о народной медицине

Оказывается, зима в Генсее может быть очень холодной. Оказывается, падать в февральский пруд весьма некомфортно. Отфыркиваясь, Кира Изуру выкарабкивается на скользкий берег. Мокрая форма липнет к телу, и, наверное, не помешало бы поскорее просушиться с помощью кидо, но сейчас не до того: двое рядовых без сознания, офицер отбивается из последних сил, и вот-вот… Лейтенант не хочет проверять, что именно вот-вот, поэтому снова бросается в бой. — Раны обработаны очень умело, — с неизменной улыбкой отмечает Унохана-тайчо. — Хорошо, что в третьем отряде такой талантливый лейтенант. Кира вежливо кланяется в ответ и спешит вернуться к работе. Пока тащили раненых, пока передавали их в заботливые руки четвертого, а ведь еще нужно составить отчет о проведенной миссии, да и других дел полно. Изуру быстро приводит в порядок все еще сыроватую одежду и садится за стол. «Отчет №…» Буквы коварно расплываются перед глазами, а в кабинете предательски холодно. Изуру зябко поводит плечами и идет за чайником, попутно составляя план последующих действий. Почему-то выходит плохо. Чашка выскальзывает из трясущихся рук, лейтенант хочет поймать ее, но мебель перестает спокойно стоять на своих местах, и он сам чуть не падает. — Яре-яре, — слышит Изуру вместо ожидаемого звука удара. — За что же ты с ней так грубо? Гин вертит в руках спасенную чашку, искоса поглядывая на своего лейтенанта. — Прошу меня простить, — Кира опрометчиво пытается поклониться, и теперь Гин ловит уже его, осторожно, но крепко прижимая к себе. А потом, всего на секунду коснувшись лба губами, со смешком подхватывает на руки и выносит из кабинета, дружелюбно улыбаясь на всех попадающихся по пути шинигами. — Наслышан о твоих подвигах, Изуру, — щебечет он, прогулочным шагом пересекая двор отряда. — Хотел, вот, похвалить, может быть, даже наградить, а ты, оказывается, прямо-таки горииишь на работе, — Гин улыбается шире и перехватывает свою ношу поудобней. — С такой температурой вообще живут? — Тайчо, я не хочу в четвертый, — тихо бормочет Изуру, вяло оглядывая ползущие мимо казармы. — Уж этой радости я тебе не доставлю, сам вылечу, — обманчиво мурлычащий голос капитана не предвещает ничего хорошего, лейтенант отчетливо понимает это даже в своем нынешнем состоянии, но сил нет даже на то, чтобы нормально стоять, не говоря уже о том, чтобы вырываться. А еще Гин теплый. И Кира просто обхватывает его шею руками. Изуру выскальзывает из забытья совсем ненадолго. Кажется, его куда-то кладут, и становится холодно, и он сворачивается в клубок. Точнее, пытается свернуться, но не может, потому что его тянут, сначала в одну сторону, затем в другую, затем заставляют что-то выпить, а потом отпускают, и что-то теплое обволакивает со спины, будто обнимает, и сознание ускользает снова. Когда Кира просыпается, за окном уже ночь. Необычайно яркая луна светит в окно, голова раскалывается от температуры, а еще, наверное, от усталости. А еще он не может пошевелиться. Гин обнимает его, как большую мягкую игрушку, и Изуру переживает, что отдавит ему руку. Хотя, по правде сказать, сильнее он переживает из-за того, что под огромным мягким одеялом на них обоих нет одежды. Лейтенант тщетно надеется уснуть обратно. Он кусает губы, чтобы не взвыть: кончик носа тайчо практически на его загривке, каждый выдох дразняще спускается вдоль позвоночника, сильные руки лежат на его теле, спина и грудь горят от прикосновений, и, хотя капитан почти не шевелится, одного его присутствия рядом уже достаточно, чтобы бросало то в жар, то в холод. «Как подросток какой-то!» — проносится в голове. Еще где-то на заднем плане мелькает соблазн просто тихонько подрочить, если осторожно, то капитан не проснется и ничего не заметит. «И лежать потом в следах собственного непотребства?» — как-то подозрительно резонно интересуется внутренний голос. «Да пошел ты, скотина», — мысленно шипит лейтенант, но соблазну все же не поддается. Пряча пылающее от возбуждения и стыда лицо в подушку, Изуру осторожно выворачивается из цепкой хватки и откидывает одеяло, намереваясь улизнуть. Приходится переждать приступ головокружения, и только потом лейтенант пытается подняться с футона, но тут Гин тянет его обратно, прижимает еще крепче и сонно бормочет что-то прямо в ухо. Лейтенант едва успевает зажать себе рот, но возбуждение прошивает словно электрический разряд, и его трясет. И едва ли хоть кто-то мог бы от такого не проснуться. — Что случииилось? — неизменно тянет Гин, зевая и выпуская, наконец, Киру из своих объятий, и привстает на локтях. — Ты замерз, Изуууру? — Жарко, — едва слышно бормочет лейтенант, с силой вжимаясь бедрами в футон и отчаянно надеясь, что капитан ничего не заметит. — Дааа? — Гин озадаченно чешет макушку. — Как необычно ты реагируешь на жару. Ну, прости тогда, — мимолетно погладив по спине, он тут же убирает руку, а Изуру кусает подушку, радуясь, что в комнате полумрак. Каждый вдох наполняет легкие раскаленной лавой. Капитан затих и, вроде бы, уснул, но шуметь все равно рискованно, а потому лейтенант закрывает глаза и повторяет по памяти устав Готей 13, беззвучно шевеля губами. Постепенно болезненное напряжение уходит и становится немножко легче. — Нэээ, Изуууру, ты там бредишь? — обеспокоенно интересуется Гин и осторожно, но непреклонно переворачивает лейтенанта на спину, тут же нависая над ним. Его лицо оказывается непозволительно близко, дыхание снова сбивается, и Изуру испуганно замирает. Ладонь ложится на лоб. — Да ты весь горишь. Сделать тебе компресс? — Нет, — почти всхлипывает лейтенант и закрывает лицо руками, ощущая прямо над собой тепло чужого тела. Хочется рвануть его на себя, прижать и снова почувствовать, как его мышцы перекатываются под кожей, напомнить себе вкус его губ, ощутить, наконец, его в себе. Возбуждение накатывает с новой силой, и улыбка Гина становится несколько нервной. — Аканна, — он перехватывает руки лейтенанта и фиксирует их на подушке. Словно нарочно, бедро на секунду вжимается между ног, а взгляд сощуренных глаз пытливо скользит по лицу. — я был уверен, что оставил Вабиске на столе. — Тайчо!.. — безумно мечтая провалиться сквозь пол прямо сейчас, Изуру не выдерживает и стонет, ломано выгибаясь навстречу и жарко прижимаясь. Изнуренное температурой сознание плывет, тело движется будто само по себе. — Пожалуйста… — Занятно ты болеешь, — внезапно хрипло шепчет Гин, а потом его рука накрывает член Изуру, и лейтенант захлебывается стоном. Шершавая ладонь скользит по напряженной плоти, и так хорошо, что почти больно. Кажется, Изуру беззвучно кричит, когда кончает. Кажется, он кричал бы в голос, если бы мог дышать. Дрожащие пальцы цепляются за спину капитана, ноги бесстыдно разведены в стороны, но Гин отстраняется, напряженно улыбаясь. — После, когда поправишься. — Прошу, тайчо, — почти рычит Изуру и вскидывается, обвивает руками, кусает тонкую ключицу, умоляюще стонет. — Я хочу вас. — А то я не вижу, — зло шипит капитан, опрокидывая его обратно и подминая под себя. — Ты знаешь, чего мне стоит держаться? — жалящий поцелуй обжигает губы, и Изуру задыхается от восхищения. — Ты хоть представляешь себе? — рука с силой сжимается на бедре, и уже от этого хочется выть. — А теперь заткнись и спи уже, пока я не передумал. — Пожалуйста! — стонет Изуру и тянется к паху капитана, с восторгом чувствуя ответное возбуждение. Ичимару вздрагивает и рычит, моментально отпрянув, затем без предупреждения его пальцы врываются внутрь, и лейтенанта накрывает. — Хорошо, что не отправил тебя в четвертый, — ехидно комментирует Гин, хищно оглядывая извивающееся под ним тело, — ты бы там, наверное, всех медбратьев перетрахал, да, Изуууру? — Неправда!.. — вскидывается Кира, почти плача, и обиженно кусает губы. — Тайчо, только вы… — он не договаривает, вскрикивает от добавившегося пальца, оплетает руками шею капитана и жарко льнет, непроизвольно сжимаясь. Гин хрипло смеется, находит его губы своими и жадно целует, криво усмехается на недовольный стон, когда его пальцы покидают тело Изуру. Отстранившись всего на миг, переворачивает лейтенанта на живот и склоняется над ним, широко улыбаясь. — Давай, Изуууру, — шепчет он прямо на ухо, дразняще скользя пальцами между ягодиц. — Приподними бедра. Торопясь выполнить указание, Изуру кое-как встает на колени, пошире разведя ноги для устойчивости, и выгибает спину, нетерпеливо подается назад. Гин врывается внутрь с тихим полустоном-полувздохом, долгожданное чувство наполненности срывает последние рубежи стыда, и Изуру ломано гнется, жадно насаживается, кусая губы и глухо вскрикивая. Когда он просыпается утром, тело не сразу соглашается двигаться. Слабость преследует до самой душевой, но отступает, смытая холодной водой. Температура, вроде бы, тоже пришла в норму, и о вчерашнем недомогании напоминает только слабая головная боль. И яркие пятна засосов по всему телу. «Черт», — думает Изуру и усилием воли прогоняет краску с лица. Стыдно вовсе не за то, что он переспал с капитаном, не первый раз, в конце концов, и, будь на то желание тайчо, не последний. Но кто бы мог подумать, что под действием температуры он поведет себя настолько недостойно аристократа. По возвращении в комнату, Изуру застает Гина лежащим на полу, глядящим в потолок и неимоверно страдающим. — Доброе утро, тайчо, — тихо приветствует лейтенант, согнувшись в поклоне и не поднимая глаз. — И тебе не хворать, — ехидно тянет капитан и перекатывается на живот. Его спина пестреет свежими царапинами, и Изуру снова отводит взгляд. — Я приношу свои искренние извинения, — Кира склоняется еще ниже, почти подметает пол челкой. — Неси, Изуру, вот прямо сюда ко мне и неси, — Гин дергает его за косоде и тянет к себе на футон, тут же складируя на лейтенанте все свои, вроде бы и немногочисленные, но какие-то вездесущие конечности. — Тайчо, я вел себя непозволительно, и мое самочувствие вовсе меня не оправдывает, — старательно тарабанит Изуру, утыкаясь носом в шею капитана и пряча улыбку. — Из-за моей неосмотрительности вам пришлось со мной возиться в драгоценные часы отдыха, а потом еще и подвергнуться неподобающему поведению с моей стороны. — На этот раз я тебя помилую, — Гин широко улыбается и ерзает, укладываясь удобней. — На следующий, скорее всего, тоже, — Изуру с беспокойством догадывается, куда именно и с какой целью ползут по его телу цепкие пальцы, и краснеет. — Пожалуй, я даже начну время от времени окунать тебя в близлежащие водоемы, а потом старательно лечить, чтобы мой волшебный нефритовый жезл не растерял свои целительные силы. Так сколько там, говоришь, до подъема?..