Храни Лиаллон

Вопреки всему, никаких мыслей в голове не появилось. Вообще. Лучина давно погасла, мать беспокойно ворочалась на скамье — не спалось, очевидно, из-за сегодняшних событий, Малк мирно посапывал в корзинке. Луна тускло освещала избу, Рик сидел на шкурах, и кудрявая голова дала слабую тень. На коленях лежал меч хорошей работы, выкованный кузнецом Лиаллона. Только ничего этого не было бы, если бы проклятые рыцари однажды не появились в жизни его матери. Та спокойно вышла бы замуж за одного из крестьянских пареньков — ни одна девка, даже опозоренная, не пропала, ведь к жителям Мёртвой Выси, к тому времени оправдавшей название, подтянулись горемыки, в том числе и мужчины-вдовцы. Женщин не пугал выводок чужих детей, они растили их как родных. — Ложись, сынок. Завтра — день Двермы. Почтить, увы, нечем, — заметила Дафья. — Я как-нибудь сам решу, ложиться или нет, — прозвучало глухо, — только… — Рик потянул носом — не заплакал, но предательский ком всё же встал в горле, — хочу, чтобы это оказалось шуткой. Может, Памеру позвать? Может, у тебя родильная горячка? Шлёпанье босых ног дало понять — Дафья поднялась и направилась к нему. Так и есть, Рик ощутил тёплую ладонь на плече и щекотку волос на щеке. — Здорова я, — возразила Дафья. — Рада бы, чтобы это оказалось неправдой, только… Рик отвернулся. Ему не хотелось слышать, как она вообще связалась с Эрмом. И без того понятно: Эрдан прикрыл позор, женился на ней… и издевался над пасынком. Рука, лежавшая на плече, вмиг показалась горячей и тяжёлой, Рик стряхнул её. — Ты не думала, что он однажды появится? — вяло спросил он. — Нет, Эрдан уверил, что он мёртв. Я поверила, — Дафья вздохнула, — иначе ждала бы. Он не верит, ты не веришь, но я любила его. Мне он казался таким… Из сказки. Нелегко, когда из родни — один дедушка, который дом починить толком не мог. Летом-то хорошо, а зимой каково? Я куталась в несколько шкур, но всё равно мёрзла. И мечтала, как все девочки, наверное, что однажды появится рыцарь, заберёт нас отсюда — в замок. Ветер больше никогда не будет задувать в щели, а у дедушки перестанут болеть суставы из-за постоянного холода. Эрм казался мне именно таким рыцарем… Да, я выросла, но продолжала жить в сказке. Рик знал — мать рассказывала, что оспа выкосила всю её семью, что дедушка причитал, почему не его, старого, забрала, а детей. Он понимал, насколько нелегко пришлось пожилому человеку и маленькой девочке. Дафья только так и утешалась — преданиями, переходившими из поколения в поколение. Как и Рик — мечтой о Лиаллоне. Он крепко сжал рукоять меча. Нужно вернуть. Жалкие подачки ему ни к чему. Давно пора повзрослеть и перестать жить мечтами. Но как иначе, когда мерзкий ублюдок то и дело взбирался на него? На душе становилось намного теплее, когда Рик воображал себя в доспехах, сжимающим рукоять — совсем как сейчас. — Ты могла бы не лгать, — бросил он упрёк. Ком подкатил к горлу, предательские слёзы всё-таки навернулись на глаза. Он дёрнулся, когда мать погладила кудри. — Пойми, я хотела как лучше. Я знаю — ты бы ушёл или Дан тебя прогнал, а не знать, что сталось с собственным ребёнком — гораздо хуже, чем смерть. Помнишь, я плакала, когда хоронила малышей, однако знала — они не вернутся. А ты… Я бы металась к двери при каждом стуке, надеялась, что ты пришёл домой. И разочарованно вздыхала бы, увидев на пороге Ольву, например... — Дафья всхлипнула. — Нельзя жить сказкой, пойми! Слабое оправдание, ой какое слабое, подумалось Рику. Странное. Она позволила мужу спать с собственным пасынком. Эрм-то не знал ничего о том, что трахал собственного сына, да и тот даже помыслить не мог, что вцепился в член своего отца, причём охотно. А ведь мог бы догадаться, знай всю правду. Рик не ушёл бы, духу бы не хватило, но тогда бы не было так мерзко на душе после соития с Даном. Вдобавок могло бы не случиться ничего с Эрмом. Ведь наверняка в душе что-то шевельнулось бы, знай Рик хотя бы имя настоящего отца. Он поднялся и прижал к груди меч. В одном мать права — нельзя жить сказкой. — Ты куда? — всполошилась та. — Меч верну! — Рик направился к двери. — Не нужны мне его подачки, как и он сам! Ему послышался облегчённый вздох, хотя мать удивилась: — Ночью? — А когда? — Рик отодвинул щеколду. — Утром он может покинуть Дратву. Он вышел из дома ровно до того, как услышал очередной вопрос, а может, просьбу не делать этого. Пелена тумана сегодня была как никогда плотной, но Рик знал — не заблудится. Ведь он в последнее время только и делал, что ходил в сторону постоялого двора.

***

Хватит пить, это делу не поможет, решил Эрм и отставил кружку. Несмотря на позднее время, спать не хотелось. Невозможно безмятежно уснуть, когда в голове каша из мыслей. Сын, у Эрма есть сын, достаточно взрослый юноша. Но ведь Дафья могла солгать, мелькнула догадка. У иных пар годами дети не появляются, а тут с первого и единственного раза. Как это возможно? Можно, ведь у иных женщин, изнасилованных пертами, через девять месяцев появились. Одного раза более чем достаточно. Всего лишь нужно было думать головой и вынуть член до того, как излился. Иначе кто знает? Возможно, где-то ещё есть плод шальной юности, вероятно, даже не один. Не исключено, Рик вовсе не его сын, ведь это никак не проверить. Но откуда тогда уверенность, что он ещё раздастся в плечах? Эрм сам был таким юнцом — худощавым, с толстыми запястьями и лодыжками. Только к двадцати годам кость пошла вширь. А волосы, голубые глаза… Проклятье, неужели мало похожих людей? Что, всех сыновьями считать из-за этого? Эрм допил пиво и поманил пальцем шлюху, откровенно скучавшую за своей кружкой. Грака лучше не звать — уж больно болтлив. А она — неглупа. Она улыбнулась, но подошла, призывно виляя бёдрами. — Решил пойти правильным путём и обратить взгляд на женщин, красавчик? — Марма широко улыбнулась перепачканным помадой ртом. Эрм махнул ей, чтобы села. — Поговорить нужно. Марма не пошевелилась. — Так не пойдёт. Отнимаешь моё время, — и надула губы — ни дать ни взять обиженная женщина. Эрм знал — времени у неё предостаточно. Марма хотела денег. Которые лучше бы приберечь. Кто знает, что может случиться. — Ладно, ступай, — отпустил шлюху Эрм и почесал голову, кудрявую. Точь-в-точь такую, как у Рика, разве что посеребрённую ранней сединой. Проклятье, ну почему не подумал о сходстве, когда спал с ним? С сыном родным! Лучше бы не поддавался похоти, тогда последствий не было бы — ни тогда, много лет назад, ни сейчас, если, конечно, это не злая шутка, а правда. Но Дафья — мать, неужели родному сыну солгала бы? Но ведь положила под Эрдана. Почему обмануть не могла? И где тот был, когда случилась битва? Эрм со стуком поставил кружку на стол. Вот что означал кошмарный сон. Вспомнились все события: во время первого боя Эрдан скакал бок о бок. Но тела-то не нашли. Потом одуревшим от запаха крови воинам стало не до него. Они развлекались с пертами как могли — все, включая Эрма. Даже вевера не дарила такое блаженство, как ощущение всесилия, что перт, некогда уверенный в себе, стоял на четвереньках, а все в это время ебали его во вздёрнутый зад, заставляли сосать члены, предварительно выбив зубы, чтобы не укусил. Эрдан внезапно появился во время второго боя, когда со стороны реки пришли перты. На то и рассчитывали, твари, что ослабленные, одуревшие от крови лиаллонцы легко сдадутся. Просчитались. Не сдались. Пусть заслуга Эрма была не такой уж большой, и он, потеряв коня, стал жертвой Эрдана и не смог дойти до конца, но безмерно гордился соратниками. Он вздохнул, тут же пожалев, что отдал меч Рику. Хорошо бы, если бы лезвие вошло в грудь по самую рукоять. Эрм медленно бы всаживал, глядя, как выгравированный кинжал входит в тело. Предателя должна постигнуть смерть от Лиаллона, так учили молодое поколение воинов. Эрм взял нож, которым до этого нарезал мясо, и сунул за пояс. С Керма не убудет, безоружный Эрм чувствовал себя голым. Он поднялся и бросил монеты на стойку. Задремавший хозяин вздрогнул и сгрёб их. — Много, — заключил он. — Здесь — плата в том числе и за комнату. Я уезжаю! — Эрм отправился наверх, чтобы собрать немногочисленные пожитки. Волк не любил конюшни, поэтому радостно заржал, когда хозяин принялся его седлать. Зато конюх разочарованно вздохнул — получать щедрую плату ему определённо понравилось. Эрму же хотелось окунуться после душного кабака. Холодная вода приведёт мысли в порядок. Разве что место навеет воспоминания, совсем недавно сладкие, в одночасье ставшие постыдными. Лучше бы делал то, о чём просил Рик — учил бы драться, но нет же, трахаться захотелось куда сильнее. Теперь не придёт, прогнал его из дома. Рику такой отец не нужен. Понятное дело, он встанет на сторону «обиженной» матери, которая растила его и любила, несмотря ни на что. Эрм понимал его. Ему самому было трудно принять то, что он отныне не одинок. Он коротко попрощался с конюхом, поправил наплечник и взобрался в седло. Теперь всё. Прощай, Дымная Дратва. Одним твоим жителем станет меньше, позлорадствовал Эрм, вспоминая, где именно встретил Эрдана в первый раз. В лесу легко спрятаться, наверняка тот появится на лесопилке, а припасов, купленных у Грака, хватит на некоторое время. Шалаш из веток станет домом, а огонь развести Эрм умеет. Не пропадёт. Тянуло на то место, где Рик открылся, да и Волк, похоже, дорогу уже знал. Пока хозяин витал где-то в облаках, конь свернул. Туман давно рассеялся, солнце отсвечивало от реки. Эрм заметил, как от треска веток юноша, сидевший на берегу, вздрогнул и резко развернулся, затем убрал с левого глаза пояс. Рику тоже не давало покоя возможное родство. Эрм спешился и подошёл к нему. О чём говорить? В голову ничего не идёт. Рик быстро обвязал поясницу, на которой покоились ножны с мечом. Ему подходит, отметил Эрм, может, научится управляться с оружием. — Подойди, — коротко вместо приветствия приказал он. — Меня это волнует не меньше тебя. Он приблизился к берегу и опустился на колени. Краем глаза заметил, что Рик сделал то же самое. Эрм приобнял его за плечо — несильно. Так, вероятно, отцы обнимают собственных детей. Так некогда его самого обнимали родные. Вода отразила два лица с одинаковой формой носа, изгибом тёмных бровей, разрезом трёх голубых глаз. Только губы Рика оказались несколько иными — довольно пухлыми, как у его матери. Проклятье. Похожи — слишком сильно для чужих друг другу людей. Наверное, Эрм — чурбан бесчувственный. Ведь ничего, кроме разочарования, в душе не возникло. Где хвалёная отцовская привязанность? Нет её, только стыд за то, что случилось, и сожаление, что повторить нельзя. Потому что инцест — это мерзко. Словечко, не кнехское, а заморское, Эрм не любил. Оно словно ножом резало, отделяло, вопреки соитию, родителей от детей, братьев от сестёр. Рик отстранился. Тепло тела сменилось прохладой утра. Он принялся возиться с ножнами. — Оставь! — рявкнул Эрм. Рик поднял лицо. Под глазами пролегли тени. Не спал, выходит. — Мне тоже нелегко, поверь. Что-то подобное уже было, когда я осознал, что мне некуда идти, потому что я не рыцарь, а жалкий калека. «Но руки и ноги-то целы!» — так в своё время унижался Эрм, едва не стоя перед Равьером на коленях. «Нет. Ты не заметишь врага с левой стороны. Не задумывался, почему наши шлемы — именно такие? Боковое зрение играет важную роль! — Равьер говорил это холодно. — Так что возвращайся под крыло отца. Уверен, он решит, куда тебя пристроить!» — И виноват в этом мой от… отчим, — глухо ответил Рик. — Он во многом виноват. Зачем было жениться, если знал, что не сможет принять меня? Эрдан любил Дафью? Сомнительно! — Наверное, решил, что никто не подумает, будто рослый крестьянин, у которого подрастает сын, — грязный предатель, — ответил Эрм. — Мы едва не проиграли пертам, которых привёл твой от… Эрдан в подмогу. Не знаю, чего он добивался, но помню — ему хотелось всего и сразу. Не думал, что замок нужно строить. Перты наверняка обещали кусок отвоёванной ими земли. Только… — он усмехнулся, — просчитался. Даже жаль, что мы выиграли. Тогда бы он понёс заслуженную смерть. Перты не любят предателей. Их никто не любит. Рик сжал губы и нахмурил брови. И неожиданно улыбнулся. — Тогда лучше, что всё так вышло. Я не сын предателя, — лицо вмиг приняло прежнее недоброе выражение, — хотя не рад быть и вашим сыном. Взаимное чувство, подумалось Эрму. Он всё ещё не ощутил себя отцом. Возможно, прожив с Риком бок о бок всю жизнь, осознал бы это, но не сейчас, когда мальчишка стал взрослым, половозрелым. Эрм направился к коню. Тот недовольно фыркнул, что хозяин не позволил напиться вдоволь, но решение не оспаривалось. Эрм обернулся. Чтобы запомнить черты лица, ставшие дорогими, пусть и не родными. Рик вытаращился на седельную сумку. — Вы уезжаете? — понял он. Эрм кивнул в ответ. Рик бросился к нему и встал так близко, что можно было рассмотреть каждую чёрточку, каждый волосок в мягких юношеских усиках. Эрм вздрогнул, когда ладонь, довольно большая, легла на его плечо. — Позвольте… — взмолился Рик, — посмотреть в лицо. Я хочу запомнить… Взаимное желание, проклятье! Эрм не в силах отвести взгляд от черт, таких похожих на его собственные. Отражение ведь не обмануло. Он не выдержал и запустил пальцы в затылок, погладил родимое пятно — данную богами при рождении метку. И отдёрнул руку, когда вспомнил, насколько чувствительно это место. После — просто стоял и всматривался в чужое — родное — лицо. Всё, хватит, приказал он себе. Лучше уехать и не оглядываться, пройти через Тленное поле, брод, выйти к лесу и дождаться Эрдана. Откуда-то издалека послышалось пение. День Двермы же. Эрдана в лесу не будет. Но ничего, дождётся своего часа. Ублюдок больше не будет терзать Рика. Проклятый невидящий глаз. Прав был старый Равьяр, что Эрм не сможет заметить врага. Так и вышло, что он повернул голову, потому что проследил за взглядом Рика. Тем лучше, что на ловца и зверь бежит, ещё и зубы скалит. — Какая иде… — Эрдан не смог вспомнить мудрёное словечко, поэтому вышло нелепо. — Идиллия! — подсказал Эрм и повернулся к нему. — Похуй, — взмах рукой, — ведь главное, что всё как в слезливых сказочках: папаша нашёл сына, все счастливы. Только в сказочках отцы не ебут собственных детей. Хотя легенды могут умалчивать, не находишь, Эрмьерн? Глаза заблестели, щёки раскраснелись, венозная сеточка стала яркой. Напился с самого утра, отметил день Двермы, иначе не пришёл бы в одиночку и безоружный. Хотя почему — безоружный? Топор заткнут за пояс. — Понял, ты нарочно умолчал! — Эрм увидел это по ехидному взгляду. — Слухи-то быстро ползут по деревне. Наверняка слышал, что твой сын повадился ходить к одноглазому, «страшному аки Вельел», а когда увидел меня, всё понял. Так? Эрдан улыбнулся, выставив напоказ гнилые зубы. Рик потоптался, рассматривая песок под ногами и не осмеливаясь поднять голову. — Сообразительным был и остался. — Эрму хотелось отвернуться от противного лица, но он заставил себя разглядывать жидкую бородёнку. — Только… Всё же сдался. Я думал — прибьёшь меня там, в рощице. Не может быть, чтобы лиаллонцы не разнюхали, не допросили пленных, что и как. Знаешь, до смерти надоел сон, как дверь открывается, и воины в белых сюрко с красным кинжалом тащат меня в тюрьму. Мне даже собственная казнь снилась. Рик подтвердит, что я кричал и просыпался! По кивку Рика Эрм понял — Эрдан не лжёт, по взгляду, злому, — что не раскаивался, только боялся, дрожал за собственную шкуру. Только нельзя всю жизнь бояться, порой нужно посмотреть в лицо собственному страху. На это у Эрдана смелости не хватило, поэтому он пил. Ведь пьяным неведом страх. Только он возвращался, когда проходило опьянение, и терзал душу с новой силой. Эрм не понял бы этого, если бы сам прочно не сидел на вевере. — Мне тебя пожалеть? — съехидничал он. — Не буду. Только ответь: ты потому полез на Рика, что меня вспоминал? Эрдан хрипло рассмеялся и хлопнул в ладони. — Какая напыщенность! Была гордость, что ты — сын паладина, и осталась. Ты никто, Эрмьерн! Громкое имя — у твоего отца, но ты-то — пустое место, тряпка, о которую вытирали хуи те, кто старше и крепче. Сейчас — тем более никто! — Не смей!.. — пискнул Рик и сник, когда Эрм зло взглянул на него. — О, щенок тявкнул, — продолжил издеваться Эрдан. — Что, думаешь, заберёт? Как бы не так! Не нужен ты ему, как и твоя мать была не нужна, иначе бы появился, наведал это место, если бы Дафья была дорога. Но раз не приезжал… Проклятье, ведь нельзя Рика оставлять здесь, в кои-то веки осенило Эрма. Грязные слухи уже просочились, селяне по-прежнему будут цеплять на калитку венки из васильков, отмечать место, где живёт мужелюб. Даже если Эрдана не станет. Эрм не выдержал и погладил рукоять ножа, хорошего, острого. Тот легко войдёт в тело, глубоко, главное. Но хуже всего было то, что ему на самом деле ни к чему были хлопоты. Таскать Рика с собой?.. Нет, не выход. Он — тяжёлый груз. И ведь понял всё, поэтому нос захлюпал, а губы — задрожали. Проклятье… Похоже, придётся падать ниц, вымаливать прощение, ведь мальчишка не заслужил такого — ни матери, положившей сына под мужа; ни отчима, который, зная, что Эрм появился, «помог» пасынку броситься в его объятия… Ни даже отца, который некогда не задумался, что от одного раза могут быть последствия, который увидел в Рике того, с кем можно беззаботно провести время. Да кого угодно, но не сына. — Если захочет — заберу, — выпалил Эрм, ошарашенный внезапным решением и, повернувшись к Рику, добавил: — Подумай. Хорошим отцом, безусловно, не могу вот так взять и резко стать, но уж точно не дам в обиду. Тот всё понимал, по глазам видно, что колебался. Рик безумно любил мать, совесть наверняка не позволит оставить её и маленького братишку с этим чудовищем. Только Эрдан вряд ли согласился бы отпустить. Ведь Рик — не бездельник, довольно много работал. Это видно по сухим мозолям от тяпки, по трещинкам с забившейся в них грязью, по неровным обломанным ногтям. В придачу ублажал его и будет это делать, если останется. — Ступай домой, щенок, — усмехнулся тот. — Двермов день или нет, но скотину кормить нужно. Мать не справится. Ты ей нужен, а не ему, бродяге. Рик опустил голову и погладил рукоять меча — того единственного, что осталось на память от Эрма. Тот почувствовал — останется, ведь Дафья растила его с рождения, а родной отец появился в жизни только сейчас. — Хорошо, уже иду! — несмело проблеял он. Ну вот и всё, осталось только поглядеть в спину сыну. Которого Эрм вряд ли когда-либо ещё увидит. Потому что станет убийцей. Или умрёт сам. Эрдан проследил за его рукой и достал из-за пояса топор. Эрм замер с ножом в руке. Проклятье, кусты не шуршат, но влево не посмотреть, потому одного глаза давно нет. К тому же Эрдан нетрезв, а пьяные бывают очень сильными. Эрм едва успел увернуться — и топор только скользнул по наплечнику. Меч бы ему… Только он у Рика. Лезвие сверкнуло в солнечных лучах. Неправильно ведь юнец держит. За одноручное оружие нельзя хвататься двумя руками, поэтому удар получился не сильным, а только скользнул по спине. Эрдан обернулся, и это стало его ошибкой. Меч вошёл в живот — по самую гравировку, как мечтал Эрм, пробил навылет и вышел со спины. Потом ещё. Рик кричал, глаза зло сверкали. Рикьяр, Рик Ярый. Не зря получил такое имя. Жестокий из него воин выйдет, не знающий пощады. Эрдан рухнул на колени, а он размахнулся и ударил в лицо, затем протянул лезвие — так, чтобы порезало глаз. По лицу потекла жижа, смешанная с кровью. — Хватит! — Куда там? Рик наносил удары один за другим в тело, лежащее лицом вниз, неживое, очевидно. И попробуй подойди, ведь может размахнуться и всадить меч Эрму в шею, за ним не заржавеет. Ведь он — Ярый. Ещё и крики вдалеке… Нужно остановить, иначе… Эрм знал, что с Риком сделают в тюрьме. Тот затрепыхался, когда Эрм зашёл сзади и удержал за плечи. — Хватит. Дай его мне! — Эрм отпустил Рика. Голоса стали чётче, тот стоял, сжимая рукоять и опустив голову. И вздрогнул, когда ладонь погладила волосы. — Пожалуйста… — силился он выдавить последнее — то, чего не мог сказать раньше. Наконец сумел: — Сынок! Получилось, хвала Дверме! Рик вздрогнул и выронил меч. Из глаз потекли слёзы, его затрясло. Треск веток дал понять — скоро сюда придут. Нужно было соображать быстро, и Эрм ударил по коленям, вынуждая Рика рухнуть рядом с телом, а сам подобрал меч. — Слушай меня. Ты нужен своей матери и братишке, я — никому! — наставил он сына на прощание. — Поклянись, что не откроешь рот! Рик не смог выдавить и слова и только кивнул. Эрм повернулся ровно в тот момент, когда крестьяне один за другим выскочили на берег, и усмехнулся, когда увидел пару человек в нагрудниках, на которых красовался меч, увитый розой. Получается, Амейк Шейервейский прислал прихвостней, чтобы те приглядывали за порядком в деревне во время праздника. Тем лучше. Со стороны Рик походил на скорбевшего сына, на чьих глазах убили отца. Эрм увидел нацеленный на себя арбалет. — Брось оружие! — раздался приказ. Меч, в ложбинке гравировки которого запеклась кровь, упал на землю. Эрм поднял голову и протянул руки. — Можете вязать, — заключил он. — Это я убил Эрдана Дэерона, известного здесь как Дан Фравый! Кто-то поднял меч. Эрм зажмурился, когда в запястья врезались верёвки. Гравировка не сможет не заинтересовать даже князя. Значит, в Лиаллон отправится весть. — Имя! — уточнил стражник с арбалетом. Эрм усмехнулся. Тем лучше, что придётся представиться. Пусть Рик знает настоящую фамилию. Эрм обернулся и произнёс больше в его сторону, чем остальным: — Эрмьерн Балмьярчик. — Опутывавший запястья замер — наверняка от неожиданности. Эрм повернул голову, окинул взглядом толпу и добавил: — Сын Лорьяна Балмьяра, паладина Великого князя.