Фронт

       На третьей минуте безудержного смеха Джона, Гарри поймал себя на мысли, что обожает этот ласковый, теплый и игривый звук .        Джон, откинув голову назад, смеялся с такой радостью и теплотой, как будто ему только что вручили обласканный в мечтах подарок, сияя белоснежной улыбкой, которую Гарри бы и в непроглядной тьме увидел.        - Ты как будто впервые этот фильм видишь. Мы вдвоем уже второй раз на него пошли, а ты еще и с кем-то другим ходил, наверное – беззлобно заметил Гарри.        - Чаплин гений. Я готов хохотать над ним вечно. Так красиво опустить этого маленького немецкого выскочку! Интересно, а эта фашистская мразь смотрела фильм?        - Думаю, да. Он следит за такими вещами. Хотя бы потому, что ему нужно показать его отупевшим фанатам, как несправедливо гнобят их прекрасную Родину и их великого вождя – задумчиво произнес Саксон.        - И все же – фильм великолепен! Я, наверное, в выходной еще раз схожу. А то настроение ни к черту, надо же хоть как-то его поднять.        - Что с настроением не так?        - Завал на учебе. Ненавижу этот университет, чтоб ему провалиться.        - Тогда почему поступил?        - Да родители заставили. Ныли: «Давай, сынок, престижную профессию, чтобы не как мы. Они же у меня фермеры, мать едва писать и читать умеет. А сын – доктор, какой повод для гордости. Я вообще астрономом хотел стать. Смотреть на звезды. Или ботаником, потому что хотел в городских парках в детстве работать.        - Но ты мог бы и не слушать родителей – мягко возразил Гарри.        - Не мог. Точнее, я знал, что смогу помочь им точно больше, став врачом, чем если буду на звезды в обсерваториях любоваться. Хотя, теперь они очень боятся, что меня заберут на фронт, если что. Но папа не верит, что Гитлер и на нас нападет, говорит, кишка тонка у него.        - Он безумец. Безумцы не умеют трезво оценивать свои силы, - заметил Гарри, - впрочем, давай сменим тему. Не очень хочется рассуждать о чокнутом карлике, который трахает весь мир, еще и в свой юбилей.        - Хорошо, - улыбнулся Джон, - я только за.        Гарри остановился под огромной ивой, раскинувшей ветви, словно маленький живой шалаш. Повернув голову вполоборота, спросил (судя по голосу, довольному и теплому, -улыбался):        - Помнишь?        - Конечно, помню, - Джон вернул улыбку, - я здесь тебя впервые поцеловал. И получил по морде.        - Ну, знаешь, мне не особо понравилось, что парень ко мне лезет целоваться.        - Так не понравилось, что уже через две встречи после этого ты сам набросился на меня с поцелуями? – рассмеялся Джон.        - Точно – Гарри морщил нос и смешно щурился, смеясь.        - Повторим?        - Тогда людей не было, сейчас лето, никто не спит. Извини, но у меня нет ровно никакого желания быть пострадавшим в битве с копами потом.        - Ладно.        Они неспешно брели по городу, неожиданно тихому, как для последних летних ночей, когда никто не спит, ловя мгновения. Точнее, Джон шел, а Гарри бездумно плелся за ним следом, ни о чем не думая. Ровно до того момента, пока не понял, что они зачем-то свернули не в его переулок, который никак не мог вывести ни его самого до дома, ни Джона до общежития.        - Смит? – окликнул он и тот с триумфальной улыбкой обернулся на зов. – Куда мы идем? Ты что задумал?        - Я не поздравил тебя с юбилеем, и у меня есть одна милая идея.        - Так куда мы идем?        - Увидишь.        То, что Джон Смит горазд на сюрпризы, Гарри понял еще когда он внезапно потянулся к нему с поцелуями впервые, на вечерней прогулке, где они болтали о каких-то несерьезных, ничего не значащих вещах. Но то, что он способен делать просто грандиозные сюрпризы, Гарри не подозревал ровно до того момента, как они не очутились на какой-то уединенной поляне, заросшей высокими деревьями, где именинник обнаружил лежащую в укрытии палатку. Смит тут же проворно собрал ее, обернувшись, и подмигнул при этом:        - Это что-то вроде вечернего пикника. Залезай давай.        - Ты еще скажи, что где-то здесь есть рюкзак с продуктами и все для костра и жарки мяса на нем, - рассмеялся Гарри, подловив себя на мысли, что такому повороту он бы точно бы обрадовался.        - Нет, прости, - покачал головой Джон, - но я думаю, мы будем заняты точно чем-то поинтереснее еды.        - Так, Смит, - Гарри возмутился, но, скорее, лишь для вида, несерьезно, - ты на что намекаешь?        - Я не намекаю, я прямо говорю. Думаю, одного «Зла под солнцем» будет мало. Хотя леди Агата Кристи вовсе не прочь, чтобы ее читали интеллектуально развитые молодые люди.        - То есть, ты хочешь заняться сексом?       - Любовью. Да.        - На улице? В палатке?        - Да. Я представлял это себе…        Гарри внезапно не просто расхохотался, нет – взорвался смехом. Хохотал, запрокинув голову назад, вытирая льющиеся ручьем слезы в уголках глаз.        - Скажи-ка мне, Смит, есть ли такое место, где ты не хочешь заняться со мной сексом?        - Ну, - Джон тут же вернулся к себе, обычному, стеснительному, и, шмыгнув носом, протянул: - вообще-то нет. Точнее, если и есть, то мне на ум совершенно ничего сейчас не приходит.        - Ладно, - кивнул Гарри, войдя в палатку следом за любовником, - иди сюда тогда. Предупреждаю, если я простужусь, или моей пятой точке будет некомфортно лежать на твердой земле, я тебя так отымею, что не встанешь дня три. Ты меня знаешь, Смит, я могу.        - Нет, ты этого не сделаешь, - улыбка Джона из теплой стала лукавой, - ты никогда не делаешь мне больно. И мы оба это знаем.        Гарри было уже не до разговоров. Потянувшись к губам Джона, он подарил ему поцелуй – требовательный, жаждущий. Приказывающий подчиниться. Джон на поцелуй ответил, но без особого энтузиазма, вместо того осторожно коснулся рукой груди партнера – в области стремительно бьющегося сердца.        - Что такое? – заискивающе посмотрел на него Гарри, не понимая, откуда взялся этот странный барьер, возбраняющий ему целовать любовника, как сам того пожелает.        - Я представлял себе это. Но не так. Позволь мне показать тебе.        - Эй! – возмутился Саксон. – Сегодня мой день рождения, а не твой!        - Ну пожалуйста! – взмахнув пушистыми ресницами, Джон умоляюще посмотрел на него. – Я мечтал об этом с самой первой встречи.        - Трахнуть меня, что ли?        Джон зарылся лицом в горячую шею возлюбленного.        - Ты ничего не понимаешь. Пожалуйста, разреши мне показать, чего я хочу. Пожалуйста.        - А что это ты все больше и больше командуешь мной, а, Смит? Дальше что будет? Приставив нож к моему горлу, будешь требовать, чтобы я женился на тебе, что ли?        Он было рассмеялся, но вовремя сообразил, что шутка не удалась. Потому, прикусив губу, уже спокойнее добавил:        - Прости.        Джон, кажется, не обиделся. Вместо ответа снова спросил взглядом, возможно ли то, чего он хочет. И получил немое согласие.        Гарри был уверен, знал, понимал, что ничего плохого, из ряда вон выходящего Джон ему сделать не может, В этом они, пожалуй, были абсолютно равны. Потому, настроившись на обычный ванильный секс, опустился на землю, раздевшись. В качестве подушки пришлось использовать собственный пиджак. На любимой детали гардероба придется, очевидно, поставить крест, но это не вызвало у Саксона особо больших сожалений.        Джон раздевался неторопливо, неспешно, давая возможность любовнику любоваться собой. У него было красивое тело, покрытое светлым пушком волос, и еще – в который раз – Саксон недовольно отметил, что любовник очень худой. Не то, чтобы ему уж очень это не нравилось, но видеть хотя бы признаки мускулов на теле возлюбленного Гарри бы точно не отказался.        Самым сложным было не наброситься на продолжающего медленно раздеваться, словно пытая его, Смита. Гарри едва сдерживал слюну во рту, а желание было таким острым, что ощущалось на кончиках пальцев. Когда, наконец, мистер Смит соизволил сесть рядом, приобняв его за шею, Гарри шумно втянул воздух в легкие, замирая от предвкушения, сейчас кажущегося особенно сладким. Джон слегка надавил ему на плечи, предлагая лечь. Распластавшись на земле, Гарри посмотрел на него, ожидая дальнейших действий. Теперь, пожалуй, он находил эту игру весьма увлекательной. Ему было интересно, куда она заведет их обоих.        Джон переместился к нему в ноги, укладываясь на локоть, и, взяв в рот мизинец, осторожно стал посасывать его. То же самое он проделал с каждым пальцем по очереди. Его губы, всегда осторожные и нежные, сегодня были вдвойне нежнее. Прикосновения напоминали легкий шелк. Гарри посапывал, принимая ласку, которая переместилась к лодыжкам, а потом выше.        - Смит, - шумно выдохнул он, - ты сошел с ума.        - Да, - разлился теплый смех рядом, - и все из-за тебя.        Джон не останавливался, губами перемещался все выше и выше. Ему жизненно важно, необходимо было не пропустить ни одного миллиметра кожи, не обделить вниманием ни одной клеточки. Теплое дыхание щекотало кожу, заставляя Гарри щуриться от удовольствия, расплываясь в улыбке. Когда настойчивый, ни на миг не останавливающийся рот Джона касается волос в паху, он задержал в груди готовый сорваться вздох, напряженно подаваясь вперед.        О, он знал, как Джон умеет целовать, как умеет увлекаться при этом, но до этого самого момента и подумать не мог, что Смит увлечется НАСТОЛЬКО СИЛЬНО. Он просто ел его, поедал. Лакомился. Через минуту такого внезапного удовольствия Гарри забыл, что дышать нужно чаще, еще через несколько секунд – что дышать нужно вообще. Чем глубже рот Джона впускал его в себя, чем разнузданнее был язык, скользящий по стволу вверх-вниз, словно по лестнице, тем больше Гарри забывался, терялся во времени, в моменте, в пространстве, гулким эхом слушая звук своего стона, отражающегося в ушах. Джон усилил его удовольствие, одну руку взгромоздив на сердце, бьющееся в безумном режиме, играя с пушистыми завитками, другую пустив в свободное путешествие по телу любовника. Это было не просто хорошо, а изумительно хорошо. Невероятно хорошо, настолько, что Гарри совсем потерялся в пространстве. У его доктора пальцы были тонкие, словно сигары, касания напоминали легчайшее дыхание ветра, и в каждый свой жест, вздох, он вкладывал столько бесконечной любви, что, будь она способна материализоваться, не оставила бы в их маленьком убежище ни одного свободного дюйма.        Губы переместились выше, лаская живот, каждый кубик, каждую родинку, ни один завиток волос не обделяя вниманием. Рука в это время тоже не бездействовала, продолжая уверенно скользить по члену, мягко, спокойно, перебирая пальцами нежную кожу, точно это были клавиши фортепиано. Джон завладел им настолько, что буквально присвоил себе, он был, как всегда аккуратен, как всегда глазами, взглядом, спрашивал разрешения, всякий раз намереваясь сделать что-либо.        - Дрочи. Давай же, Джон, - подавшись вперед, прошептал он, чувствуя вкус крови во рту. Оказывается, кусал губы в исступлении. Если бы у него была возможность, он бы пригвоздил, пришил Джона к себе, чтобы тот никогда больше от него не отрывался, чувствуя как пальцы становятся более настойчивыми.        Если бы не отработанная годами привычка сдерживаться, Гарри уже бы взвыл от восторга, но пока он только мычал – долго, изгибаясь под пальцами любовника, слепой не только от темноты ночи, царящей на дворе, или потому что закрыл глаза, – от восхитительных ощущений, заполнивших каждую клетку организма.        Джон не бездействовал – покрывал легчайшими поцелуями лицо, изгиб шеи, дразнил языком круглый, мгновенно насторожившийся сосок, проводил дорожку из поцелуев по маленькой тропке на груди, где волосы были чуть более жесткими, чем на животе. Когда, сам того не понимая, Гарри оказался повернут на бок, а ненасытные, как еще никогда раньше, губы Джона оставляли линии на изгибе бедра, ласкали позвоночник, переходя все ниже и ниже, пока не очутились в районе ягодиц, припав к мягкой коже там, будто совершили паломничество в Мекку, Саксону только и оставалось, что сопеть – сильно, раздувая ноздри, втягивать воздух, как раненное животное. Пальцы любовника все еще не унимались, но теперь едва-едва касались набухшего, жаждущего разрядки, члена, Джон сжимался в какой-то узел, скручивался, словно змея под музыкой факира, шептал что-то бессвязно каждый раз, как волна острого восхитительного удовольствия захлестывала его целиком.        В конце концов, терпение иссякло. Улучив момент, когда Джон склонился над его лицом, чтобы поцеловать, Гарри сильно укусил его за губу, притягивая к себе с такой требовательностью, с какой раньше не мог себе даже позволить в отношении объекта своей любви. Джон все понял, сообразительный доктор, позволив пальцам, предварительно смоченным слюной, аккуратно войти вовнутрь. Все так знакомо. Почти по родному. Пальцы и обычная смазка слюной.        Гарри был горяч, входя в любовника, легко, без излишней резкости, сам чувствовал это, сам ощущал напряженность, выплясывающую внутри какие-то странные танцы, охарактеризовать которые он бы не мог. Губы чесались в желании целовать возлюбленного, нащупав шею, повернутую к нему, он впился ими в нежную дорожку из родинок, изученную до мелочей, раскатал их на языке. Двигался внутри, в Джоне, но теперь – уже острее, сильнее, ярче. Джон испустил довольное мурлыканье ему в рот, повалившись сверху, заставляя и Гарри лечь на пол снова, на измятый пиджак, от которого не осталось ни грамма его товарного вида, по-видимому.        Протянув руки навстречу, Гарри сомкнул их на бедрах любовника, что покачивался на его бедрах, словно шлюпка на речных водах. Джон не оставлял его ни на миг, даже в моменты самого острого удовольствия, когда из его глотки вырывался восторженный крик, тут же льнул к его губам, покусывал или посасывал шею, кротко целовал острые плечи.        Джон кончил раньше, на долю секунды, на мгновение, почувствовав приближение финала у Гарри, нырнул вниз, спокойно, как будто сделал глоток воды, проглотив сперму.        «Черт побери! - пронеслось в голове Саксона вихрем. – У него совсем нет глотательного рефлекса!».        Его единственная такая попытка закончилась спазмом, диким кашлем и полным фиаско.        Джон уже блаженно сопел, положив голову к нему на живот.        Но сказать хоть что-нибудь, выдавить хотя бы один чертов звук из себя, Гарри сил не нашел, так что, продолжал лежать, замерев в блаженном экстазе. Джон тем временем плавно переместился к нему на плечо, кладя голову, будто на подушку. Легчайшее касание пальцев к щеке немного вернуло Гарри в реальность.        - Меня на тебе просто закоротило, Джон – покачал головой он, легко улыбнувшись. – Никогда даже подумать не мог, что буду с мужчиной, а теперь ни с одной женщиной себя не представляю. Что ты сделал?        - Ничего, - покачал головой Джон, улыбаясь, - я ничего не делал. Я мечтал целовать тебя, каждую клетку, перецеловать каждый дюйм, каждый миллиметр твоего тела, с тех самых пор, как мы впервые встретились, знаешь?        - В мой день рождения сбываются твои мечты? Забавно – улыбнулся Гарри, заводя ногу за ногу любовника, так, что теперь они просто сплелись в объятьях. Как сиамские близнецы.        Он хотел было сказать что-то еще, вот только Морфей утащил его за собой раньше, чем он успел вообще сообразить, что засыпает.        Саксон почувствовал, как яркий свет бьет в глаза, слепя. Понял, что участок в ногах стал холоднее. Открыл глаза, пока плохо понимая, что происходит.        Он был в палатке. Лежал, использовав свой пиджак в качестве подушки. Джон не спал, лежал рядом, скрутившись в клубок. Легко проведя пальцами по позвоночнику возлюбленного, пересчитав каждый хрящик, дождался, когда Джон повернет голову. Он посмотрел на него и улыбнулся.        - Меня вырубило?        - Да, - кивнул Джон, - ты проспал часов пять, наверное. Уже утро.        Гарри в этот момент благословил свою привычку всегда брать отгул или устраивать себе выходной (во времена учебы) на следующий день после дня рождения. Нет, он никогда не выпивал много, чтобы напиться, не мучился с похмелья (разве что, чувствовал легчайшее недомогание), но в университет, если происходило традиционное собрание студентов перед началом нового учебного года, никогда не ходил. Равно как и на работу, когда устроился на завод. В этот год отгул ему был совершенно не нужен, он вовсе не намерен был праздновать каким-либо образом, но сработала давняя привычка все делать по правилам. А его личным правилом было никогда ничего не делать в день после дня рождения.        - У меня на работе отгул. А тебе пора собираться в университет. И желательно в общагу заскочить, помыться.        - К черту университет и пары, - сказал Гарри и озорно ему подмигнул, - у меня теперь тоже отгул. В честь тебя.        - Ага, эта и другие причины не ходить учиться. Каким ты будешь доктором при таком подходе? – беззлобно подтрунил Гарри.        - Чудесным. И не сомневайся. Во всяком случае, тебя я всегда смогу вылечить.        О чем еще поблагодарил небеса Гарри, так это о том, что это место было очень уединенным и, вероятно, заброшенным, не то катастрофы, найди их кто-нибудь, было бы не избежать. И что на улице все еще держалась сумасшедшая жара, так что, они выдержали эту ночь обнаженными, кое-как укрытыми лишь пиджаком с длинными полами, принадлежащим Смиту. Не то еще бы в ледышку превратились.        - Я есть хочу, - простонал Джон, словно бы эти ощущения доставляли ему боль, - нужно идти домой.        - Конечно, нужно, - кивнул Гарри, - сколько времени?        Джон потянулся к брюкам, где в кармане лежали часы:        - Без пяти пять.        - Отлично, - ворчливо сказал Гарри, - очень надеюсь, что Мисси пришла домой. Мне-то отец слова кривого не скажет, а вот ей за ночные прогулки не поздоровится.        - Почему?        - Потому что наш отец до сих пор считает, что она – маленькая девочка, несмотря на то, что осенью ей уже двадцать. Но в какой-то степени, он прав. Время сейчас неспокойное и молодой женщине не стоило бы шастать по городу. Меня, к примеру, не очень радует нашествие беженцев. Мы не знаем, что у них на самом деле в голове, особенно – у взрослых мужчин.        - Да брось, - натянув брюки, отмахнулся Джон, - она ведь с Питом гуляет, не одна. Что с ней может случиться?        - Этого я боюсь еще больше, - Гарри набросил рубашку на плечи, застегивая ее, - она не из тех, кто будет делать глупости, но она влюбилась. В таком состоянии делать глупости почти что нормально. Ну, знаешь, заниматься любовью в палатке, целоваться под окнами у всех на глазах, и все такое.        Гарри тепло улыбнулся, показав, что это – всего лишь шутка, впрочем, тут же получил от Джона шуточный подзатыльник. Они сложили палатку, Джон сунул ее в пакет.        - Идем скорее домой, не то я наброшусь на тебя и съем.        В подтверждение его слов, у Джона заурчало в желудке.        - Пошли-пошли, - рассмеялся Гарри, - я совершенно не хочу быть съеденным. У меня, видишь ли, большие планы на будущее.        - Надеюсь, - Джон внимательно посмотрел на партнера, - я вхожу в эти планы?        - А ты сомневаешься?        - Нет, но, - запнулся Джон.        - Без «но», Джон – категорично отрезал Гарри.        Саксон подумал, что, любя друг друга, они никогда не говорили о любви. Видимо, потому, что оба боялись. Гарри знал – если признается, если озвучит вслух – дороги назад уже точно не будет. Одно дело знать, что тебя неумолимо влечет к мужчине, но молчать об этом, как будто кормя себя ложными надеждами, что однажды все снова вернется к нормальному режиму, совсем другое – признать это вслух, понимая, что это – окончательный финал. Капитуляция. Гарри, к своему собственному ужасу, капитулировать еще был не готов.        Дорогу к его дому они преодолели молча. Улыбнувшись на прощанье, Джон помахал любимому рукой, и, круто развернувшись на каблуках, пошел дальше. Гарри подмывало вернуть его, развернуть, схватить в охапку и целовать, пока в легких совсем не останется воздуха. Он так страстно желал этого, что губы пекли. Захотелось взвыть. Искусав верхнюю губу в кровь, Саксон покачал головой, стараясь избавиться от наваждения, и зашагал к дому.        Отец, к его удивлению, уже не спал, привычно сидел в своем кресле, куря и выпуская кольца дыма в потолок. Услышав шаги, обернулся. Судя по всему, был в хорошем расположении духа.        - Доброе утро, сынок.        - Привет. Прости, праздновал юбилей, потерял счет времени.        - Да, Мисси сказала, что вы с Джеком и Джоном решили устроить пирушку. Глупо было бы ругать тебя, к тому же, повод такой. Спасибо, что посадил сестру на такси.        Мисси дома. Гарри испытал сильное облегчение, услышав это.        - Она спит?        - Да, ушла к себе часов в двенадцать, как только вернулась.        - Хорошо.        - Вода в душе прохладная, сынок, сейчас, наверное, совсем остыла – предупредил отец, черт знает почему смотря на него с таким пристальным вниманием, будто впервые видел.        Гарри забеспокоился: что бы это могло означать? Неужто он выглядит слишком помятым? Или забыл застегнуть какую-то пуговицу, или застегнул рубашку неправильно? Задать этот вопрос отцу казалось не лучшей идеей, потому он только молчал в ответ на красноречивый взгляд родителя, означающий непонятно что.        - Я уезжаю сегодня вечером. Послезавтра придет Яна, я бы хотел, чтобы вы оказали ему достойный прием. Мисси тоже предупреждена об этом. Вернусь первого числа.        - Понял – кивнул Гарри.        - Ну хорошо, сынок, - вздохнул отец, по-прежнему не сводя с него задумчивого взгляда, - иди, прими душ и отдыхай. А я, пожалуй, почитаю прессу, а то вчера не добрался.        Гарри продолжало преследовать предчувствие, что что-то было не так. Отец углубился в чтение, будто бы не знал всех важных новостей по долгу службы, как будто бы потеряв к нему интерес. Уходя в спальню за халатом, Саксон-младший поклясться был готов, что родитель буквально жжет на нем дыру. Нехорошее, неприятное ощущение разлилось внутри, погнало по крови. Может, он стал просто слишком мнительным в последнее время?        Освежившись, Гарри буквально рванул в спальню, почти молясь, чтобы отцу не взбрело в голову снова приставать к нему с разговорами. Он был просто неспособен на них сейчас. На коже все еще теплели следы поцелуев, вспоминая о которых, Гарри улыбался, как дурак.        Добравшись до спальни, он юркнул в постель, скрутившись клубком. Спать, однако, не хотелось, потому он просто лежал, всматриваясь в зажигающееся в окне утро. Тихий стук в дверь снова заставил подумать об отце. Мысленно Гарри запротестовал, заныл. Может, вообще не нужно отзываться? Тогда отец решит, что он уже спит, и уйдет.        - Гарри! – раздался за дверью тихий голос Мисси. – Ты спишь?        - Входи, Мисси! – отозвался Саксон, испытав сильное облегчение от того, кто именно решил нанести ему утренний визит.        Мисси вошла – в ночной рубашке, с распущенными волосами, улыбаясь. Подошла к постели и села на самый край. Ни о чем не спрашивала, ни о чем не говорила, просто взяла его за руку. Гарри видел, что ей до чертиков хочется чем-то поделиться.        - Ты хочешь мне что-то сказать, Мисси?        Мисси улыбнулась, опустила глаза, рассматривая свои руки, и неловко заерзала.        - Да, но… Это совсем личное, Гарри. Понимаешь, мне нужно с кем-то поделиться, но я не хочу рассказывать об этом девочкам… Не знаю, почему. Не уверена, что стоит с ними такое обсуждать.        - Мисси, - Гарри приподнялся на подушках, подперев голову локтем, - я знаю, когда у тебя впервые пошли месячные, я ухаживал за тобой после удаления аппендицита, что еще есть такого, чего ты не можешь мне рассказать? Говори давай, что у тебя случилось.        - Хорошо, - кивнула Мисси, залившись краской, - понимаешь, мы с Питом танцевали. Говорили о школе. Он все-таки согласился учить детей. Я убедила его приходить дважды в неделю после занятий, ведь он так интересно рассказывает. Болтали ни о чем. Он рассказывал мне о своей маме, говорил, что написал ей, что у него есть невеста, представляешь? И он обнял меня за талию и провел по бедрам руками. Ничего особенного, обычный жест. Он и раньше так делал, но в этот раз…        Мисси запнулась, подняла взволнованный взгляд на брата, снова опустила глаза уже через мгновение:        - Понимаешь, - она осмотрела свои руки, будто на каждой по дополнительному пальцу выросло, - раньше у меня никогда такого не было. Я даже не поняла, что это было. Как будто какой-то взрыв внутри, но очень приятный. Резкий – несколько мгновений. Но чувство такое, точно я слетала в Космос и обратно.        - И что ты сделала?        - Я испугалась и попросила Питера отвезти меня домой. Сказала, что мне вдруг стало плохо, и он заказал для меня такси. Я просто убежала от него, понимаешь? Я поняла, что боюсь того, что это чувство может со мной сделать. Эти несколько секунд, которые оно длилось, у меня было ощущение, словно я голову теряю, понимаешь?        - У тебя впервые такое?        - Да, - кивнула Мисси, - точнее, мне всегда нравилось целоваться с Питом, и когда он меня обнимает, или целует колени, мы и раньше много раз танцевали с ним, но вчера было что-то совсем другое.        - Ты испытала оргазм, Мисси, - улыбнулся Гарри, - правда, не совсем понимаю, как он мог прийти от простого прикосновения, но вы, женщины, существа сложные.        Мисси застонала, падая на постель рядом с братом и пытаясь спрятать лицо в подушках.        - Ну ты чего, а? – Гарри легонько потряс ее за плечо.        - Мне стыдно.        - Потому что ты это испытываешь?        - Нет. Мне неловко, что рассказала это тебе. Сестры о таком своим братьям не говорят, - категорично отрезала она, но потом неуверенно добавила, - наверное.        - Мисси, ты же знаешь, что только мы и есть друг у друга. Если бы мама была жива, ты могла бы поделиться этим с ней, но, в какой-то степени, мне пришлось заменить ее тебе. Когда ты была маленькой, я от тебя ни на шаг не отходил, страшно бесился и ревновал к нашей няне. Мне казалось, раз уж мама умерла, родив тебя, значит, я должен беречь тебя во имя ее памяти. Как-то так, в общем.        - Но это странно – покачала головой Мисси.        - Ну, может быть, просто мы ненормальные с тобой, я не знаю.        Мисси все еще лежала, застыв на постели, будто изваяние.        - Ты совсем не спала?        - Нет. Я очень переволновалась, кажется. Не могу уснуть.        Подвинувшись, Гарри открыл одеяло, забирая сестру в объятья.        - Закрывай глаза и спи. Тебе нужно поспать.        - А если я вдруг… ну, если мне приснится это чувство, и…        - Я тебя толкну, чтобы не стонала, не бойся, - улыбнулся Гарри, шутя поцеловав сестру в нос, - а теперь постарайся уснуть. Ничего страшного или из ряда вон выходящего не произошло. Я рядом. Спи.        Мисси сунула свою руку в его, закрыв глаза, и вздохнула.        Через несколько минут она уже спокойно посапывала рядом.        Дождавшись, когда сон заберет сестру окончательно, Гарри встал.        Оделся и отправился на кухню, решив выпить чаю.        Проходя в прихожей, задержался, посмотрев на портрет женщины, на которую так был похож. Особенно – улыбкой.        - Твои дети совсем выросли, мама. Как жаль, что ты этого так и не узнала.