Не болей, мой милый друг.

Варгас молча складывает в сумку продукты и вещи. Рюкзак, тяжёлый и большой, не помешает ему прокатиться через весь город в больницу. Там его ждёт Антонио. Чего доброго, ещё там сляжет без него. Парень закидывает рюкзак за плечи, выходит из квартиры, запирает дверь и спускается по лестнице на улицу. Он молча расталкивает локтями хмурых прохожих, не обращая внимания на лужи под ногами - некогда, его ждут. Проходит мимо стены с огромным наклеенным плакатом на неё. Тяжело вздыхает, тут же отводя взгляд. На плакате - счастливое лицо Карьедо, некогда известного актёра, отказавшегося от карьеры из-за болезни. Конечно же, никому он об этом не сказал. Просто тихо исчез, его быстро забыли, как и всех. - Мясорубка, а не шоу-бизнес, - вздыхал испанец, не переставая улыбаться даже в такие времена. - Ты работаешь - тебя любят, кто-то работает лучше тебя - перебегают к нему. И ничего ты с этим не сделаешь, это жизнь, - и улыбается. Ловино бесила эта беспечная улыбка, мечтательный взгляд. Он же помирает, чёрт возьми, какие тут к чёрту положительные эмоции? Да только невдомёк ему - Карьедо ведь испанец, у них вся нация такая, горячая, неспокойная, оптимистичная. Привычно здоровается с секретаршей в приёмном отделении. Накидывает на плечи белый халат, натягивает светло-синие тряпичные бахилы и идёт по длинному коридору. Со всех сторон - большие окна, ведущие в маленькие коридорчики, находящиеся перед палатами. Итальянец крутит головой из стороны в сторону, рассматривая номера палат. Одиннадцатая, двенадцатая... Ага, вот и его. Итальянец хмурится - чёртова дюжина, как-никак. Не то, чтобы Варгас был суеверным, но всё равно, не нравится ему это стечение обстоятельств. Тянет на себя тяжелую дверь, быстро проскальзывает в просвет и, пробежав коридорчик, заходит в палату. Поджимает губы, смотря на Антонио, спокойно лежащего на кровати. Испанец слабо улыбается, кивнув головой в знак приветствия, и вновь закрывает глаза. Ловино недовольно ворчит, проклиная весь род итальянский, убирая с прикроватной тумбочки остатки недоеденных томатов. - Аллергия будет скоро, наешься этих томатов, - ворчит, собирая все в пакет и выкидывая. Оба знают, что никакой аллергии не будет - испанец уже не первый год живет, поедая томаты килограммами. И ничего, живет. Пока ещё... Но Варгас старается об этом не думать. Старательно отводит взгляд, прибираясь в палате. Складывает вафельное белое полотенце, поправляет белоснежные простыни, невзначай касаясь руки Антонио - такой же белой. Тут же отдергивает руку и, расправив одеяло и заботливо подоткнув его под ноги парня, достает из рюкзака вещи. - Подними руки, пожалуйста, - итальянец запомнил, что командовать нельзя, поэтому только просит. Говорят, больные на нежные просьбы реагируют лучше. Пациент послушно поднимает вверх тонкие руки, чуть приподнявшись над кроватью. Ловино аккуратно стягивает с него выданную в больнице футболку. Белую. Антонио вновь откидывается на подушки, прикрыв глаза. Итальянец, склонившись к нему, едва касается губами шеи. Но реакции - ноль. Он аккуратно целует шею, боясь оставить отметину: на белоснежной коже будет чересчур заметно. Поднимается чуть выше и осторожно целует Карьедо. Тот не сопротивляется, лишь аккуратно обвивает руками шею и закрывает глаза, хоть и знает, что итальянец не любит прерывать зрительный контакт. Особенно теперь. Варгас целует со всей нежностью и аккуратностью, вкладывая, кажется, вместе с поцелуем в парня и частичку своей жизни. И, кажется, получается. Варгас медленно отстраняется, бережно приподнимает друга и, заведя его руки над головой, одевает на него футболку, которую привез из дома. Ярко-зеленая, летняя, светлая. Так намного лучше. - Есть будешь? - с улыбкой спрашивает гость, убирая больничную одежду в сумку. Испанец выдыхает, мотнув головой. Итальянец придвигает стул к кровати, седлает его, устроив руки на спинке, и кладет голову на сложенные ладони, насмешливо смотря на Антонио. - А ты сейчас на Гилберта похож, - в ответ на это заявление больной лишь удивленно изгибает брови. - Да, да. Такой же бледный, и глаза у тебя покраснели, как у брата этого чертова Крауца. Признайся, опять не спал? - хмурится и тяжело вздыхает. - Чертов испанец. Слышал новость? Наша венгерская дамочка опять замуж собирается за австрийца, - тут же переводит тему посетитель больницы, чтобы подбодрить. И рассказывает он долго и весело: размахивает руками, изображает жесты и мимику говорящих, сам заливисто смеется, вызывая улыбку у Карьедо. Антонио тянется к прикроватной тумбочке за бутылкой воды, но его уже опередили, подавая стакан воды. Антонио залпом жадно выпивает воду, после облизывает губы и вновь ложится. - Я выгляжу таким беспомощным? - тихо спрашивает он. Впервые за неделю испанец подал голос. - Нет, я просто... Хочу заботиться о тебе. Разве не этого ты хотел? - пальцы переплетаются между собой, итальянец аккуратно поглаживает большим пальцем ладонь друга. Тот кивает головой. Конечно же хотел. Бегал за несговорчивым итальяшкой, постоянно признавался в своих чувствах, делал и покупал все, о чем только просил этот мальчишка. И взамен не требовал ничего, кроме капли нежности, пусть даже самой фальшивой и наигранной. Лишь бы, лишь бы. Но Варгас не соглашался. А теперь, когда в силу обстоятельств бывший житель Испании прикован к кровати, он дарит ему всю ту нежность, что не отдал тогда. И заботится о нем, делает все для него, что может. И почему-то поцелуи и прикосновения Карьедо ценит намного больше, нежели подарки, которые сам когда-то дарил. Ловино вновь склоняется над постелью, проводя рукой по щеке и заправляя за ухо выбившуюся прядь. - Почему ты заставляешь меня так о тебе беспокоиться, гребаный испанец? - шепчет в губы Ловино и вновь мягко целует. Тут же оторвавшись от губ, целует подбородок, осыпает хаотичными поцелуями шею, выпирающие ключицы, чуть оттягивает в сторону воротник футболки и касается губами оголенного плеча. А испанцу больше и не нужно - он, как и раньше, заводится с полоборота и слабо, хрипло постанывает, чуть прогибаясь в спине. Скрипит дверь, ведущая в коридорчик, парни отстраняются. В комнату заглядывает медсестра. - Посещения закончены, - заглядывает она в помещение. Ловино кивает. - Да, сейчас попрощаюсь и уйду. Женщина скрывается за дверьми. Испанец целует друга в макушку, будто успокаивая. - Я завтра приду, - подносит ладонь к губам и целует, почти неощутимо, будто дразня. - Приходи, - шепчет Антонио, улыбаясь. Ловино вновь коротко целует его в губы и, оставив на прикроватной тумбочке небольшие контейнеры с едой, уходит. - Дойцу? Это я, - прижимает он плечом к уху мобильный, закинув рюкзак за плечи. - Как он? - спрашивает немец. Сзади слышится пискливый голос бельгийки и причитания Фелечиано. - Начал говорить, но мышечную массу все равно теряет, - сообщает итальянец и разворачивается лицом к окну. - Крауц, только начистоту. Он вылечится? - интересуется Ловино, заранее зная ответ. Людвиг вздыхает. - Ну... Понимаешь... - Понимаю, - обрывает его на полуслове итальянец и выключает мобильный, пряча его в карман. - Не болей, мой милый друг, - грустно улыбается он и машет рукой. В окне третьего этажа машет ему рукой в ответ силуэт в зеленой футболке. Парень, поправив лямку на плече, улыбается и разворачивается, уходя. Болезнь Альцгеймера не лечится, это факт. Да только не знает никто, что Ловино Варгас не сдастся, пока Антонио вновь не поднимется на ноги. А на третьем этаже погас свет. Парень в зеленой футболке бережно вытащил фотографию всей своей большой семьи - друзей, переживающих за него. Аккуратно вставив фотографию в рамку, он поставил её на окно. Пусть будет так. Он в свое будущее верит, как и Ловино. Они будут вместe. Антонио закрывает глаза, поглаживая большим пальцем ладонь, которую перед уходом целовал итальянец.