Синдром Пигмалиона

Она никак не могла начать. Уже как час вглядывалась в монитор компьютера, где во все пиксели светилось выбранное лицо, и нервно кусала пальцы. Она впитывала. Каждую чёрточку, каждую морщинку, шероховатость. Так, наверное, Пигмалион рассматривал свою Галатею, когда наконец-то закончил работу. Но она-то свою работу даже не начинала. У всех творцов бывает своё наваждение, своя Муза. Или Муз. Который обрушивается на голову из ниоткуда, ломает прежние вкусы и стереотипы, который рождает страх и восхищение. Он заставляет творить, но пугает невозможностью охватить ту эмоциональную составляющую, дикий импульс и потные ладони, что вызывает одним своим появлением. Так и это лицо, которое не вписывалось в канонные рамки красоты, не подходило по вкусу лично ей – заворожило. Оно не даёт спать, не даёт спокойно сидеть. Оно призывает творить, но и не даёт начать. Как можно нарисовать, передать всё это? Упрямый и чувственный изгиб губ, величавый лоб, чёрные и блестящие глаза, острый и пронзительный взгляд, волевой подбородок и сильная шея, широкий разворот плечей… Всё это было так красиво, если брать каждую черту в отдельности. Но в совокупности всё выглядело несколько иначе. Асимметричный, словно созданный из геометрических фигур. Но при этом так прекрасен в своём несовершенстве. Она видела много портретов этого лица. Видимо, не одна она была сражена геометрией совершенства этого идола. Но все эти работы были пусты, ни о чём. Они были похожи на бледные копии оригинала, сила и мощь лица пробивалась через эти работы с трудом. Словно сквозь бессонницу и недосып. «Копия, снятая с копии, сделанная с ещё одной копии»(с). Она нерешительно провела линию на бумаге. Стёрла. Ещё раз. Стёрла. Проклятие! Это не свидание, это твоя работа! Такая же, как сотни других. И она снова упрямо посмотрела на лицо. Я тебя нарисую. Нарисую! Линия сменяла другую, рубленые и короткие штрихи. Глаза, скулы, рот, чёлка. Тени, полутени. Жарко, невыносимо душно, она стянула с себя рубашку и продолжала работу в одном белье, то и дело жадно бросая взгляд на монитор. Лоб, брови. Шея, щёки. Он словно оживал под её рукой, с каждой минутой, с каждым мгновением работы – она всё отчётливее ощущала близость и в какой-то момент ей почудилось, что он стоит за спиной и она слышит его дыхание. Чувствует. Девушка прыснула. Интересно, так начинается шизофрения? Но, удивительно - ничто её не пугало сильнее того, что эта связь, мираж может закончиться, прерваться. Она работала неистово, на лбу и между лопаток появилась испарина, приоткрытый рот хватал воздух. А его лицо становилось всё живее, ярче, совсем не походившим на копию. Глаз, скулы, рот, чёлка. Подбородок, шея, плечи. Резче, размашистее, ярче, живее. Словно вот сейчас упрямые губы шевельнутся и улыбнутся на листе, а прорисованные плечи продолжатся руками и сотрут пот с её уставшего лица. А мощный цитрусово-пряный запах ударит в нос, потому что лицо будет так близко, что она сможет вцепиться в его чувственную губу и отомстить собственному шедевру за все мучения. Она не сомневалась, что он пахнет апельсинами и специями. Как же ещё. Поэтому и рисунок горел яркими красками, словно залитый полуденным солнцем, отдавая всю страсть и необычность, непримиримость и силу. Она черканула подпись в углу рисунка и сломано выдохнула. Она не могла поверить, что портрет готов. В окно стучалась заря, и зимний пейзаж начал проступать, как проявляющаяся фотография. Они встречали рассвет вместе. Она и её шедевр. Портрет был прекрасен. Она это понимала. Но понимала и другое. Что только одному богу известно, что же происходило сегодня ночью между ней и лицом совершенно незнакомого человека. *** Мужчина проснулся резко и как-то сразу. Словно кто-то или что-то пихнуло его в бок. Из-за смены часовых поясов и бесконечных съёмок его режим потерпел крах. Он никак не мог придти в себя и выспаться. Усталый и разбитый. Солнце клонилось к закату, но мегаполис не спешил успокаиваться. Этот город никогда не спит, как и волки с Уолл-Стрит. Он встал, неспешно подошёл к окну. Растёр жёсткую щетину на щеках,скулах.Задумчиво поджал губы. Усталости не было. Разбитости тоже. Удивительный сон. Жалко, что всего лишь сон. Потому что та девушка, в одном белье и его объятьях была необыкновенна хороша…