через камин. Он сверкнул белозубой искренней улыбкой, от которой так и не смог избавиться за три года в политике, и размашисто махнул рукой, указывая на удобное кресло для посетителей (для желанных посетителей — Гермиона знала, что для нежеланных Министр трансфигурирует кресло в жёсткий табурет).
— Здравствуй, Кингсли, — с обычной осторожностью произнесла Гермиона, расправляя мантию.
На самом деле, ей было непросто общаться с Министром магии так, запросто, но иного обращения Кингсли не принимал и не понимал, всякий раз напоминая: «Мы же члены Ордена».
— Что-то случилось? Я поняла из записки, что дело срочное…
Кингсли задумчиво потёр ухо, где раньше блестела знаменитая серьга, от которой пришлось избавиться ради министерского кресла, и ответил:
— Не срочное. Но важное.
Он замолчал, что-то обдумывая, снова потёр мочку уха, выдохнул и произнёс:
— Однажды ты уже сумела блестяще воплотить в жизнь план Дамблдора. Ты знаешь, о чём я говорю. Мне нужно, чтобы ты сделала это снова.
— Помогла уничтожить крестражи? — уточнила Гермиона и тут же добавила: — Извини. Нервное.
— Мы не скоро ещё сможем спокойно говорить об этом. Все мы, — помрачнел на мгновение Кингсли. — Нет. В этот раз план более…
— Жизнеутверждающий?
Гермиона сглотнула — её до сих пор бросало в дрожь при воспоминании о том, как, сидя в палатке, она до изнеможения листала книги, вглядывалась в символ на странице «Сказок барда Бидля», вновь и вновь стискивала цепочку медальона Слизерина и пыталась понять, что хотел сказать великий волшебник Альбус Дамблдор, какой оставил намёк троим перепуганным недоучившимся подросткам.
— Однозначно, — Кингсли поднялся со своего места и отошёл к камину, стукнул по нему палочкой, блокируя вход, и начал говорить: — Альбус Дамблдор был великим волшебником и удивительным мыслителем. Если бы он пережил войну, наш мир стал бы ещё лучше, чем он есть сейчас. Боюсь, в нашем времени уже не будет такого мощного ума и такой искренней души, какими был наделён он.
Гермиона опустила глаза вниз, на собственные сложенные на коленях руки — слышать такие слова от хитроватого, азартного, храброго и немного взбалмошного Кингсли Шеклболта было непривычно, и ещё непривычней был его тон — наверное, когда-то таким тоном христианские апостолы рассказывали об Иисусе.
— На собраниях Ордена мы часто говорили о том, каким видим мир после победы над Волдемортом. Дамблдор надеялся, что наступит новая эпоха — расцвет волшебного сообщества, настоящее возрождение из пепла косности и ограниченности. Три года мы делали всё возможное, чтобы выйти хотя бы на тот уровень, на котором были до начала войны. Нам это удалось. И пришло время начать делать то, чего хотел Дамблдор.
Гермиона нахмурилась — она не могла сказать, в чём дело, но в груди что-то неприятно сжалось. Её способности к прорицаниям были отвратительны даже на общешкольном уровне, но сейчас она была уверена, что испытывает очень нехорошее предчувствие.
— Кингсли, я ошибаюсь, возможно, но разве профессор Дамблдор говорил не о всеобщем равенстве и любви?
— И о них тоже, — Кингсли грустно улыбнулся. — Он не сомневался в том, что любовь спасёт мир, но мы едва ли можем что-то сделать с этим на законодательном уровне, — он хмыкнул, разом избавляясь от грусти и мрачной задумчивости, развернулся, снова сел за стол и опять улыбнулся, в глазах его блеснул радостный, озорной огонёк.
— В первую очередь Дамблдор говорил о вреде изоляции. Сейчас мы — дикое племя, запертое среди немагического сообщества. Если бы мы были частью всеобщего мира, Волдеморта и его сторонников не было бы. Если бы не было идеи превосходства над магглами, Статута о Секретности, нелепых переодеваний в магглов и постоянной работы команды обливиаторов, мы не переживали бы одну за другой две страшные войны.
— Мерлин, — пробормотала Гермиона, — ты же не хочешь сказать, что…
— Конечно, нет, — он откинулся на спинку кресла, — мы не пойдём к магглам и не объявим о своём существовании. Но мы начнём сотрудничество — более активное, чем сейчас.
Гермиона ничего не ответила. Она сама разбиралась в старых законах, составляя архив, и знала, что волшебникам нужно было многое изменить. В конце концов, у них так и не было отменено рабство! Но в то же время она помнила свой шок, когда впервые услышала о волшебстве. И шок своих родителей. Это было и радостно, и страшно. Родителям, наверное, даже скорее страшно. Сейчас она вполне могла понять, как тяжело им было поверить в то, что совсем рядом есть невидимый мир, полный волшебства, населённый диковинными и опасными существами, мир магов, способных перемещаться мгновенно на огромные расстояния, читать и менять чужие мысли, открывать любые замки, в конце концов. Очень хотелось напомнить, что в истории было немало примеров, когда волшебники пытались обнаружить себя, но она понимала, что, раз Кингсли вызвал её, значит, он уже принял какое-то решение. И ей как сотруднику Министерства придётся подчиниться — даже притом, что пока сохранялась видимость доверительной беседы.
— Я понимаю твои сомнения. Скажу честно, я бы предпочёл поручить это дело кому-то из старшего поколения Ордена, тому, кто…
— Слышал всё от самого профессора Дамблдора, да? — предположила Гермиона.
— Но таких почти не осталось. Не Флетчеру же поручать. Ты знаешь маггловский мир, и при этом — одна из лучших волшебниц своего возраста, и не красней, это правда. К тому же, у тебя аналитический ум, и ты умеешь работать над трудными задачами.
Гермиона встретилась с Кингсли взглядом, но неприятное ощущение никуда не исчезло, хотя в его глазах она прочла уверенность и спокойную решимость. «Успокойся», — велела она себе и бодро спросила:
— И что нужно сделать?
— Всего лишь создать сказку.
Разумеется, профессор Дамблдор не оставил своим последователям точного плана или советов — только намёки. Но Орден Феникса, точнее, старший его состав, почти не сомневался в том, что понял их правильно. На первый взгляд идея показалась Гермионе бредовой, но стоило ей задуматься, как она поняла её гениальность.
Да, магглы боятся магии, не верят в неё, она им враждебна. Но есть возможность изменить их отношение. Как убедить магглов в том, что магия безопасна? Нужно помочь им поверить в неё, полюбить её. Сделать магию частью их жизни. И начать с детей, которые так легко верят в сказки.
— Я не смогу, — произнесла Гермиона. — Нужен писатель, сказочник…
— Я и не заставляю тебя писать. Автор есть. Ты должна просто помочь ему — и не допустить, чтобы он нанёс нашему миру вред, узнав его тайны, — Кингсли передохнул после долгого рассказа, а потом сказал: — Подумай над этим. В отделе тебя ждать не будут, отдохни и подготовься — ты нужна будешь мне в шесть вечера, на встрече с нашим автором.
Из кабинета Кингсли Гермиона вышла с полным сумбуром в голове. За сорок минут она узнала слишком многое — и теперь должна была слишком обо многом подумать. Она планировала выйти через общие камины в Лондон и немного пройтись по городу, проветриться и попытаться осознать, во что только что ввязалась, но неожиданно заметила в толпе знакомую чёрную макушку и, на мгновение отложив все размышления о будущем волшебного мира, прибавила шагу и ухватила Гарри за рукав мантии.
— Закончил дежурство? — прошипела она зло.
Гарри попытался было вырваться, но тщетно — Гермиона держала крепко.
— Привет, Гермиона, — он улыбнулся, снова подёргав рукой. — Честно говоря, у меня ещё есть дела. Увидимся на выходных?
— Ты шёл к выходу.
— Я… — Гарри никогда не умел особенно хорошо врать, поэтому не придумал оправдания и покорно пошёл рядом с Гермионой.
На улице они трансфигурировали мантии в маггловские костюмы и неспешно пошли вдоль улицы, выводящей на шумную Тоттенхэм-корт-роуд. Гарри нарушил молчание первым:
— Слушай, я понимаю, как это выглядит для вас с Джинни и Роном, но всё по-другому.
— То есть ты — не чёртов наркоман? — уточнила Гермиона.
Гарри плотнее сжал губы и выдавил:
— Хорошего же вы обо мне мнения.
— Я вытащила тебя из притона. Грязного, вонючего, жуткого притона. А Джинни и Рон почти день приводили тебя в чувство.
— Премного благодарен! — выплюнул Гарри. — Правда, не помню, чтобы я просил о таких услугах.
Гермиона сделала глубокий вдох, потом несколько коротких выдохов и напомнила самой себе, что наркоманы часто злятся на тех, кто пытается помочь им побороть зависимость. Это было нормально. Не стоило из-за этого обижаться.
— Гарри, послушай, — начала она мягко, но он не дал ей возможности договорить:
— Не хочу. Слышал триста раз, — он судорожно сжал руки в кулаки, — только почему-то никто из вас не желает понимать, каково жить в моей шкуре.
Он остановился, пытаясь успокоиться, но, когда Гермиона положила руку ему на плечо, отпрыгнул в сторону.
— Мы понимаем, Гарри. Ты пережил ужасные вещи, мы все это знаем…
— Знаете? — выкрикнул он так, что магглы начали оборачиваться на них. — Знаете? — повторил тихо, но очень угрожающе: — Вы. Нихера. Не знаете. Переживёшь парочку «Авад» и похоронишь почти всех близких — тогда и поговорим.
Гермиона всхлипнула как от боли от его слов, а он, бросив магглоотталкивающее заклинание, с хлопком аппарировал.
Машинально Гермиона развеяла чары, спрятала палочку и побрела вперёд, пытаясь не думать о том, что именно ей только что сказал лучший друг. Очень захотелось, чтобы наступил вечер — чтобы можно было обнять Рона, прижаться к его плечу и всё ему рассказать. Если бы он был рядом, ей было бы проще.
Да, именно об этом и стоило подумать — что вместе, с Роном и Джинни, они смогут помочь Гарри. И что она когда-нибудь сумеет забыть его слова, сказанные в запале.
Увы, до этого было ещё нескоро — прежде её ждала встреча с будущим автором сказки о волшебном мире для магглов, а она даже не могла сосредоточиться на предстоящем разговоре.
К счастью, она умела владеть собой и сосредотачиваться на важном, поэтому в половине шестого волевым усилием задвинула Гарри с его проблемами на дальнюю полочку в своей голове, переоделась в строгий маггловский костюм, набросила на плечи мантию и переместилась в кабинет Министра.
Кингсли, тоже в мантии поверх маггловской одежды, уже ждал её, вертя в руках серебряную ложку.
— Я всё ещё плохо понимаю, что от меня требуется, — произнесла Гермиона, где-то в глубине души надеясь, что Кингсли передумает.
— Ты справишься, — пожал плечами Кингсли, взглянул на часы и добавил: — Берись за ложку.
Гермиона коснулась пальцами прохладного металла, и спустя несколько секунд её под рёбра подцепило огромным крюком, мотнуло в сторону, дёрнуло вверх и мягко отпустило, позволяя обрести равновесие посреди небольшой комнаты.
Если бы не отсутствие кровати, Гермиона сказала бы, что попала в спальню к студенту — по стенам были развешаны полки с книгами, на столе стопкой лежали карты, тетради и учебники, у стены стояла тканевая сумка с британским флагом, над ней — плакат с изображением четверых взлохмаченных мужчин на чёрном фоне.
Впрочем, всё было очень аккуратным — ни разбросанных и смятых бумаг, ни одежды.
Дверь бесшумно открылась, и в комнату заглянула голова и спросила:
— Уже можно, да?
Вслед за головой появился и её владелец. Гермиона подозрительно покосилась на Кингсли — когда он говорил об авторе, Гермиона представляла себе пожилого седого мужчину в твидовом костюме, похожего на Толкиена. Вошедший же, если уж на то пошло, больше напоминал Льюиса Кэрролла со старой фотографии или Оскара Уайльда, современного и очень юного.
Его чёрные волосы опускались до плеч (точно как у одного из мужчин с плаката на стене), лицо было открытое, очень приятное, а в глазах блестели задорные огоньки.
— Здравствуйте, мистер Брук, — серьёзно сказал Кингсли. — Познакомьтесь с мисс Гермионой Грейнджер, вашим Вергилием на ближайшие полгода.
— Здравствуйте, эм… — он тряхнул головой, взглянул на Гермиону и добавил: — Привет. Я думал, вы подберёте кого-то солидного, вроде старой тётушки. Но я не жалуюсь, не думайте. К тому же, я предполагаю, что путешествие у меня будет приятней, чем у Данте.
Он улыбнулся светлой улыбкой.
— Гермиона, мистер Джеймс Брук — весьма необычный маггл, — продолжил Министр, — он сам нашёл наш мир. В другое время его ждал бы «Обливиэйт», но так совпало, что мистер Брук как раз мечтает о литературной карьере. Если книга удастся, он прославится и сохранит все воспоминания.
— А если нет, меня убедят в том, что я — осьминог, и отправят жить на дно морское, — пробормотал мистер Брук, но без страха, а с едва сдерживаемым весельем.
— Точное понимание ситуации. Гермиона, оставляю тебя с твоей работой. Завтра до четырёх часов буду ждать от тебя отчёт о вашей беседе.
Гермиона твёрдо ответила:
— Хорошо, сэр.
Пожалуй, ей нравилась идея о том, что её работу будет курировать Кингсли лично. Во всяком случае, есть шанс, что он хоть немного представляет себе, чего хочет достичь.
Кингсли исчез в сиянии портала. Брук присвистнул, дёрнул себя за длинную прядь и спросил:
— А можно я пиджак сниму? А то тут жарко.
Гермиона кивнула, и он с видимым облегчением стащил пиджак, оставшись в светлой футболке с надписью: «Остаться в живых».
Необходимо было что-то сказать, начать работу.
— Мистер Брук, — произнесла она.
— Если не трудно, зови меня Джимом. Кажется, нам придётся много общаться.
Гермиона улыбнулась:
— Тогда я — Гермиона. И я должна сразу признаться, что ни разу в жизни не написала и строчки, если не считать школьных сочинений и писем.
— Тебе и не нужно. Я же тут — писатель. Как насчёт того, чтобы наколдовать нам тут пару кресел?
Гермиона трансфигурировала в кресла два тетрадных листа. Джим потыкал в кресла пальцем и плюхнулся в то, которое стояло ближе к столу. Гермиона опустилась во второе. Пожалуй, было всё-таки лучше, что автор не похож на профессора Толкиена — в этом случае она нервничала бы ещё больше. Она открыла было рот, чтобы начать говорить о волшебстве — ей пришла в голову идея повторить ту речь, которую однажды произнесла профессор МакГонагалл, объясняя её родителям, что их дочь — волшебница, но не успела. Джим с азартом спросил:
— А бургер наколдовать можешь?
Она сначала моргнула, а потом вдруг неожиданно для себя рассмеялась — она понятия не имела, что её так развеселило: не то воспоминания о Роне, цитирующем исключения из закона трансфигурации Гэмпа, не то крайне комичное выражение лица нового знакомого, показавшегося ей сейчас похожим на третьего близнеца Уизли в альтернативной цветовой версии.
Во всяком случае, нервозность как рукой сняло.