***
Задание выполнено, очки утонули. Глена вызывает Фицпатрик, и долго разговаривает с ним в кабинете. Гарри ждет его снаружи, делая вид, что тренирует с мистером Пиклом команду «фас» на садовнике. Садовник, невозмутимый пожилой валлиец, смотрит на мистера Пикла, слюнявящего его сапог, снисходительно. – У немецких овчарок хват посильнее был, – говорит садовник. Он везет тачку к клумбе, за ним по траве, вцепившись в сапог, скользит лапами мистер Пикл, за которым со сложенным поводком в руке идет Гарри. – Вас кусали немецкие овчарки? – спрашивает Гарри. Садовник усмехается, и останавливается у клумбы с розами. Он наклоняется, берет мистера Пикла за шкирку и отцепляет его у себя с сапога. – Кусали. А я кусал немецких шлюх, молодой человек, и это было намного приятнее, – садовник подмигивает и отдает мистера Пикла, которого держит за шкирку и под зад, Гарри. Мистер Пикл жмется Гарри к груди и лижет его подбородок. Гарри смущен и уязвлен. Он не кусал никаких шлюх, ни немецких, ни английских, вообще никого не кусал, и, когда садовник, насвистывая, возвращается к своим обязанностям, Гарри чувствует себя проигравшим поединок чести. Глен спускается по ступенькам, вид у него невеселый. Гарри опускает мистера Пикла на землю и подходит к Глену, отряхивая ладони. Мистер Пикл трусит вокруг Глена, обнюхивая ранты его ботинок, и поднимает лапу. Гарри хватает Глена за руку, и Глен едва успевает отпрыгнуть в сторону, ругаясь со страшным шотландским акцентом, плоским, как стол. – Чему ты учишь своего пса? – вскипает Глен. – Извини. Мы долго тебя ждали, и мистер Пикл, должно быть переволновался, – объясняет Гарри. – Что сказал Фицпатрик? – Я думал, что буду говорить с Персивалем, но я говорил с Артуром. Я не буду полевым агентом, Гарри. Вообще никогда, – Глен поправляет очки. Он пытается держать лицо, у него плохо получается. Уголки губ опущены, он бледный, даже бледнее обычного. – Из-за зрения? – Не только. Он знает, что я потерял очки, и знает, что стрелял я не сам, – Глен поджимает губы. – Я говорил, что это идиотская идея. Нас прослушивали, все то время, что мы ползали по болотам, нас слушали через микрофоны в бронежилетах. Я мог бы догадаться. – Надо было перейти на язык жестов, – хмурится Гарри. Теперь он видит в своем плане белые пятна. – Но мы сидели почти плечом к плечу. Я подумал, не будет большой разницы. – Большая разница была, – Глен снимает очки и трет переносицу. – Спасибо, Гарри. Ты настоящий друг, лучший, который у меня был, но это уже не важно. Они никогда не тренировали меня на Кингсмана. Они хотят, чтобы я был координатором. – Чтобы ты был Мерлином? – Ты слышал, что я сказал. Какой смысл повторять? – Глен надевает очки. Он легко краснеет, и идет красными пятнами до самых бровей.***
У Мерлина должна быть очень хорошая память, почти идеальная. Глен, когда ему показывают номера личных дел в выдвинутых цинковых ящиках, отмеченных серыми, красными, желтыми, голубыми и белыми закладками, закрывает глаза и находит нужную раньше, чем берет ее в руку. Гарри запоминает по номеру, и у него уходит время на то, чтобы восстановить в уме расположение ящиков. Ему нужны зацепки, и он запоминает, как стояли другие рекруты по отношению к ящикам, чтобы легче было вспомнить. Глену это не нужно. Он проводит ладонью над файлами, лаская корешки, и вытаскивает тот, который ищет. Мерлин должен уметь делать несколько дел одновременно, и держать в голове всю картину происходящего с отправной точки миссии до самого конца. Когда Глен готовится к тестам по политологии и современной истории, он раскладывает на кровати три книги и конспект, открывает и читает, водя пальцем по страницам с такой скоростью, что кажется, что он читает кожей. – Ты выглядишь как псих, Морей, – говорит Том Бенкс, пиная носком ботинка ножку его кровати. – Как совершеннейший псих. – Он выглядит как человек, который будет больше готов к тесту, чем ты, Томас, – Гарри лежит с закрытыми глазами, с мистером Пиклом в ногах, но не спит, а мысленно повторяет порядок действий при освобождении заложников. – Какая любовь, – смеется Том. – Может поцелуетесь уже, голубки? У Хартов так редко рождаются наследники. Не потому ли, что Харты любят прочищать чужие трубы? – Томас Бенкс, это очень грубые слова, – говорит Гарри, открывая глаза. – Ты вынуждаешь меня думать, что переломы некоторых частей тела вдохновят тебя на... – Том, сделай одолжение всем, и особенно себе – заткнись, – говорит Глен, не поднимая головы. – Твоя мать души не чаяла в своем двоюрдном брате, и на твоем месте я бы присмотрелся к горбинке у тебя на носу – у дорсетских Бенксов ее нет, зато она есть у твоего двоюрдного дяди. Он из Кавендишей, разве нет? Начавшуюся драку разнимает разгневанный Фицпатрик, когда Бенкс уже наклоняет Глена головой над унитазом, обещая смыть его вместе с его гнусным языком в канализацию, а Гарри, пересадив мистера Пикла на подушку, замахивается на Бенкса толстенным переизданием генеалогии французских колоний. – Почему все-таки ты должен стать Мерлином кроме всего этого? – спрашивает Гарри, когда они с Гленом лежат на траве, задыхаясь после спарринга. У Гарри все еще звенит в голове после апперкота Глена, у Глена стремительно наливается кровью глаз. Очки он убирает в нагрудный карман, и вставляет толстые линзы, от которых все время нервно моргает. Линзы все время норовят заползти в глаз глубже, чем должны, и Глен то и дело оттягивает веко и смаргивает. Мистер Фицпатрик говорит, что лет через десять разработают более удобные линзы, а пока они только скверная замена очкам. – Потому что я последний в своем роду, – отвечает Глен, шумно дыша ртом. – Последний из Мореев. Я мог бы не согласиться на условия Артура, но других не будет. Откажусь – и не смогу вернуться сюда вообще, даже координатором. Гарри не нужно объяснять, что значит быть кингсманом. Он и сам не знает, как поступил бы на месте Глена.***
Гарри и Глен гуляют с собаками по пролеску. Доберман Фицпатрика, Эльза, скачет, высоко задирая ноги, как косуля, мистер Пикл едва за ней успевает. Глен широко шагает, заложив руки за спину, и выглядит очень расстроенным, хотя и говорит, уже в который раз, что принял резонное предложение, и действовал строго логически. – Мне сложно представить, как я буду тренироваться без тебя, – говорит Гарри, первым нарушая молчание. – У Тома сильный удар, но боец он скучный. – Тем не менее ему почти удалось утопить меня в уборной Мы будем тренироваться вместе. Иногда. В основном я буду обучаться в Боевом информационном центре и в архивах, – говорит Глен, пиная сосновую шишку. – Наконец-то ты перестанешь ломать мне очки. – Ты знаешь, что я не нарочно. Нарочно я бы сломал тебе нос. Они смеются, Глен поднимает воротник, под носом у него мокро и он хлопает себя по карманам в поисках платка. Платка нет, на кончике носа виснет капля. Мистер Пикл подбегает с сосновой шишкой в зубах, Гарри делает вид, что пытается ее отобрать, а потом выдергивает шишку и бросает ее в кусты. Мистер Пикл бросается со всех лап так, что только сор летит. Эльза подбегает к Глену элегантная, длинноногая, с узкой, но мощной грудью. В зубах она изящно держит двухфутовую палку, с такой легкостью, как будто это пластмассовая игрушка. – У тебя есть проблемы с соотнесением размеров в пространстве, – строго говорит Глен, и поднимает с земли шишку. – На, бери. Я не буду кидать тебе эту «дубину народной войны». – Знакомый оборот. Ты читал труды русских социалистов? – удивляется Гарри. – А ты их конечно не читал. Знаешь, коммунизм стоит изучать хотя бы для того, чтобы... – начинает Глен. Эльза мотает головой, и конец палки бьет Глена ниже пояса. Глен со свистом втягивает в себя воздух, хватая себя между ног, и роняет шишку. Эльза выплевывает палку, хватает шишку в зубы и отскакивает, поджимая лапы. Мистер Пикл возвращается из кустов со своей шишкой в зубах, деловито виляя коротким хвостом и всей своей квадратной, кудрявой задницей, и садится перед Гарри, как хороший мальчик. – Ты меня очень обяжешь, если сделаешь вид, что ничего не было, – шипит Глен, и, Гарри который держит его за плечо, отвечает, старательно не смеясь: – Я окажу тебе любую услугу на выбор, если ты окажешь услугу мне.***
Гарри разглядывает читальный зал в стеклышко на ножке, которое носит в рукаве. Ножка недлинная, до локтя, а зеркальце Гарри затыкает под часы. Так он может точно знать, что Глен будет один, когда он отдаст ему то, что прячет в заднем кармане комбинезона. – Ты носишь с собой эклер на случай, если проголодаешься, или что там у тебя? – спрашивает Глен, переворачивая страницу. Нос у него красный, а верхняя губа шелушится от простуды, рядом на столе лежат скомканные бумажные салфетки. – Я тоже рад тебя видеть, – Гарри отодвигает стул и вынимает из кармана то, что прятал. Он кладет это перед Гленом и садится с другой стороны стола, сцепив пальцы перед собой, как ученик перед учителем. – Так, – Глен откладывает книгу и поправляет дешевые пластиковые очки, которые заказал по почтовому каталогу. – Я знал, что ничем хорошим не закончится, когда ты стал спрашивать меня о диоптриях. – Открой, – Гарри сцепляет пальцы перед собой на столе и не может удержаться, вытягивает шею, когда Глен открывает футляр и разглядывает лежащие в нем очки. Гарри написал дворецкому родителей в Лондоне подробное письмо с инструкциями, какие очки нужны. Когда Валериан их привез, Гарри тщательно проверил их и изучил рецепт, но по разговорам с Гленом он знал, что даже очки по рецепту подходят не всегда. – Гарри Харт, – Глен поднимает очки двумя пальцами и держит над столом, как опасное насекомое. – Что это, черт тебя дери, такое? – Это мой тебе подарок. Очки для нового Мерлина, – Гарри подается на стуле назад, и кладет ногу на ногу. – Мерлин, это не те слова, которыми встречают подарки. Если бы я не знал, что у тебя скверный характер, я бы обиделся. – Они стоят как моя стипендия. Как вся моя стипендия. Ты хочешь меня оскорбить тем, что кроме титула у моей семьи нет вообще ничего? Ни пенни? – закипает Глен. – Я – левая ветвь Данбаров, о чем Бенкси не устает мне напоминать. Ну и что, что на моем мешке для тела написано «доставить графу»? Я вырос в пригороде! У меня не было ни личного шофера, ни водителя, ни карманных денег, и в школу мать штопала мне носки! Тебе когда-нибудь штопали носки на руках, чтобы на гимнастике вся школа пялилась на заплатки? У них носки стоили как мой завтрак! – Глен, я не знал, что это тебя так заденет, – Гарри оторопело смотрит на Глена, красного от бешенства. – Это все очень... очень неприятно, но все в прошлом. Ты будешь Мерлином, и... – Не называй меня Мерлином, это звучит по-идиотски, – Глен кидает очки в футляр и толкает его по столу к Гарри, как холодный пудинг – дворецкому. Гарри чувствует, как на глаза ему опускается пелена. – Знаешь, что еще по-идиотски? – Гарри упирается в подлокотники и встает, наклоняясь к Глену над столом. – То, как ты принимаешь мою дружбу! В том, что ты не думаешь ни о чьих чувствах, кроме своих, нет моей вины. – Твоей вины нет вообще ни в чем. У тебя всегда были деньги и ты понятия не имеешь, каково это, когда у тебя есть титул, а он ничего не стоит, и все смотрят на тебя как попрошайку только потому, что за титулом нет фунтов, – Глен выплевывает ему в лицо. – Может быть, и не имею. Зато я представляю, что значит иметь друзей, и заботиться о них, – Гарри задвигает стул под стол и уходит. Хлопнуть дверью он позволяет себе только в туалете, где умывается холодной водой. Он сжал зубы так крепко, что теперь у него болит челюсть.***
Глен подходит к нему в тире, где Гарри расстреливает мишень. Гарри видит, как Глен приближается, его сложно не заметить, Глен самый высокий в наборе, но Глен и не пытается скрыться. Он размахивает руками и нарочито громко топает, хотя звук выстрелов заглушает шаги. Глен подходит и смотрит на Гарри, сунув руки в карманы. Гарри методично, не торопясь, расстреливает обойму. Он поставил перед собой цель достичь максимальной точности в стрельбе к Рождеству, и на выходных сверяет на данные из компьютера со своими тренировочными показателями за неделю. – Ты так и будешь стрелять, или сделаешь передышку, и мы поговорим? – спрашивает Глен, когда заканчивается обойма. – Если ты хочешь поговорить о том, как уязвлены твои чувства, и поэтому ты будешь демонстрировать мне свое дурное настроение, – холодно отвечает Гарри, и вынимает из пистолета пустую обойму. На столике перед ним лежат еще две. – Я хотел извиниться. Гарри, я серьезно. Я знаю, что ты мой единственный друг, – Глен ставит руку на стол, и, прищурившись, разглядывает мишень. – О, уже лучше. Четыре – и все в центр. – Мой неуместный подарок не ранит твои чувства через переносицу? – обойма с щелчком входит в ствол, Гарри передергивает затвор. Глен поправляет очки и откашливается. – Это очень хорошие очки, спасибо. Я их мерил, когда был в Лондоне и делал вид, что я могу их купить. Но дарить их мне было очень и очень неуместно. Гарри вытягивает руку с пистолетом, встав в отработанную стойку. Мишень отъезжает назад, Глен смотрит на него, он снимает наушники и кладет их на столик. Он больше не злится, после той вспышки он не вспоминает о Глене со злостью, только с сожалением. – Извини меня, Глен. Я не подумал. Но ты мой единственный друг здесь, и подарить тебе что-нибудь обычное... – Гарри задумывается, и перебивает себя: – Знаешь, почему тебя выбрали Мерлином? – Потому что я ни на что больше не гожусь, – Глен пожимает плечами. – Потому что ты самый умный человек, которого я встречал, и твоя память... это что-то потрясающее, – говорит Гарри искренне. – Может, ты не совсем подходишь для полевой работы, но в качестве координатора я бы доверил тебе свою жизнь. У Глена делается растерянное лицо, Гарри прячет улыбку и спохватывается: – Только не очень зазнавайся. Мне еще с тобой работать. – Все, что ты сказал. Ты правда так думаешь? – Глен выглядит польщенным, и Гарри напыщенно отвечает: – Слово джентльмена – это... Он не успевает договорить. Глен наклоняется, и целует его в губы. Холодная дужка очков вжимается в его переносицу, она холодная и нос Глена холодный. Он шел в тир через улицу, и руки у него теперь, наверное, холодные тоже. – Хватит за мной ухаживать, – говорит Глен быстро. – Это неуместно, и мне становится тяжело думать. Оставь меня в покое, и дай сконцентрироваться на работе. Я хотел стать кингсманом с тех пор, как мне было двенадцать. Не хочу все испортить сейчас. – Я за тобой не ухаживаю, – озадаченно говорит Гарри. – Я... – О, – говорит Глен. Вид у него не менее озадаченный, и слегка разочарованный. – Так ты за мной не... не пытался приударить? – Нет, – говорит Гарри, и добавляет из врожденной честности: – Но прямо сейчас я в этом не уверен. – Не знаю, должно мне это польстить или оскорбить меня, – хмыкает Глен. Гарри трет лоб рукой. – Ни то, ни другое. Теперь... Теперь ты будешь в основном в Центре? – Да. Но мы... – ...мы сможем иногда видеться? – …мы сможем иногда видеться. Да, видеться мы сможем, – Глен поправляет очки, и Гарри берется за пистолет, сжимая его в ладони. – Тогда... Тогда увидимся. – Тогда увидимся, – говорит Глен, и спотыкается на бетонном стыке пола. – Осторожно, – кричит Гарри ему вслед, и Глен оборачивается на ходу. – Увидимся в среду? – спрашивает он, и Гарри, не раздумывая, кричит: – Конечно! Когда дверь за Гленом захлопывается, Гарри расстреливает в мишень обойму. Каждый выстрел – строго мимо.