Все повторяется

       - Проведи со мной ночь, Энни!        Он смотрел на нее едва ли не с мольбой. Но то была не мольба о близости. Лишь мольба - не уходить. Не бросать его одного - разбитого, одинокого. Человека, которому обрубали крылья в полете.        Таким она его всегда видела.        - Одну ночь? - Энни старается, но получается все равно с бесконечным отчаянием. Она хотела бы провести с ним всю жизнь, целую жизнь, каждую минуту и каждую секунду, ей мало одной лишь ночи.        - Да. Одна ночь, Энни, - он слегка прикасается к ее пальцам, - останься.        - Но я не могу остаться на одну ночь! - в глазах, на кончиках ресниц - слезы. - Разве ты не можешь быть здесь, со мной? Тебе так нужно в Гайд? Ты здесь до смерти все ненавидишь?       - Энни, - его пальцы поднимаются выше, гладя, лаская щеку. Прикосновение теплое, нежное. Напоминает бархат. Энни закрывает глаза, чувствуя, как разливается по телу благодатное тепло, - я уже говорил тебе. Не все здесь я ненавижу.        - Тогда, - Энни прикусывает губу, когда пальцы Сэма касаются ее, - останься здесь. Ты здесь нужен. Мне. Это так мало?        - Энни...        Нет. Она знает, что означает этот взгляд. Он означает "нет". Он не объясняет причины, значит, просто не хочет остаться. Значит, и она уйдет.        Внутри что-то словно оборвалось. Разлетелось на маленькие кусочки. Боль - единственное, что сейчас способна чувствовать Энни, что она может ощущать. Она отстраняется и, развернувшись на каблуках, выходит. Как хочется задержаться! Наплевать на голос разума, что буквально кричит, что утром будет больно, смертельно больно, и остаться сейчас здесь, с ним. Подчиниться зову сердца, сделать то, чего хотела столько времени. Как хочется.        Но нельзя. Очевидно, Сэм сможет пережить ее отсутствие. Очевидно, в своем Гайде он найдет утешение, может быть, даже быстро. Ее же сердце разобьется на куски и вряд ли его можно будет починить потом.        Энни задерживается на пороге всего на миг, на секунду - чтобы оглянувшись, посмотреть на него в последний раз. Взглядом, полным сожаления и боли.        И он смотрит на нее почти младенческими чистыми глазами, и ему тоже больно, но - по-другому. Из-за того, что она ему отказала. Потому что бросила. Ушла.        Наверное, ему никогда не понять ее. Наверное, им никогда не понять друг друга.        - Энни - тихо, едва слышно, произносит он, оставив на губах немой вопрос.        - Да?       - Я хотел бы, чтобы все было иначе. Если бы мог.        - Ты можешь, Сэм. Просто не хочешь.        - Нет, - покачал он головой, - нет.        Она не стала возражать. Ответить что-либо значило возобновить спор, глупый, ненужный, совершенно лишний и ничего не решающий. Их пути пересеклись, он был милым и странным, а теперь - все закончилось.        Вздохнув, Энни дернула ручку двери и убежала, словно преступница скрываясь в вечерней мгле. Преступницей она не была, но боялась своих мыслей и своих чувств по отношению к этому парню, появившемуся из ниоткуда и уходящему в никуда.        - Она ушла - сказал сам себе Сэм, облокотившись на спинку кровати, - ушла.        Это было куда больнее, чем он думал, чем он мог себе представить. Если бы он мог что-то изменить, или попытаться объяснить ей, почему ему так нужно уйти отсюда. Безумием ли он страдал, или то были вспышки воспаленного сознания - Сэм не знал. Знал только одно - когда вернется, будет помнить Энни, а еще - как встретил своего молодого наставника, которого пришлось наставлять самостоятельно. И Майю в утробе у ее матери. И свою мать, которую так плохо помнил молодой. И отца, которого любил, но потерял.        Больше всего, ярче всего, сильнее всего из всех, с кем довелось встретиться здесь, он будет скучать по Энни. По своей милой Энни, которая так и не смогла стать его.        - Она ушла, - повторил он себе, - ушла. Ушла.        Какое двузначное слово. Для нее оно означает трагедию и потерю, для него... Что для него? Освобождение. Свободу. Только Сэм был совсем не уверен, что это его обрадует.        Минуты тянутся очень долго, как целый час, или даже дольше. Тиканье будильника на маленькой тумбочки у кровати отмеряет время, что доведется ему провести здесь еще. Отдаляет его от девушки, которая так нравится, так влечет - все дальше и дальше. И дальше.        Стук в дверь звучит, как издевательство. Кто там? Хант? Нет, шеф стал бы орать, если нужно, проломил бы дверь совсем. Кто еще? Вряд ли кому-то очень сильно он понадобился посреди ночи, что даже в гости к нему явились.        Сэм подходит к двери. Надо бы быть осторожнее, спросить, кто тревожит его в ночной час, да сил нет. И желания. Кто бы ни был - все равно. Внутри словно все умерло.        - Энни?        Она стоит на пороге, рассматривая свои руки. Едва он сторонится, пропуская ее, проходит, тревожно шаря взглядом по комнате, как будто что-то ищет.        - Почему ты вернулась?        - Потому что, - она облизала сухие губы, сосредоточенно глядя на свои ладони, - потому что я подумала, что, может, не так уж и плохо допустить ошибку. Одну единственную, о которой наверняка пожалею, но все же.        Она подняла взгляд на него - глаза, полные теплого щемящего чувства, от которого все внутри сжалось, и слезы навернулись на глаза.        - Я разобью себе сердце - сокрушенно покачала головой Энни, все еще покусывая губы.        Сэм подошел к ней, ласково касаясь кончиками пальцев ее щеки, пробуя бархатную нежную кожу. Чтобы хоть немного прийти в себя, скрыть свое волнение, кладет голову ей на худенькое плечо, зарываясь ей в волосы.        - Ты разобьешь сердце мне - шепчет в ухо, нежно целуя его дважды.        Она не знает, что делать. Просто смотрит на него глазами, в которых каждую секунду мелькает что-то другое: от нежности и радости до разочарования и боли.        Он тоже не знает, что делать, просто держит ее за руку, гладя пальцы, привыкает к ощущению ее кожи. У нее теплые руки и пальцы нежные, а кожа гладкая, словно шелк. Он помнит, что подумал об этом с первого касания, едва только ощутил первое прикосновение.        - Хочешь чаю?        - Нет.        Это, пожалуй, был самый глупый вопрос, который можно было задать сейчас, но Сэм действительно не знал, что делать. Она пришла к нему, стояла перед ним - живая, не сон, не мечта, волнующая и взволнованная, она пришла получить то, чего они оба хотели, а он растерялся, сбился с мысли, разволновался, как мальчишка, не зная, что предпринять, что он вообще должен делать.        Энни сделала шаг вперед - крошечный, но уверенный. Протянув руку, снова погладила его по щеке, касаясь подушечками пальцев щетины. Закрыла глаза, и он тоже.        Он вдохнул ее запах, втянул в себя, наполнил ею легкие. Она пахла, будто свежий морской бриз, разгоняющий волны в яркий полдень - свежо и прекрасно. И - чуть-чуть - солью. Потянувшись вперед, он коснулся губами ее губ, находя их дрожащими и очень теплыми. Чудесное чувство.        Изучающий первый поцелуй неспешно перерос в цепочку из нежных прикосновений. Они становятся ближе, его руки сплетаются на ее тонкой талии. Она словно маленькое деревце, тянущееся к солнцу. Едва он слегка отстранился, но только для того, чтобы улыбнуться ей, она потянулась к нему, проведя пальцем по его шее.        Его взгляд скользит по ее фигурке и через мгновение он снова возвращается к ней, прижавшись губами к губам. Так мало времени. И так много.        Она позволяет ему расстегнуть пуговки на ее блузке, когда сбросила жилетку, сама же неспешно расстегивает рубашку ему. Тонкая ткань майки совсем не скрывает того, что с ним происходит.        - Твое сердце. Колотится, как безумное.        Он проникает рукой к ее сердцу, слегка задев грудь, заставив ее застыть на вздохе.        - И твое тоже, Энни.        Она кивнула. На миг оставила его, лишь только для того, чтобы лечь на постель, ожидая, когда он к ней присоединиться.        Кровать скрипнула под натиском его веса, она была узкой и разгуляться здесь явно нельзя было бы. От таких пикантных мыслей Энни испытала что-то похожее на неловкость, или смущение. Тихонько рассмеялась ему в губы, приникшие к ее губам в этот миг, словно к источнику с прохладной водой.        - Что такое?        - Ничего - мотает головой она, шумно выдыхая, когда его руки подцепили и задели крючки бюстгальтера.        Раздев ее, он осторожно прокладывает дорожку из поцелуев - от ее шеи по предплечьям, к вздымающейся от волнения груди, к тугому животу, проникая языком в трусики, заставляя ее замереть. Она смыкает ладони на его бедрах, водит руками по спине, усыпанной родинками, катает на языке, если может дотянуться.        Сняв последнюю преграду, он замирает сверху на несколько секунд, давая себе и ей привыкнуть, а потом аккуратно входит - неглубоко, словно приноравливаясь, только пробуя, какая она.        Энни выдыхает шумно и бурно, как будто не дышала вовсе никогда, подтягивая ноги кверху, выдыхает, и целует ухо, крепкий изгиб шеи, ищет и находит губами губы, сплетаясь с ними. Энни не стонет, не кричит, только, словно маленький ежик, сосредоточенно посапывает, когда он движется в ней - чуть быстрее, но все так же аккуратно.        Она не знает, сколько времени, не может ответить, как долго они любят друг друга, но ей бесконечно хочется, чтобы этот миг никогда не заканчивался.        Утро встречает их теплыми солнечными лучами - такая редкость для этого места. Солнечные зайчики прыгают по его спине, разжигая на ней желтые огоньки, она гладит пальцами теплую кожу, пока он делает то же самое по отношению к ее бедру.       - Энни - облизав губы, шепчет он отчетливо, снимая сладостное забытье их ночи.        - Не нужно, Сэм. Мы расстанемся. Я уйду. Я хотела, чтобы это случилось. Я хочу запомнить эту ночь, как что-то, что мне очень дорого.        - Энни, ты самое прекрасное, что здесь было - жарко шепчет он ей в губы.        - Да - просто кивает она, не потому, что согласна, скорее, от того, что ей просто не хочется с ним спорить сейчас.        Губы встречаются в последний раз, даря еще одно наслаждение - последнее. Она поднимается на постели, слегка закусив губу, пока он целует ее позвоночник, проведя по нему языком. Потрепав его по щеке, она быстро приникла к его губам, и спрыгивает с постели, быстро одеваясь.        И растворяется в утренних лучах, подарив ему на прощанье воздушный поцелуй, и теплую улыбку. *********        Так странно - снова быть дома, идти по современным улочкам, пользоваться гаджетами, снова водить любимый автомобиль. Возвращаться в настоящее после посещения прошлого. Просыпаться в действительности, в две тысячи шестом году, когда только что побывал в семьдесят третьем. Так странно знать, сознавать, что все реально, каждый вечер испытывая безумную, почти физически осязаемую тоску, но не иметь никого, кому можно было бы рассказать, где он был, пока лучшие врачи боролись за его жизнь - маленькую и хрупкую.        Так странно быть дома, и не чувствовать себя дома.        Только очнувшись в Манчестере прошлого, он ощущал себя чужаком, туземцем, выброшенным на берег штормом. Штормом была авария, остров не был бездомным, но он был одинок. А потом что-то изменилось. Случилось что-то, что теперь заставило его ощущать себя чужаком дома, в мире, так хорошо знакомом ему, таком родном.        Мир настоящего, который был для Энни, для Ханта и других лишь фантазией, стал фантазией и для него.        Он исправно ходил на работу, посещал врачебные осмотры, разговаривал с матерью, проводил совещания и гонялся за врагами, но то была не его душа, а лишь физическая оболочка. Душа осталась там - в прошлом, в его фантазии, а, может быть, в бреду. Он не знал, как назвать то, что пережил, но знал, что огромная часть души потерялась в лабиринтах памяти, во впечатлениях, в странных, почти необъяснимых картинах, которые были такими зримыми, пока он работал в Манчестере, безуспешно пытаясь каждый раз сдержаться, чтобы не проломить череп одиозному Ханту.        Что-то ушло вместе с его сном или бредом, ушло безвозвратно. Навсегда.        Сэм Тайлер неспешно шагает по улице, заполоненной машинами, наводненной вечно спешащей, бегущей куда-то толпой, снова и снова думая, вспоминая, возвращаясь к той стороне, на которой, может, он был не свободен, но счастлив. Уж точно счастливее, чем здесь.        Она идет ему навстречу, с новой сумкой на плече, но все в той же строгой юбке и блузке офисного работника, идет вперед, не видя его, не замечая, не акцентируя своего внимания, прижав к уху телефон, и улыбается.        Ее взгляд он заметил бы из миллиона. Ее улыбку узнал бы из тысячи.        Сердце при виде нее начинает колотиться, словно безумное, отбивая сумасшедший ритм, он ускоряется, он мчится, летит к ней, сокращая расстояние с каждой секундой, с каждым мигом.        - Энни! Энни Картрайт?        Тепло ее ладони, очутившейся в его плену, растекается по его венам.        - Да - кивает она, покачав головой, не понимая, что происходит. - Мы знакомы?        Он счастливо улыбается, глядя в ее бездонные глаза.        Все повторяется. Снова.