Gray paper

Кюхён знает, что у Чонуна в расписании сейчас почти ничего нет, поэтому садится за стол и с особым трепетом включает на ноутбуке новый ОСТ хёна. Замирает с первых аккордов, предвкушая, а потом наслаждается накопившимися эмоциями солиста. Голос старшего всегда вызывает в памяти макнэ воспоминания о самых сокровенных моментах, которые – никому, только себе. После нескольких прослушиваний Кю тянется к карандашу, наскоро записывает на сером клочке бумаги обрывки мыслей, даже не задумываясь, только слушая на повторе одну и ту же композицию. Он обязательно посмотрит дораму, но первое впечатление от песни должно быть таким – не связанным со сценой на экране, а настоящим, когда ты наедине с собой и вокруг только музыка. Кю разработал для себя этот алгоритм путём множества проб, но каждый раз в любом из исследуемых случаев сольники хёна неизменно заставляют сердце биться чуть чаще. На протяжном «саране~» у маннэ по коже пробегают мурашки, словно Чонун прошептал эти слова на ухо или взял за руку – просто, без повода, как он это любит. После очередного повтора - Кю сбился со счёта, какого, - он скидывает песню на плеер и на телефон (на всякий непредвиденный случай) и ложится спать в наушниках. Часов до трёх ночи хён поёт ему в тех же самых словах, но каждый раз будто по-разному, о любви и грусти, а потом маннэ засыпает. Ему снится недавний концерт в Японии, выступления с мандариновой подгруппой и ещё много чего волнительного. - Не надо так спать, – замечает вошедший разбудить Кю Хёкджэ, кивая на плеер и телефон на кровати. – Ночью надо отдыхать, и от техники в том числе. Кюхён не успевает придумать ничего в ответ, только сонным взглядом провожает выходящего из комнаты хёна. Чуть позже он вспоминает вчерашний вечер и тянется к столу за бумагой, но её там не оказывается. Как и под столом, в мусорной корзине, на кровати – нигде. - Не видел мой листок? – спрашивает Кюхён, заходя в кухню пяти минутами позднее, но замирает около холодильника, потому что Хёк за столом не один - Чонун тоже бодрствует. - Доброе утро! - старший так радостно салютирует кружкой, будто поднимает тост за успех группы. - Доброе, - бормочет Кю, пятясь обратно в ванную, дабы своим неприглядным видом не портить аппетит одному из самых любимых хёнов. Чонун замечает манипуляции: - Твой листок у меня, - дружелюбная улыбка. – Заходил выключить будильник, увидел и взял… Прости. Кюхён не помнит, что там написал. Вообще ни слова. - Ммм… - тянет он. Ванная в одном шаге. - Я тоже безумно люблю твой голос, Кю-а! – в глазах неприкрытое счастье. Ванная! Кю умывается и смотрит на своё хмурое отражение в заляпанном кем-то из мемберов (предположительно не им самим) зеркале. Вот как, Чонун-хён, один из самых старших, умудряется быть таким… Обезоруживающе радостным! И теперь в его неумелых руках, которые наверняка и карт-то не держали, такой козырь. Одна надежда, что он, как и Хёкджэ, слишком наивен и добр, чтобы этот козырь использовать. Но он всё-таки использует… Правда, вовсе не так, как это сделал бы кто-то другой – в виде подколов или как уязвимое место. Это же Чонун. Теперь на пятом Супер Шоу он в два раза чаще висит на маннэ, утраивает количество скиншипа и прочих моментов, от которых фанатки визжат и клепают ночами арты, забывая про сон. А уж в общежитии и отелях вообще не спастись, но Кю и не хочет, сам себе удивляясь. Ему не надоедает, потому что Чонун всё такой же обезоруживающий – со своими рассказами о бизнесе и фильмах, со своими комплиментами. Хотя, количество последних Кюхён бы всё-таки подсократил. - Перестань, хён, - Кю слегка краснеет, аккуратно убирая руку Йесона с плеч и отсаживаясь чуть подальше – благо, диван в гримёрке длинный. - Почему? – Чонун непонимающе хмурит брови, пытаясь заглянуть донсену в глаза. Он ведь не сказал ничего необычного, просто похвалил новое соло маннэ, не скупясь на слова. Кюхён нехотя поясняет: - Ты всегда говоришь так, что это смущает. - Искренне? Ну и что на такое отвечать? Кю бурчит что-то невнятное, пока Йесон, всё так же приподняв брови, вопросительно на него смотрит. - Надо открыто выражать свои чувства, Кю-а, ведь столько лет вместе, - наконец говорит он, поднимаясь с дивана. Треплет маннэ по голове и громко – так чтобы слышали мемберы у окна гримёрки, - цитирует: - Голос хёна словно чёрный бархат по коже, безумно люблю это чувство… - Эй! – Кю резко вскакивает и зажимает Чонуну рот ладонью. Тот только смеётся. Младший оглядывает помещение, но натыкается на хитрый взгляд Йесона: – Я всё-всё понял, открытые чувства, - уверяет Кюхён и крепко обнимает старшего.