Путь к сердцу

— Сергей Корнеевич, я готов ваши носки стирать за этот борщ, — Дима бодро бренчал ложкой, — Костя подтвердит, я умею. Охуенный, с вашего позволения, борщ. Сергей Корнеевич на секунду почувствовал себя жутко старым, раз теперь он молодых студентов только борщом соблазнить и может. Стоило, конечно, сделать поправку на то, что Дима был не просто студент, а вечно голодный студент, и еда для него гораздо соблазнительнее любого преподавателя, но самолюбие взвыло. Самолюбие очень ебал тот факт, что Дима, ради которого было отметено обещание самому себе «больше никогда в жизни не трахать студентов», никак не укладывался в постель. Он соглашался пить самогон, но не называть Гуанако по имени. Оставался на ночь, чтобы помочь разобраться с работой студента на околомедицинскую тему (Гуанако сам заставил его взять эту тему! Такой был план!), но спал только на диване. С позволения говорил «охуенный», но не «ты охуенный, Серёжа». И борща Сергей Корнеевич наварил просто так, даже не пытаясь соблазнить никого едой. И нельзя же, блядь, пугать человека своими блядскими замашками и торопить события! Иначе человек уйдёт и даже самогон с ним пить не будет. И называть его в университетской курилке будет не «Сергейкорнеичем», а «похотливым мудилой». Видимо, на лице отобразилось нечто настолько ужасное, что Дима осторожно опустил ложку. — Я что-то не так сказал? — почти виновато пробормотал он. — Правда вкусно. Очень. — Да нет, Дим, всё нормально, ты ешь. — Сергей-ёба-Корнеевич отвернулся куда-то, чтобы не пялиться. — Я просто задумался о методологии, а от неё всегда ебало кривое. Добавку будешь? — Буду, наверное. — Ложка снова оптимистично забренчала. — Сергей Корнеевич, спасибо огромное, я думал, сдохну сегодня от голода. Вы прямо как знали. И если от методологии всегда такое ебало, никогда в жизни не пойду преподавать. Если даже вас она так портит, то от меня студенты разбегаться начнут. Комплимент был кривой, но Сергей Корнеевич мог поклясться жопой, что это был именно он. Со словами «Давай я тебе еще налью» и в некотором ступоре он вышел на кухню, успев услышать негромкое «Ну просто молодец, блядь». Остаётся на ночь, чтобы разобрать какую-то там работу. Стабильно проёбывает первые пары, но утром мелькает на историографии. Приходит в гости, не успевая заскочить поесть после университета. Ой, Сергей Корнеевич, ой догадливый, тонко чувствующий студентов преподаватель. — Дмитрий, — решительно заявил Сергей-ну-уж-хер-вам-больше-не-Корнеевич, поставив на стол тарелку и непочатую бутылку вина, — вот я, вы и алкоголь. Предлагаю соединить в любой последовательности. — Решительно поддерживаю, Сергей Корнеевич. — Дима смотрел только на него: не на еду и даже не на выпивку, — и самолюбию стало чуть полегче. — Только одно условие: я Сергей. Если тебе вдруг сильно захочется — Серёжа. И на ты. — Да без базара... — Дима расплылся в какой-то неописуемой, возмутительно ехидной улыбке, — Серёжа. Правда, наутро выяснилось, что выпихивать Диму из постели Серёже («Мне ко второй, отъебись, пожалуйста». — «Вот не пизди, у меня твой поток, и первой парой».) гораздо труднее, чем было бы Сергею Корнеевичу. Но история сослагательного наклонения не знает, а Серёже на Димину посещаемость его лекций было поебать.