2700 по Цельсию

Чем сложнее говоришь - тем меньше шансов, что тебя поймут. Жозеф улыбается - клыки врезаются в нижнюю губу, - и глаза Тадеуша темнеют от бешенства. Красиво до невозможности. - Пошел вон, - говорит Вуйцик, и в голосе его сквозит сплошная усталость. Дверь хлопает; Жозеф глотает заготовленные слова. Хэй, паночка, где твоя улыбка? Хэй, паночка, что ты такая грустная? Хэй, паночка, как насчет свидания? Как насчет свидания? Тадеуш, ты мне нравишься. Квамби скребет когтями по двери, получается жалко. - Тадеуш. Что случилось? За дверью - тишина. Ни стона, ни всхлипа, ни проклятия. Жозеф отходит, нарочито громко топая, потом крадучись возвращается обратно. Сплошное кошачье. Тадеуш, не грусти. - Я огрею тебя дверью, если ты не уйдешь, - голос Вуйцика глухой и ровный. - Я не уйду. Дверь распахивается, все-таки ударив Квамби по лбу, и леопард недовольно шипит. Глаза у парня напротив тусклые, и это совсем не красиво. - Что ты ко мне пристал? - тихо спрашивает молодой волк, волчонок еще совсем, беззащитный сейчас и растерянный. У Жозефа от нежности плавится сердце. Глаза вспыхивают золотом. Тадеуш, я люблю тебя. - Я люблю тебя, Тадеуш. Вуйцик смотрит пронзительно недоверчиво, широко распахнув глаза, а затем опускает взгляд. Шаг, до него один шаг - и обнять! - Шуточки твои, - говорит Тадеуш, и дверь закрывается снова. Жозеф медленно опускается на колени и прижимается лбом к деревянной поверхности. Если говоришь прямо, то вероятность того, что тебя поймут - еще меньше. Почему так больно.