Лживый день

 — Тина. А у Тины сейчас другая история. Она сидит за столом рядом с человеком в дереве, пьет кофе и хочет курить, потому что в последнее время сдают нервы, потому что слишком много странного вокруг, потому что она устала и чувствует себя так, словно ей снова шестнадцать. И она опять сбегает из дома на концерт, красит волосы в ярко красный и носит кожаные куртки. Тина снова влюблена, а может это просто симпатия или страсть. Животный инстинкт совокупиться. От осознания этого ей становится плохо, и она морщится. На плечо опускается рука Фары, и она вздрагивает. — Тоже не спится? — голос Фары тихий и спокойный. Она, видимо, старалась уснуть, но не смогла. И теперь ищет компанию у Тины, а не у розоволосого или сумашедшей Барт. Это ей льстит. Почти до двух ночи они пьют отвратительный кофе, говорят о мелочах, иногда, правда, о чем-то важном: что будем делать дальше, где искать ответы, как ты жила раньше. Фара рассказывает много историй и даёт советы. По ней видно: вот кто должен быть полицейским. Вот он, идеал, не то что Тина, которая курит траву и ест мармелад. Они некоторое время сидят вместе, молчат, и эта тишина не гложет. Потом Фара встаёт, говорит, что надо идти спать, треплет Тину по волосам и уходит из комнаты. — Тина! У Тины снова другая история. Дорога и придорожный мотель. Дешёвая комната с одной кроватью, спальным бельем, которое должно быть белым, но отливает серостью. И она думает, что этот момент самый лучший. Тут есть Фара, которой здесь никогда, в общем-то, и не было, и нет проблем, и это замечательно. Они снова сидят рядом, в этот раз пьют газировку. Они снова говорят о мелочах, только без важного. В таком возрасте не до важного, потому что его нет. Как и милой Фары здесь быть не должно, кто-то другой был здесь, но Тина не помнит. Она думает, что если бы здесь в этот момент была Блэк, то было бы тоже самое и в разы лучше. Тина пьёт кока-колу, но ей мерещится, что это вино, потому что её ведёт так сильно. Она валится лицом в кровать, от которой пахнет хозяйственным порошком. Она говорит про Фару, про её волосы, которые она магическим образом заплетает в косы, про её руки и глаза, про то, что она напоминает ей аватара с Пандоры и она — Тина — с радостью боролась бы за её народ, если бы её попросили. Фара смеётся над шутками, снова гладит по голове, и Тине хорошо, а потом грудь горит огнём. — Тина! Звучит выстрел. Вокруг бесконечное поле. Она хочет крикнуть Хоббса, который разворачивается сам, и почему-то у него стрела в сердце. Изо рта бежит кровь, он смотрит на неё, повторяя одними губами просьбу найти кого-то, найти… И Тина вопит, когда видит себя в кровавых пятнах. Две пули. Одна в груди, другая где-то в боку. Она кричит Фару, которая смотрит на Тодда, который смотрит на Дирка, который глядит в пустоту. Никто не приходит на помощь. И она чувствует как падает в поле, прямо на землю. Колосья под её весом жмутся к земле, и Тина к ней жмется и повторяет имя Фары, как личную молитву. Это её иудейско-христианский ад. — Тина! Собственное имя звучит слишком угрожающее, и она вскакивает. Вот он, Хоббс, нервно говорит ей, что она заснула. Вон там Дирк и Тодд, где-то слышится Фара. — Ты опять накурилась? — спрашивает Хоббс, когда Тина лезет щупать его, проверяя на наличие лишних отверстий, когда она щупает саму себя. — Чуть-чуть,— она показывает пальцами своё «чуть-чуть», улыбается, пытаясь отличить очередной трип от реальности. Кивает сама себе и выходит из комнаты на улицу. Подышать. Сердце бешено стучит, она морщится и смотрит на небо. На крыльце её находит Фара. Они перекидываются штатным диалогом. И Тина понимает, что это не сон, потому что Фара никогда не гладит её по голове.