***
— Круто, — выдыхает Поп и закидывает сразу горсть хрустящих леденцов в рот. Маски что-то одобрительно мычит про «свою школу» и снова затыкается — ему запрещено говорить, пока полностью не сойдет весь дурман. Тоби красноречиво втыкает топор в подлокотник дивана и снимает очки. Молча. Ему запрещено говорить, пока Тим не придет в норму. А что, у лучших друзей и наказание на двоих. Будь проклята ехидная сука Джейн. Джейсон только задушено стонет и устало трет покрасневшие глаза — терпеть этот неудачный закос на Нейтири (большего он не заслуживает) ему ещё неделю минимум, а сладости уже почти что канули в Лету. Будь проклят чертов Бен с застрявшим на всю жизнь шилом в заднице. Джефф спит — сейчас он тянет на агнца божьего процентов на шестьдесят (остальные сорок распределяются по разным степеням категории серийного маньяка). Джек заботливо натягивает на открытые глаза друга маску и даже почти не скалится на подколки Смеющегося — так-то да, он реально купил эту маску в секс-шопе, но придурковатому клоуну этого знать необязательно. С другой стороны прижимается Худи и так же безмятежно засыпает — кажется, прогулка на свежем воздухе и ультрабыстрое препарирование пары живых людей действуют на сон подростков лучше чтения трудов английских классиков. — А вы часто так развлекаетесь, а? А? А? — Кэнди даже поддается вперед, чуть не сваливаясь со своего кресла, и слишком сильно сжимает карамельку. Липкая начинка течет по длинным пальцам, и кошмар моментально успокаивается, слизывая её и чуть ли не мурча от удовольствия. У половины находящихся в комнате случается нервный тик вкупе с таким же нервным стояком. Джейсон даже немного благодарен за такой оригинальный способ прогнать незваных гостей. Разумеется, он даже скажет «спасибо». Когда выйдет из душа. Их чисто дружелюбные переглядки продолжаются вот уже двадцать минут. Кошмар задумчиво облизывает губы и издевательски посасывает леденец, Джейс героически терпит и точит напильник о ближайшую металлическую лампу. Джефф, Худи и Безглазый продолжают спектакль трех спящих красавиц (спит из них только Джек). — Так значит, это у тебя я должен кантоваться половину моей молодости. Поп произносит это с некой обвинительной интонацией, и Тоймейкера случайно прошибает флэшбек: вот он стоит в церкви, вот слушает святого отца, вот признается в убийстве всех детей из ближайшего приюта, вот отпиливает голову священнику с его мерзким нудным голоском. Кэнди возмутительно сильно похож на того дядьку-ханжу. Слава Залго, не внешностью. — Всего неделю. При хорошем поведении. Уточнение вырывается само собой, но не то чтобы оно неправильное. Скорее, провокационное. Разумеется, только для транс-извращенцев. — Ох, а ты меня будешь наказывать за плохое поведение? — демон томно растягивает гласные и уже неприкрыто мурчит, совершенно бессовестно стреляя глазками и полностью заглатывая длинный леденец. Тут и у мертвого встанет так, что гвозди заколачивать, что уж говорить про девственника-одуванчика, снимающего напряжение разве что более озлобленным потрошением человеческих тел, верно? — Конечно. Ставить в угол, лишать сладкого, — Джейсон скрипит зубами, шумно выдыхает, сыплет негативом и песком, но принимает игру. Он, черт побери, на своей территории. Не завалит же его этот кошмар. — Проказник, — Кэнди обворожительно улыбается и широко проводит языком по гладкой поверхности сладости, шумно сглатывает и как будто приглашающе ведет плечами. — Но у меня ведь будет шанс извиниться? Игрушечник, бесконтрольно залипающий на тонких губах собеседника, задумчиво кивает, не вслушиваясь в вопрос, и только открывает рот, чтобы кое-что предложить, как его перебивают: — Будем друзьями? «Это вообще-то мои слова, мерзавец», думает Джейсон. «Я обязательно воткну тебе ночью дротик с ядом в глаз». «Зашью этот чертов рот». «Ох, нет, не зашью, убедил». — Только хотел предложить, — Тоймейкер растягивает губы в лживо-радостной улыбке и неуловимо меняется в лице. — Но у меня особые условия к дружбе. — Да, у меня тоже. Секс только через два дня после общения. БДСМ-сессии и ролевые игры только через пять дней. Спасибо. От смерти Кэнди спасает только едва сдерживаемое похрюкивание, плавно перерастающее в неконтролируемый хохот, со стороны дивана. Будь прокляты эти малолетние озабоченные ублюдки.***
На новую ступень дружбомагии они переходят через два дня. И нет, не в постели — те шутки оказываются наглой ложью, потому что заваливать с бесстыдными намерениями кошмара можно уже через два часа задушевных разговоров (и нет, Джейсон не пользуется этой прерогативой, он просто знает). За окном крупными хлопьями падает снег, а Джейсон тоскливо переворачивает лист календаря на ноябрь и отстраненно думает, что безнадежно завалил все проекты по созданию роботизированных кукол-убийц. Не то чтобы это жизненно важно, не то чтобы он кому-то должен, кроме одного сумасшедшего ученого. Желание делать что-то — даже убивать — испаряется с небывалой скоростью. Кажется, сегодня тот самый день, когда он косплеит Натали в критические дни и может просто сидеть на диване, плача над мелодрамами с дерьмовым сюжетом и такой же игрой актеров и заедая слезы нежным безе. (Клокворк так и поступает, и её никто не трогает) (почему тогда от него просто не отвалят?) Кэнди стоически выдерживает первые шесть серий и только агрессивнее работает пилочкой. На седьмой, когда отец Доминиканы оказывается её братом, Поп только хмыкает и говорит, что это предсказуемо — Джейсон комкает бумажный платок и кидает, не глядя. На девятой серии, когда Доминикана становится Домиником, чтобы обвенчаться с подругой детства, кошмар истерически хихикает и странно всхлипывает — Тоймейкер закусывает губу и шмыгает носом, показывая куда-то в сторону средний палец. На одиннадцатой Кэнди не выдерживает и гнусавым голосом пересказывает сюжет всего сезона в шесть минут. На этом Джейсон хочет разорвать все, что их когда-то связывало. Но перед этим выпустить неверному другу кровь. Поп — чертов удачливый мудак, потому что когда нож оказывается в опасной близости от его паха, в дверь стучат, и игрушечник только закатывает светящиеся глаза и угрожающе скалит спиленные зубы, а потом идет открывать, по дороге обретая обычный облик. Кэнди преувеличенно беззаботно стряхивает с рубашки невидимые пылинки и медленно цедит воздух сквозь зубы. Возможно, он возбуждается от опасности. Никого, кроме него, это не касается. Первым в особняк заваливается Тоби и сразу же отряхивается от снега на куртке, чем-то напоминая породистую собаку, но говорить об этом человеку с двумя топорами на поясе — не очень хорошая идея. Тим ведет себя куда как благовоспитаннее — делает последнюю затяжку, сминает сигарету в длинных пальцах и выкидывает куда-то в сторону (все равно снег погребет под собой все), а потом аккуратно заходит и неспешно разувается. Кэнди крутится рядом и слишком уж восторженно поглядывает на новенькие берцы, поэтому Маски отвлекает проверенным способом — кидает упаковку таблеток и уводит кошмара в гостиную. Салли забегает следом, оставляя на паркете медленно высыхающие мокрые следы, и Тоймейкера уже триггерит. Последним идет Джефф — улыбка и мелькающая в глазах тоска мало вяжутся друг с другом, а ещё несет дешевыми сигаретами, но Джейсон тактичный, Джейсон заботливый и спрашивает мало. Ох, как много потеряла дипломатия, когда он пошел в убийцы. Вначале все ведут себя достаточно цивильно. Тим гоняет по стеклянному столу красные и синие пилюли и, кажется, нехило балдеет с этого, пока Кэнди глотает таблетки, как аскорбинки, и запивает их спизженной из хозяйского бара текилой. Вудс догоняется депрессий и даже не реагирует на предложение выпить, поэтому Джейсону остается ждать ответа только с одной стороны (маленькая Салли не в счет). — Итак? Тикки вскидывает бровь, мол «продолжай», и небрежно закидывает ноги на близстоящий диван; Производитель игрушек обреченно вспоминает давнюю попойку, где он подписал приговор своему спокойствию словами «мой дом — ваш дом», и ненавидит всех тут заочно (маленькая Салли снова не в счет). — Не поверю, что вы пришли просто так. — Почему? — Тоби пытается улыбнуться дружелюбно, но получается только зловещий оскал — это маленькая проблемка всех их немаленькой компании. — Я перестал верить в ваше дружелюбие после того, как вы меня чуть не выпотрошили по пьяни, чтобы не объясняться Оффендеру. Джефф хмыкает, все так же не возвращаясь в реальность, а Маски на секунду поднимает голову и пытается сфокусировать свой взгляд на хозяине особняка, виновато улыбаясь за маской. Он даже аккуратно её отодвигает, показывая уголок губ, и закидывает в рот очередную пилюлю, выбывшую из игры, но Поп отвлекает его и чуть ли не умоляет продолжить представление. Чертовы наркоманы. — Да брось, это было в прошлом. — Два месяца назад. — Дядя Джейсон до сих пор сердится? — девочка поднимает голову и смотрит-смотрит до невозможности наивно и невинно, и Тоймейкеру как-то даже неловко. В самом деле, он в начале прошлой недели чуть не набил Безглазого ватой, считая, что из него получится неплохая игрушка. Что было, то прошло. — Дядя Дже-е-ейсон, — противно тянет Кэнди, похабно ухмыляясь, и заговорщически подмигивает замершему игрушечнику. Тим коротко смеется и бьет раскрытой ладонью по столу, давя таблетку в мелкую пыль и пуская по гладкой поверхности мелкие трещины. Третий стол за месяц, о нет. — И все же? — Твоя недоверчивость даже оскорбительна, — Тоби по-птичьи склоняет голову набок и все-таки поднимает очки, тут же щурясь от яркого света и как-то потерянно оглядываясь по сторонам. Удивительно, как нездоровый образ жизни влияет на здоровье легендарных убийц. — Он всегда такой! В нашу первую ночь даже не поверил, что я девственен, как первый цветок лан-ды-ша, — Поп щелкает ногтем по подлокотнику кресла и скулит, тряся пустой упаковкой и такой же пустой бутылкой перед носом Маски, когда все остальные медленно поворачиваются к раздраженному Джейсону. — Эй, это неправда. — То, что ты не поверил? — То, что он девственник? — То, что он как ландыш? Тоймейкер беспомощно разводит руками и только кидает гневный взгляд в сторону: Поп жмурится от удовольствия, рассасывая маленький леденец, и мило воркует с новоиспеченным другом-наркоманом. — Я не спал с ним — Расстроен? — Джефф, кажется, совсем отходит от роли пассивного декора на диване и толкает мужчину локтем в бок, ехидно ухмыляясь. — Вот уж нет. После этого подколки на тему его личной жизни прекращаются только тогда, когда Вудс неохотно признается, что нахрен рассорился с Беном. То есть, совершенно. Вдрызг. Как в море корабли — разошлись в бурлящем море ревности и множественных смертей. Где легендарный убийца и розовая мечта всех девчонок до одиннадцати набирается этих пафосно-пустых соплей и как его от этого лечить — не ебет никто из героев городских историй. Типа, Джейсон знает лучше, как же. А, у него есть шарящий в любовной гадости сосед? Ну так раньше надо было брать, пока тепленький, а не кайфующий от лучших друзей Тима. Оказывается, что в таком состоянии Кэнди треплется ещё больше, чем обычно. Не самое лучшее открытие, если по правде. Крошке Олдер даже пытаются прикрыть уши, пока она не запускает в слишком заботливого «дядю Тикки» металлический шар с иглами, — Тоймейкер клянется, что это, по идее, просто резиновый мячик. Уходят все в глубокой задумчивости. Джефф даже обещает рассказать своим поклонницам постарше о сексапильном маньяке — он не упоминает, что «постарше» начинается с четырнадцати, но кошмар все равно живет по принципу доступной всем возрастам любви и особо ратует за любовь молодую. Гребаный тысячелетний педофил. Салли незаметно «уводит» у зазевавшегося игрушечника несколько хорошеньких фарфоровых куколок — слишком уж милые у них ямочки на щечках, ровно настоящие, да и окровавленные крошечные пальчики так задушевно сжимали розовое платьице девочки. Маски почему-то искренне недоумевает, почему его косплей на торшер не оценивают по достоинству, но все же уходит через окно, по-дружески хлопая шатающегося демона по плечу и совсем дико улыбаясь. (Джейсона немножко грызет ревность, но это только из-за их контракта) И когда они остаются наедине, до Кэнди доходит, что нужно было притворяться новой подружкой призрака. О нет, откуда у него, черт возьми, этот мясницкий тесак. Они становятся действительно хорошими приятелями, когда Тоймейкер аккуратно зашивает края распоротого бока скулящему кошмару и доверительно признается, что это за спойлеры.***
Лучше всего их сближают хозяйственные заботы. На четвертый день Джейн звонит и зубоскалит насчет семейного быта новоиспеченной парочки, а Джейсон, улыбаясь, обещает прислать в подарок за столь милую заботу кубик Рубика с шипами на гранях. Вечная почему-то сразу сдувается и озлобленно шипит, что он идиот без чувства юмора. Дурочка. Он же шутит. Это будет всего лишь кубик с ядовитым газом. После этого, кстати, Кэнди заводит разговор про неуютное холостяцкое гнездышко и по секрету признается, как ему скучно жилось в своей старой съемной квартире. Тоймейкер только кивает. Поп предлагает разделить обязанности по-честному. «Все, что хочешь». Кошмар осторожно замечает, что не умеет готовить ничего, кроме ядов из болотных трав. «Какое совпадение, я тоже». Его шутки не оценивают в который раз, и несчастному комику приходится вытаскивать из живота короткий нож. Зато не отравленный. Так ответственность за готовку ложится на хрупкие человеческие плечи Производителя игрушек. Через полчаса в список его дел вносится: — уборка всех комнат, кроме гостевой, в доме (Кэнди умудряется разбить пипидастром бесценную коллекцию фарфоровых японских кукол и ногтями разорвать занавески в двух комнатах); — стирка всех вещей, кроме платков (камзол Джейсона напоминает цирковой костюм клоуна после болтанки с безвкусно-яркими тряпками кошмара); — сокрытие трупов и улик (даже если оживший тигр из папье-маше может сожрать расчлененного человека, это не значит, что надо тащить сюда абсолютно всех). В конечном итоге Поп оказывается просто для красоты. Потому что осколки антикварной китайской вазы все ещё не представляется возможным найти. И потому что подвешенный на крюке под потолком Кэнди выглядит просто о-ча-ро-ва-тель-но. Но так от него пользы очень мало. Игрушечник знает, на что сгодится мистер руки-из-задницы. — Ты бесполезный, — устало бросает Тоймейкер, заботливо протирая проспиртованной салфеткой скальпель и укладывая его в ряд к другим простерилизованным инструментам. Поп только хмыкает и нарочито жалобно стонет: — И поэтому ты заставляешь меня мыть все свои ножички голыми руками в этой гадости? — Ещё никого не убивал раствор воды, стирального порошка и перекиси водорода. — Я буду первым! — кошмар похож на ребенка. Капризного такого, что хочется дать нехилую затрещину и плеснуть в лицо кислотой. Но Джейсон и вправду очень терпеливый. И поэтому когда Кэнди режется недезинфицированными ножницами, только молча вздыхает и приподнимает бровь на причитания. — Ты даже не человек. С чего бы тебе жаловаться? — Тоймейкер смотрит в пол-оборота на дующего на порез кошмара и брезгливо морщится. — Тоби отрезал тебе полруки однажды, но ты все ещё жив и слишком размахиваешь всеми своими конечностями. Не то чтобы ему совсем не жаль Кэнди. Его просто раздражает чрезмерное ребячество (давайте забудем про эпизоды, когда он месяцами играет с «друзьями» и плачет потом над восковыми куколками). — Брось, Джейс, я не предназначен для грязной работы. У меня маникюр слез, — Поп поглаживает заживающий порез ногтем и огорченно хмурит аккуратные брови. — Я скорее отсосу, чем снова полезу в этот тазик голыми руками. Тоймейкера совсем не интересует предложение, но дальше инструменты он обрабатывает сам.***
Пятый день — пятница. У всех нормальных людей она ассоциируется со скорым отдыхом и отрывом в баре или бильярде, или стрип-клубе, или дома перед телевизиром с вечерним выпуском новостей после работы. У Джейсона она ассоциируется с чем-то ярким, шумным, вездесущим, неуемным и, о боже, дайте топор. — Джейс, — зовет это шумное своим томным и низким голосом, — хочешь массаж? — Я хочу тишины, — лениво отзывается Игрушечник, поглаживая Лакрицу на плече и тоскливо смотря в окно. Снегом опять замело все в округе, но это дает шанс на замерзшего заблудшего путника, согласного на парочку экспериментов в благодарность за чудесное спасение (или не очень согласного, но это неважно). — Тебе понравится, как я кричу, — Тоймейкер не видит, но буквально чувствует похабную улыбочку кошмара и зазывные нотки в голосе, — под тобой. — Только когда я всажу тебе иглу в глаз. — А никуда больше ничего всадить не хочешь? — Кэнди часто бывает таким: несущим пошлые нелепости и пристающим к натуральному до мозга костей мужчине. — Нет. Разговор окончен. Вроде бы. Должен закончиться, как считает Производитель игрушек, потому что он не намерен обсуждать совместный отдых на горизонтальных поверхностях с кем-то вроде Кэнди. Его вообще не интересует подобное, потому что секс — это скучно, а секс с Кэнди — это что-то, о чем он будет жалеть целых недели две. Он скорее пересмотрит «Ганнибала» и будет страдать, чем подпустит кошмара к себе ближе, чем на три метра кругом. Поп за спиной вздыхает настолько грустно, что сердце сжалось бы и у Слендера. (Слендер просто никогда не находился в одном помещении с этим бесконечно голубым парнем в течение пяти дней) — Мы можем зарубиться в приставку? — неуверенно предлагает демон через две минуты неловкого молчания/блаженной тишины. Это очень заманчивая идея, но Джейсон кремень, он ни за что не поведется на такую элементарную уловку. Ни за что. Повторять про себя как мантру, чтобы не взять за геймпад и не показать, кто тут главный про. — Я могу почитать тебе сказки, — делает ещё одну попытку, когда предыдущую игнорируют целых пять минут. — Собственного сочинения. Тоймейкер удивленно вскидывает бровь, мол, «ты это серьезно?». Это недоверие к творческим способностям подавляет Кэнди ещё на десять минут. Как жестоко. — Хэй, нам же скоро придется расстаться, — Поп говорит так, будто это что-то плохое. — Почему бы не оторваться вместе, пока можем? А потом сползает по дивану немного ниже и заговорщицки шепчет: — Поиграем в кровавые прятки с малышней? Джейсон кремень, Джейсон не поддается на дешевые уловки, Джейсон надевает новый камзол и смеется, тащась под диким снегопадом, который так обожают дети в городе, играть в прятки на выживание с инфантильным кошмаром и неудачливыми человеческими отпрысками.***
На шестой день Кэнди грызет такая лютая депрессия, что он даже не подтрунивает над кулинарными способностями Тоймейкера и только молча вгрызается в плохо прожаренный стейк, не реагируя на вазу с конфетами на кофейном столике. Джейсон молчит — он упорно делает вид, что сидит в этой гостиной один, щелкает каналы со сводками новостей («в лесу были найдены изувеченные тела трех школьников, репортаж с места преступления, маньяк на свободе» и реклама кукурузных хлопьев) и уныло жует лакричную палочку, пока Лакрица со всем ужасом, на который способна заводная мышь, взирает на этот акт жестокости к её сестре. «Подобное преступление было совершенно неделю назад: автобус со школьниками оказался погребен под снежным завалом, спасателям, прибывшим в скорое время, чудом удалось найти выжившего мальчика. Он был не в себе и постоянно твердил про убийцу в маске с топорами и чудовище с синей кожей. Двадцать девять детей мертвы, тела некоторых из них не нашли. Убийца все ещё на свободе? Что скажете вы, шериф…». Кошмар как-то брезгливо морщится и тычет измазанным в крови пальцем в экран, нарочито тонким голосом прерывая диктора: — Кто писал ей речь? Это ужасно и сухо. Мы с Тоби так старались, а им было лень сходить немного дальше в лес и найти рисунок, фи. Джейсон провожает выразительным взглядом руку Кэнди и тоскливо вздыхает по срывающимся на пушистый ковер бордовым каплям (потому что, конечно, от пары капель свиной крови ворс испортится сильнее, чем от лужи человеческой, натекшей не так давно с небрежно кинутых, хоть и быстро убранных тел). Потом переключает дальше, пока не попадает на свежие новости вчерашней игры. «Очевидцы рассказывают, что это была девушка с необычными волосами и юноша в цирковом костюме. Они предложили детям на игровой площадке устроить прятки, но не объяснили всех правил своей «кровавой игры». Одна девочка рассказала, что её другу перерезали горло, потому что он не смог хорошо спрятаться, а потом раскрыли порез пальцами. Мы не знаем, как маленькой участнице ужасных пряток удалось спастись. Двоим «победителям» были вручены мешочки с конфетами — мы отправили их на экспертизу — и несколько игрушек. Большинство «проигравших» были найдены мертвыми и до дикости изувеченными. С нами на связи помощник шерифа, Джон…». Поп демонстративно уделяет чересчур внимания слегка облезшему лаку на ногтях, и только уголок глаза дергается на слове «девушка» и сухих не детальных описаниях его творчества. Эти идиоты на телевидении совершенно ничего не понимают в искусстве и убийстве и могут только критиковать его, а ведь он так старался. О, демон рассказывал маленькому мальчику свои сказки, аккуратно распарывая его живот и понемногу просовывая туда тонкий прут, он пел песни той пятилетней крошке, по одному вырывая маленькие ноготочки и прижигая детские пальцы огоньком зажигалки. Даже Джейсону нравилось, они принесли несколько тел в особняк, чтобы позабавить друг друга. Определенно, все эти скучные взрослые недостойны видеть последствия их игр. Они не могут в полной мере оценить их изящество. Производитель игрушек только задумчиво покусывает ноготь на большом пальце. Что-то не так, что-то не сходится по словам. «Девушка с необычными волосами», — это не то, потому что убеждение в том, что Поп — гордый представитель мужеского роду, приходит ещё во второй день, когда они случайно принимают душ вместе. «Юноша», — это даже лестно в его-то годах. — Я был не в цирковом костюме, — возмущенно взвивается Тоймейкер, наконец догнав. Это просто ужасно, эй. Он надел строгий черный жилет и прекрасный бархатный карминный камзол, это не клоунское барахло, а очаровательный стиль! Кэнди только смеется — задорно, запрокинув голову назад и будто забыв о недавней глубокой депрессии. Кровь тонкими струйками течет от уголков рта к подбородку и, срываясь, капает на диван, а хозяин этого самого дивана возмущен до глубины души, но как же, черт возьми, это забавно. Их, совершивших «страшный грех», заботит не раскаяние и обещание ответственного от кончиков волос до последней мозоли на пятках помощника шерифа поймать преступников, а их фальшивый образ, данный по этому «ящику». — Если кто-нибудь из наших услышит, то смеяться будет долго, — устало закатывает глаза Тоймекер, вытирая пальцем кровь с челюсти кошмара и укоризненно цокая языком. — Все демоны ведут себя так по-свински? — А ты думал, почему нас изображают с копытами и пятачками, — ухмыляется Поп, облизывая красные губы и слизывая заодно плохую помаду. — Люди порой бывают удивительно близки к истине. — Ещё вас изображают рогатыми и волосатыми, — Джейсон улыбается уголком губ и заглушает звук от телевизора, он мешает. — Я чего-то не знаю? — Я убивал всех своих пассий после секса, вряд ли меня успевали наградить рогами, — кошмар настолько очаровательно и невинно улыбается, что даже кровь на эмали клычков не портит общую картину а-ля Бэмби. — И ещё я чисто выбрит. Везде. Можешь проверить, сла-а-адкий. Кэнди настолько умиленно-отвратительно тянет последнее слово, что Игрушечник едва сдерживается от удара и только хмыкает, типа окей, верю на слово. А потом интересуется: — Ты пытаешься меня соблазнить, потому что давно хочешь убить, да повода нет? И взгляд такой любопытный. Как у ребенка, который интересуется у Санты, увешанного внутренностями доверчивых неудачников, зачем тому два огромных тесака. — Я хочу убить твое целомудрие, пупсик, — кажется, демона искренне веселит перекошенный от подобных обращений (и от слова, выделенного таким тоном) Джейсон. Вот же сука. — Ты же краснеешь при слове «член», будто малолетка, впервые обнявшаяся с главным героем своих мокрых снов. Кэнди определенно точно ничего не обломится.***
Утро седьмого дня они встречают вместе — не на рассвете, взявшись за ручки, конечно, но тоже вполне любопытным способом. Падают с дивана, на котором чуть ли не в обнимку вместе и засыпали. Просто Тоймейкер в последнее время не слишком высыпается. Просто у кошмара очень удобные бедра — в меру упругие, в меру мягкие. Просто Поп не имеет ничего против наглого использования своих ног в качестве подушки, но и сам отрубается посередине передачи про занимательную жизнь леопардов. Или муравьев. Сам не помнит. Просто утром они лежат рядышком и обнимают друг друга, словно молодожены после первой брачной ночи и десяти повторений отдельных её частей. — Какого… — Джейсон все ещё пытается перебороть свою детскую натуру и научиться выражаться чем-то помимо «почему» и «это плохо». Замолкает на полуслове. Кэнди подозрительно молчит — Игрушечник думает, что он, скорее всего, просто кусает язык, чтобы не ляпнуть что-нибудь… нехорошее. С этим он всегда прав. Любой бы, кто пожил с этим демоном с недельку, предположил бы то же самое. — Надеюсь, ты не пользовался моим беззащитным телом, негодяй?! — Поп тонко взвизгивает за спиной и наигранно громко голосит нечто про загубленную невинность. С надеждой даже, кажется. Потом обнаруживает, что оба одеты, и разочарованно вздыхает. — Неужто и впрямь не воспользовался? — Я заснул раньше тебя, дурак, — огрызается мужчина, лениво поднимаясь. Это последний день, его обязаны канонизировать, закрыв глаза на все кровавые действа. Просто потому что он ещё не убил Кэнди, а для этого реально надо быть святым. А кошмар будто намеревается сегодня отыграться за всю предыдущую неделю. Как именно — выбесить до невменяемого состояния или добровольно-принудительно утянуть в сторону хозяйской кровати — непонятно до последнего. Потому что если кому-то и кажется сексуальным бродящий голым по особняку голубой демон, то только какому-то извращенцу. А Джейсу потом ходи и собирай и так ничего не закрывающие элементы слишком легкой одежды и кружевное нижнее белье (и кто только его продал этому бессовестному наглецу?). Поп потом оправдывается Луной в Марсе и Девами на Весах — мол, ему для сбора жизненно важной энергии так же жизненно важно было сверкать обнаженными прелестями в темных коридорах дома. И ещё лепечет, что Игрушечник в гневе просто охренеть как заводит. И что уже полдень, а они все никуда не продвинулись. И уже полноценно мурлычет, напоминая про садомазо и прошедший пятидневный срок. Возможно, Тоймейкер не такой уж и асексуал.***
Гости приходят в понедельник ровно в десять, как по часам. Всей полной компанией отметить освобождение Производителя игрушек и пообмывать косточки легкомысленному кошмару — ведь тот, знамо, свалил посреди ночи, едва часовая, минутная и секундная стрелка сошлись на двенадцати. Дверь открывает якобы сваливший — взъерошенный, не выспавшийся, но до неприличия радостный, с этакой самодовольной ухмылочкой и какой-то тряпкой на бедрах. — Так, круг анонимных девственников, поворачивайте на сто восемьдесят градусов, посиделки отменяются, — он хихикает прежде, чем кто-то успевает сообразить своим умом, а чего это демон в такое время полуголый. На заднем фоне слышится дикий грохот и чей-то сдавленный вскрик — и даже парочка матов. — Наш мальчик повзрослел, — Натали, замещающая на позиции строгой надсмотрщицы Салли, прикладывает руку к сердцу и театрально вздыхает. — Наш невинный мальчик, радость увязших во грехе стариков, надежда и опора, один из немногих хранителей непорочности вырос. За плечом кошмара мгновенно возникает «их мальчик» — без своих гладких рубашек, старомодных камзолов и странного грима он выглядит непривычно, почти как нормальный человек. Не считая загоревшихся желтым глаз и сеточки темных трещин на щеке. И почерневшей руки со звериными когтями, которую он кладет на украшенное узорами укусов плечо демона. И нечеловеческого рыка, которым он спугивает непробиваемых маньяков так, что тех сдувает от порога особняка на добрых полкилометра. Что ж, Поп за это благодарен — он уже говорил, как заводится от опасности? А гости могут прийти и попозже. Через пару недель.