Я не Неа

Он спит и видит сон во сне. Душный сон, жаркий сон; в ладони впивается древесная кора, и лезут под руки мелкие веточки, мешаясь, цепляясь за пальцы. Волосы на лбу слиплись от пота, и мальчик устало убирает их рукой, утирается измазанным в чем-то рукавом, делая только хуже. И, чуть погодя, оборачивается на знакомый голос: - О чем рассказывает ветер? - спрашивает подошедшая мать. А мальчик теряется. Разводит руками, и лишь краем уха слушает, о чем говорит эта женщина: о ветре и о них, о Кемпбеллах. Но сейчас его волнует не это. Он ломает сухую веточку, вертит ее в пальцах и долго решается, прежде чем сказать: - Сегодня уже целый месяц, как... - голос его искажается, словно битая пленка, садится от переполняющей его тревоги; в носу свербит от желания расплакаться, и мальчик кривит губы, пытаясь сдержаться. Он всматривается в даль пшеничного поля, считает шепотом до десяти и глубоко вдыхает. Резкий порыв ветра путает темные волосы, пробирается под одежду, заставляя мальчика зябко поежится. - Неа! - окликают его в два голоса, и оказывается, что старший брат все это время прятался у матери под юбкой: похожий на него как две капли воды, родной, а главное - бодрствующий. И мальчик так счастлив, что чуть не падает с дерева: суетливо цепляется пальцами за веточки-выступы, спрыгивает и спотыкается о корни. Он почти ничего не видит из-за слез, на ощупь обнимает брата, целует его лоб и щеки и просит никогда так больше не делать. - Неа! - звонко хохочет старший брат, крепко сжимая его плечи руками. И Аллен просыпается. - Я не Неа, - сипло шепчет он, не открывая глаз. Молчит, вздыхает и хочет поспать еще. Переворачивается с левого бока на правый, а когда в глаза ярко бьет утреннее солнце - ругает себя за забывчивость (опять не завесил окно), и накрывается с головой. - Неа, - ласково зовет кто-то с противоположного края кровати. Аллену кажется, что внутри него все леденеет и сжимается от жути: голос этот знаком и не знаком одновременно. Он осторожно выглядывает из-под одеяла - перед ним сидит очередное сновидение: темноволосое, темноглазое, с колючей щетиной и стигматами на лбу. Аллен сразу же понимает, что находится не в своей комнате. - Мана? - почти на грани слышимости спрашивает он, а сидящий перед ним мужчина словно сдувается, услышав это имя, - становится старым и больным, сцепляет лежащие на коленях широкие ладони в замок. Аллен часто дышит, жмурится, сжимая в руках теплое пуховое одеяло. Считает шепотом до десяти, а потом резко открывает глаза, надеясь проснуться в своей комнате, увидеть привычную трещину на потолке, но видит лишь нежилую убранную комнату с полосатыми обоями и светлым ворсистым ковром на полу. Сновидение молчит, лишь тяжело смотрит на него, и Аллен ерзает, замечая стоящее у кровати кресло-качалку, застеленное сбившимся пледом: словно в нем подолгу сидели, часто и нетерпеливо меняя позу. - Ты был тут все время? - спрашивает он почему-то все так же шепотом, и Мана кивает, тянет к нему руку, ласково гладя по белым волосам. Аллен не находит в себе сил отстраниться. Их прерывает деликатный стук в дверь. - Неа уже проснулся? - спрашивает знакомый голос, и в проеме появляется вихрастая голова Тикки Микка. Он заходит без разрешения, и чувствует себя явно свободно в их присутствии. А Аллен не может понять, почему Чистая Сила не активируется сама при нахождении двух Ноев так близко к нему. Аллен хочет, чтобы она активировалась. Он не хочет признавать, что не может ее активировать даже по своей воле. - Граф, - Тикки вежливо склоняет голову, и Аллен поспешно прячет замешательство в своем взгляде, - вам стоит привести себя в порядок, прежде чем спуститься к завтраку. И Мана - Граф - соглашается с ним. Только тогда Аллен замечает раскрасневшиеся от усталости глаза и нервную дрожь рук. Мужчина грузно поднимается, бросает последний тоскливый взгляд на Аллена, словно расстается с ним раз и навсегда, и уходит, с мягким щелчком закрыв за собой дверь. Тикки расслабленно устраивается в кресле: - Не смей расстраивать Графа, мальчик, - он тянет губы в змеиной усмешке, и Уолкера передергивает от этого зрелища. - Просто сделай вид, что ты действительно рад возвращению в семью. Чистая Сила тебе не поможет в этот раз, если я скормлю твое сердце Тиз. И Аллен верит. Действительно не поможет - как она может помочь в чем-то подобном еще раз, если она не собирается помогать сейчас, когда ее хозяин в самом сердце семьи Ной? - Что это за место? - он с трудом подыскивает нужные вопросы, которые стоит задать в первую очередь. Мысли и слова путаются в голове, наслаиваются и обмениваются буквами, превращаясь в полную неразбериху, и Аллену трудно сосредоточиться на чем-то одном. - Это поместье Шерила, мальчик, - без колебаний отвечает Удовольствие Ноя, наматывает выбившуюся из пледа нитку на тонкий палец. - Ты будешь жить здесь, пока к тебе в полной мере не вернется память. - За мной придут, - уверенно отвечает Аллен. На что Тикки хохочет до слез - смех этот гадкий, некрасивый, совсем не тот, что полагается маркизу Тикки Микку по статусу. Аллен зябко ведет плечами, не понимая, что же такого смешного обнаружил Ной в его словах. - Ох, мальчик, ну и насмешил ты меня, - Микк утирает слезящиеся глаза и по-собачьи встряхивает лохматой головой. - Что смешного? - хмурится экзорцист, скидывает с себя одеяло и опускает ноги на ворсистый ковер. Мягкий и немного прохладный - первое, о чем думает Аллен. Он осторожно поднимается и на слабых ногах под присмотром замолкнувшего Тикки подходит к изящному зеркалу во весь рост в позолоченной резной раме. По ту сторону на него смотрит в одно время он, но в другое - кто-то чужой и незнакомый. Глаза переливаются, словно в нерешительности, от бледно-серого к насыщенному золотому, смешиваются во что-то грязное и пыльное по цвету, как старые украшения, лежавшие на чердаке много лет. Аллен видит, что улыбается, тянется рукой к губам - и правда. Он улыбается, хотя в его положении впору плакать. Он широко вытирает ладонью кровь с серого лба и совсем не чувствует боли и влаги под пальцами, как если бы... Как если бы тело больше не принадлежало ему. Аллен моргает и находит себя посреди пшеничного поля - в том странном знакомо-незнакомом сне. Оборачивается на одиноко-сюрреалистичный в этом месте особняк и со всех ног бросается на зов потерявшей его матери - они с Маной, наверное, замучились уже его искать. Неа всегда был хорош в прятках. А где-то там, по обратную сторону зазеркалья, на Тики Микка волком смотрел Четырнадцатый Ной, совсем не радый ответному хищному взгляду нового родственника и вспыхнувшим в отсвете нового утра золотым глазам: - Добро пожаловать в семью, малыш.