Я сдохну до 12-ти.

      Бледные солнечные лучи прорываются сквозь тонкие замасленные шторы маленькой кухни с немытыми чашками, придавая старым обоям какой-то новый отблеск, ползут по столу, с оставшимися после перекусов крошками, наполняют кухню каким-то душевным теплом и уютом. Звонкие капли с редкой частотой падают из неисправного крана. Солнечный свет пробирается дальше в комнаты, достигая дверной щели. Если приоткрыть дверь, то можно увидеть низкую кровать со смятыми простынями, недочитанную книгу на тумбочке, еще немытые кружки с холодным кофе, стопку исписанных бумаг, часть из которых упала на пол. Его ладони теплые, сухие… его голос хриплый с утра, его волосы вечно лохматые, его образ всегда домашний и согревающий… Он открывает глаза и мягко улыбается, я знаю это. Сейчас эти большие ладони прижмут ближе к себе, хриплый голос прошепчет что-то про утро, взъерошенные волосы щекочут нос, и я невольно улыбаюсь и морщусь. Он глупо усмехается надо мной, и мы замираем снова. Ровное родное дыхание греет мне сердце и душу, успокаивает нервы, убеждает, что я действительно счастлив. Мои холодные ладони обвивают его шею в поисках незаменимого тепла и находят. Мягкие губы касаются виска, и приятные мурашки появляются на моей коже…       Я помню его ладони, волосы, глаза, губы, родинки, голос, дыхание… но почему-то не могу сложить все это в одного человека. «Все это» было… а сейчас мне по-настоящему страшно. Я боюсь просыпаться в пустой квартире, боюсь открывать глаза и ощущать холод на своих пальцах, слышать эту пропитавшуюся в стены и потолки тишину. Мне очень больно. Плохо. Одиноко. Страшно. Пусто. Наверное, я сам виноват в этом.       Утренний холодок пробирается под одеяло, я сжимаю ткань крепче и пытаюсь согреться самостоятельно. Резкий звук будильника режет уши, не знаю, зачем я ставлю его каждое утро, ведь мне никуда не нужно, быстро выключаю его и медленно открываю глаза. Потолок. Белый потолок и больше ничего. Судорожно делаю глоток леденящего воздуха и краем глаза смотрю на вторую половину кровати: солнечный луч освещает пустое место. Я встаю, холодный пол вынуждает быстрее дойти до ванны. Ледяная вода обжигает мою кожу, не смотрю в зеркало и быстрее убираюсь оттуда. Привычная тишина до звона в ушах провожает меня из дома. Легкий морозец питерского утра обжигает щеки и нос, достаю сигарету и выпускаю дым в свежее утро. Вокруг суетливо бегают люди, хотя еще достаточно рано. Город украшен новогодними безделушками, в воздухе витает запах праздника, но я упорно заглушаю его никотином. Смотрю на экран мобильника. «31 декабря, » — проносится в голове, прячу телефон обратно, делая очередную затяжку…       *Месяцем ранее* — Слав, хватит, — голос кажется твердым и холодным. Он поднимает на меня свой взгляд, полный недосказанности, безысходности, боли, несправедливости. Умоляет меня заглянуть в свои глаза, просит понять все его мысли, но я просто отвожу свой взгляд в сторону. — Я люблю тебя.- говорит он, протягивает мне спасительную веревочку, но я нещадно режу нитки. — Уходи, это конец, понимаешь? — мой голос становится более раздраженным. Он молчит, тяжелый вздох давит на ситуацию еще больше. Его хриплый голос после продолжительного молчания нарушает тишину. — Почему? — Ты знаешь. Он забирается руками в собственные волосы, трет лицо и устало смотрит на меня. Я знаю этот взгляд. — Мирон, повторяю еще раз. Забей на СМИ, не парься по поводу рэп-тусовки, преданные фаны всегда будут с тобой, ты же сам говорил, что для тебя важнее качество публики, а не количество. У тебя просто опять фаза, когда едет твоя кукуха, — пытается как всегда перевести все в шутку, слабо улыбается и осторожно подходит ближе, — Мы это уже проходи… Резко прерываю и отталкиваю его, срываясь в очередной раз, меня трясет, бросает в жар: «Не трогай! Со мной все в порядке! В порядке!!! Ты не замечашь эти взгляды! Они всегда смотрят, все знают! Убирайся! » — помню, как продолжаю кричать, виню его во всех подозрениях со стороны других, доходя до личностей, не могу вспомнить, что именно кричал да и не хочется помнить об этом, но воспоминания не стереть полностью. Очнулся я уже, когда увидел пустой коридор и закрытую дверь. — С… Слава? — медленно оглядываюсь вокруг себя. Дыхание учащается, паника захватывает меня быстро, не давая возможности сопротивляться. Судорожно бегаю по комнатам, но его нигде нет. «Слава… Слава! Слава!» — голос дрожит, подбегаю к входной двери и падаю на колени, стуча кулаками о металл, словно меня здесь заперли насильно. Хотя, скорее я сам себя запер. «Слава, вернись!!! Не уходи! Стой!!! Слава, блять!!!» — кричу до тех пор, пока не срываю собственный голос. Все оборвалось так внезапно. Мой телефон был постоянно отключен, я не принимал никаких гостей. Не помню остаток того дня, не могу вспомнить последующие недели. Правда силюсь найти хоть хоть какое-то воспоминание в своей голове, но помню только холод, пустоту и тишину до звона в ушах.       И сейчас я просто брожу по заснеженным улицам Петербурга, «потерян и не найден». Сигарета тлеет в моих пальцах, и я выкидываю горящий бычок в ледяной снег. «Давненько я не был на улице… какое все белое. Опять.» — вздыхаю и достаю новую никотиновую палочку. Давно не считаю минуты, часы, дни. Я просто живу существую дальше. В последнее время просто погружаюсь в собственные мысли и позволяю себе иногда жить в них. «Наверное, я сейчас выгляжу как тот петербургский мечтатель из «Белых ночей» Достоевского… надо будет перечитать…» — меня снова уносит поток мыслей, и я прихожу в себя, когда замечаю, что новогодние украшения города уже зажгли. Брожу без дела, непроизвольно читаю яркие вывески магазинов и заведений. Внезапно чувствую холодный снег на своей щеке, а затем и детский смех: какая-то ребятня играет в снежки, даже не замечая прохожих. Смахиваю холодную воду с лица и иду дальше. На часах уже 20:38, большинство все еще толпится в очереди магазинов, кто-то достает согревающие сердце и лечащие душу напитки. Не знаю от чего, возможно от новогодней атмосферы, а возможно от какого-то внезапного чуда у меня появляется странное ощущение… какой-то маленький огонёк загорелся внутри ледяного подсвечника. Мнимое ощущение потепления позволяет взять в руки телефон, неспешно нахожу нужного человека и захожу в лс. Смотрю на дату последнего сообщения «7 ноября 2017». Пальцы сами набирают одно единственное «Слава» и отправляют это. Не единого сомнения не прокралось ко мне в тот момент. Смотрю на экран несколько минут в ожидании ответа, руки начинает жечь от вечернего мороза, и я прячу телефон в карман, не дождавшись обратного сообщения. Переминаюсь с ноги на ногу еще несколько минут, сглаживая снег, но все же двигаюсь с места.       Вваливаюсь в пустую и холодную квартиру с бутылкой виски и просто падаю на диван на кухне. Янтарная жидкость обволакивает мое горло, создавая ощущение тепла в душе. Не знаю, сколько прошло времени, но от размышлений и бутылки меня оторвал звук мобильного. Мутным взглядом смотрю на время «22:12». Снимаю блокировку, взгляд бросается на одно из тысячных сообщений. Делаю глоток и открываю его: «Я, кажется, начинаю верить в чудеса». Пытаюсь набрать ответ, но пальцы нажимают не те буквы. Забиваю на это дело и пишу голосовое, язык чуть заплетается, но я все еще могу сказать главное: »…н… новый год сегодня, Слава… надо… нач… нать… новый день…» — вздыхаю и прислоняюсь затылком к холодной стене, молчу несколько секунд в голосовое и тихо добавляю: »… прости, Слав…» — убираю палец с удержания и снова берусь за алкоголь. Ответ в этот раз приходит достаточно быстро. «Как хорошо, что голосовое, » — думаю я и включаю: «Блять, Мирон. Какого хуя?! Ты, блять, знаешь вообще, сколько раз я обзванивал тебя с отключенной мобилой и твоих дружков, которые в душе не ебут, что с тобой, почему до тебя не достучаться? Не знаешь?! А я вот знаю. Я между прочим и приходил к тебе лично, только за дверью гробовая тишина, блять. Теперь тебе что от меня нужно?» — его голос прерывистый, нервный, слышно его частое дыхание, злость, обида. Как-то криво усмехаюсь в тишину и нажимаю на запись: «Ты.» Отправляю, но тут же записываю новое.Его голос немного отрезвляет, приводит в чувства. »… мне плохо, Слав. Мне очень плохо, я, наверное, сдохну до 12-ти. Начну с начала, ты веришь в переселение души?..» — отправляю и делаю очередной глоток. Виски почти закончился, я морщусь от жжения в глотке и смотрю на яркий экран. Ответ не приходит мгновенно, зато на экране высвечивается значок вызова с подписью «Карелин». Поднимаю трубку и прислоняю к уху. Родной и далекий голос греет умирающее сердце. Я закрываю глаза и просто пытаюсь вникнуть в его речь. -… Мирон, эй? Ты там еще? Алло, ты слышишь?.. Федоров?! -…мм… я здесь, — бормочу под нос, лишь бы он не отключился. — Послушай, я… понимаю, с моей стороны это тоже было не круто, но пойми, что это, блять, сложно. Практически каждый последний день ты пытался выгнать меня из дома, ты помнишь? А твои спрятанные от меня таблетки? Ты говорил: «меня бесят таблетки», врал, что принимаешь лекарство. И че в итоге? Твоя болезнь прогрессирует с каждым днем. Надеюсь, сейчас ты лечишься и за этот месяц был хоть раз у врача. Знаю, что оставлять тебя с этим было не само…» — не могу разобрать дальнейших слов. Ком в горле закладывает уши и возможность помнимать что-либо вообще. Я сжимаю горлышко бутылки до побеления пальцев, пока оно не лопается, и несколько осколков с резким треском впиваются в ладонь. -…поэтому, ты обязан… Эй, что это было? Ты окей? Мирон?!.. Ответь, блять, — в его голосе слышны нотки страха и волнения. Приятно. Размыкаю сжатые губы, чтобы ответить, в горле пересохло, голова болит от пульсирующих висков, и, кажется, я чувствую, как соленые дорожки жгут щеки. Воспоминания того дня появляются очень четкими образами, я вспоминаю каждое свое слово, все, что сказал ему тогда. Мысли разрывают мою голову, хочется кричать, в изнеможении биться об стены, лишь бы заткнуть эти голоса, забыть эти чертовы слова, вернуть то время и принимать те таблетки, не забивать на гребанное лечение, предотвратить отклонение, что разрушило мою блядскую жизнь! Но я просто повторяю последние фразы, мой голос очень дрожит, как и все мое тело. -… не уходи, Слава… Где… где ты… прости… открой дверь…- продолжаю что-то бормотать, не понимая половину сказанного, и просто закрываю глаза. -… Мир… я…- его голос тихий и взволнованный, но он усердно старается говорить спокойно, — я сейчас не в Питере… Давай увидимся через пару дней, окей? Прими успокоительное, оно всегда лежало в шкафу слева от микроволновки. Слышишь? Не делай глупостей, про…- самое страшное, что я мог услышать сказано. Не могу дослушать и просто начинаю смеяться, истерический смех заполняет пустые комнаты, но тишину все равно не заглушает даже моя истерика. Смеюсь заливисто, выронив телефон из рук. — Я сдохну до 12-ти! До 12-ти! Переселение душ, помнишь?! — кричу не своим голосом, пытаясь унять дикий смех, моя рука уже вся в крови и сгустки темной массы пачкают одежду, пол и стены. Слышу его голос на фоне, он что-то нервно орет в ответ, не могу разобрать. Делаю последний глоток, порезав губы о разбитое горлышко. Ощущаю вкус крови в перемешку с виски. Смотрю на часы, кажется, там 22:58. Опираюсь кровавой ладонью о стену и медленно встаю на ватных ногах. Бутылка с еще большим грохотом падает на пол, липкие от алкоголя осколки разлетаются по всей кухне. Начинаю кричать в пустоту и тишину, которую не в силах перекричать даже сейчас. Срываю голос, разбивая костяшки о стены, понимаю, что схожу с ума и никак не могу остановиться. Мне хочется бить самого себя, вспоминаю, как в такие периоды Слава мучился со мной и от этого раздражаюсь еще больше. Поток мыслей такой медленный, мои действия наоборот вырываются неконтролируемым потоком. Они разрывают мою оболочку, ощущение, что мне становится мало места от самого себя, тесно и страшно. Из-за резких движений и собственных ударов быстро теряю силы. От паники тяжело дышать, ловлю ртом холодный воздух, одновременно с этим достаю трясущимися пальцами из ладони осколки, отчего струйки крови льются быстрее. Чувствую, как темнеет в глазах, и воздуха становится категорически мало. Хочу что-то крикнуть, но не успеваю и просто чув…       Странное ощущение. Чувствую себя уставшим, глаза я открывать не тороплюсь, во рту отвратительная сухость, в теле слабость. «Неужели… я так перебрал вчера? Ничерта не пом…» — не успеваю додумать, как вдруг вся картинка вечера всплывает перед глазами. Резко дергаюсь, о чем мгновенно жалею, в голове отдает еще большей болью, и я начинаю сильно кашлять от острой сухости в горле. Оглядываюсь по сторонам: сижу на своей кровати, моя ладонь не болит, я не вижу на ней ран в темноте, но не заостряю на этом внимания. Пытаюсь сфокусировать взгляд на часах, все еще достаточно темно. На улице слышны глухие звуки салютов и крики празднующих, такое ощущение, что у меня в ушах вата. Беру телефон, стараюсь понять, сколько времени, но весь экран просто плывет перед глазами. Пытаюсь разблокировать телефон, но уже почти ничего не вижу. Убираю мобильник, всматриваюсь в темноту, однако не могу ничего разобрать. Медленно встаю, голова сильно кружится, придерживаюсь о столик. Неспеша дохожу до ванны. Включаю воду и по ходу умывания просто глотаю холодную жидкость. Дикий сушняк отпускает меня, смотрю в зеркало, не узнаю себя: синяки и мешки под глазами занимают большую часть возле глаз, кожа имеет, мягко говоря, болезненный вид. Тяжело вздыхаю и собираюсь выйти из ванной, но слышу, как входная дверь открывается. Страх захватывает меня, я захлопываю дверь ванной комнаты и держу ручку, прикрыв рукой рот и нос. Слышны шаги и шорохи в коридоре. Кто-то неспеша подходит к двери ванной, мое сердце сильно стучит и резко замирает, когда я слышу: «Мирон?..». Я все еще не открываю, моя рука словно прилипла. Молчу и не могу сказать ни слова. Хочу распахнуть дверь, но рука не может разжать ручку. — Эй? Ты там? Открой дверь, — он дергает ее снова, отчего мои пальцы рефлекторно сжимаются сильнее. Я слышу тот самый тяжелый вздох за дверью, воспоминания того дня возвращаются ко мне, и становится страшно, что он опять уйдет. Быстро открываю дверь, в то время как Слава резко дергает ее на себя. Я вылетаю в дверной проем, чувство, словно падаю целую вечность, но его руки успевают удержать меня. Я весь дрожу, но ощущаю Славины руки сквозь мягкую толстовку. Медленно поднимаю голову и встречаюсь с тем самым взглядом. Он что-то нервно объясняет мне, но я не слышу. Сейчас мне настолько хорошо и плохо одновременно. Он слегка дергает меня за плечо, я все еще держу его руку в области локтя. — Мир?.. возвращайся в реальность, пожалуйста. Ничего не отвечаю, не могу понять, что происходит. Почему он здесь? Как он попал сюда? Он ведь не был в городе… хотя, разве… это важно? Главное, что он здесь. -… не хочу, — тихо отвечаю и касаюсь его ладони, прикосновение заставляет меня ужаснуться. Эти пальцы не греют, они холодные, или лучше сказать никакие. Поднимаю взгляд, Слава улыбается и крепко обнимает, но я… не чувствую тепла. Кажется, понимаю, что происходит… С ужасом проверяю, смотря на внезапно зажившую ладонь, пробую сфокусировать взгляд на чем-то отдаленном, но все плывет, я не чувствую родного запаха, прислоняюсь ухом к его сердцу, но не слышу стука. В панике пытаюсь вырваться, но этот Слава сжимает меня крепче, начинаю кричать, эти руки давят еще сильнее, до хруста рёбер, сопротивляюсь, голова раскалывается, я почти не могу дышать, делаю последний вздох, ощущая ужасную слабость, и… кажется, умираю засыпаю… пытаюсь взглянуть в эти глаза еще раз, но все настолько мутное, что я просто закрываю глаза…       Гробовая тишина и покой вновь наполняют квартирку питерской многоэтажки. На часах 23:59, большинство сейчас сидит с бокалами перед экранами телевизоров и ведет счет до Нового года. 5, 6, 7… Карелин взволнованно сидит, стараясь скрыть свое состояние от других. Притворно улыбается участникам застолья, уже представляя, как берет билет до Петербурга… 10, 11, 12… Звон бокалов разделяет общий ежегодный восторг, Слава искренне улыбается, уходя в мысли, где он уже встречает Мирона, который в этот самый момент задыхается от «его» объятий, делая последний вздох.