Я просто хочу существовать..

-Ты единственный, кто не бросит меня в эти выходные, не так ли, Брагинский? – я на негнущихся ногах ввалился на кухню, сжимая в руке горлышко стеклянной бутылки из-под пива. В комнату ворвался сквозняк, виновником которому было открытое нараспашку окно. Шторы, повинуясь порывам свежего летнего ветра, вздулись и всколыхнулись, путаясь концами. Он стоял около окна и, казалось, совершенно не обращал внимания, как ветер беспощадно бился ему в лицо и на то, что в его сторону полетела открытая бутылка. Горьковатая жидкость вылилась на идеально чистый белый ковер – гордость младшего брата Людвига. Я с торжественным наслаждением улыбнулся, когда Иван обернулся в мою сторону с обеспокоенным лицом. Я не один! Я снова не один… -Ждал? – я, спотыкаясь, подошел к своему единственному за долгое время собеседнику, - Хотя, кого я спрашиваю? Я и не заметил, как с несвойственной мне бережностью провел ладонью по щеке Брагинского, прикасаясь к нежной коже, которую так и хочется разорвать в клочья! Разрезать. Уничтожить! Лишь бы погасить в себе эту безумную нежность, которая охватывает меня в последнее время. Мучила. Мешала нормально вздохнуть, давя на ребра. Ненавижу! Обычно все зависят от меня, но однажды и мне досталась эта доза зависимости. И лучше бы это был кто-то другой, а не ты – Ваня…. Глаза цвета аметиста с некоторым удивлением и затаенным интересом наблюдали за моими действиями. Что, неужели ты удивлен? Неужели ты еще способен на эмоции? Неужели… ты действительно не плод моего воображения. Я, нервно прикусив губу, с неким наслаждением зарылся рукой в твои волосы. Светлые. Чуть жестковатые… И все-таки в который раз отмечаю, что им больше подойдет алый цвет, цвет отчаяния и жадной муки, цвет крови. Я с затаенным страхом прикасался к нему, боясь, что от одного неосторожного движения с моей стороны он исчезнет – из этой комнаты, из этой квартиры, из моей жизни. А ведь я к такому не привык… Привык уже сразу все брать, не спрашивая ни желания, ни какого-либо разрешения у «вещи». Это был мой своеобразный контракт. «Пока я пользуюсь тобой, ты имеешь право не отказывать мне ни в чем!» - так, кажется, я говорил всем тем, кто меня заинтересует. А такие люди попадались на моем жизненном пути нечасто и все равно они были одинаковы – слишком податливы, слишком преданны и верны, слишком правильные… Скучные они были, в общем. Но ведь этот парень даже не в моем вкусе – меня всегда интересовали брюнеты. И ладно бы был писаным красавцем, так нет же – обычное, славянского типа лицо, чуть крупноватый нос с заметной горбинкой, нижняя губа чуть тоньше верхней. И ничего привлекательного для него самого в этом парне не было. Я осторожно приобнял Ивана за шею, с неким восторгом вздыхая медовый аромат мужского тела. Он здесь. Он рядом. И-ван… -Ты ведь ждал меня? – повторил я свой вопрос, уже заранее зная ответ, но все равно с надеждой глядел в глаза своему «мучению», сжимая свои тонкие руки на его крепкой мужской шее, совершенно не заботясь о том, какой дискомфорт это ему доставляет. Неудобно? Это он еще на моем месте не был – давно бы удавку запросил. А я просил… дабы не мучиться от этого безумия. В ответ я получил привычную едва заметную улыбку. -Правильно… – я почувствовал, как на моем лице растянулась шальная ухмылка, а руки сами по себе достают из заднего кармана брюк складной перочинный нож, - Ты ведь меня никогда не обманешь, верно, Иван? – я провел лезвием ножа по щеке Брагинского, оставляя на ней порез из которого просочились капли крови. С садистским наслаждением слизываю солоноватую струйку крови и с наваждением шепчу: -А знаешь ли ты, что ты живешь? Знаешь. А я вот нет… я существую. Я не могу сказать точно, когда я пришел к такому выводу. Быть может, просто повзрослел, или, что еще хуже, попал в бездонный омут твоих глаз, Иван. Но я ведь действительно существую – от встречи к встрече, от твоего удивленного взгляда до жаркого рваного поцелуя, от сорванной ко всем чертям собачьим рубашки, до жадного желания проявить чувство нежности. Но ведь знаю же, что это не ты. Что ты - просто одна моя навязчивая фантазия. От которой невозможно отказаться, и которая привязала к себе сильнее, чем кто-либо другой. А я не хочу отказываться от своего безумия – я просто хочу ощутить в себе жизнь. Услышать бешеный ритм сердца. Чувствовать безграничное волнение в своей беспокойной душе. Быть живым, а не тем пофигистом и позером, которым видят меня каждый день родные, близкие и действительно существующие люди. А ты… ты просто созданный мною когда-то в давно забытой игре персонаж, в котором я увидел свой собственный неправильный идеал. Где те брюнеты, которые сводили меня с ума? Где те скучные людишки, с которыми было весело играть до поры до времени? Нет, все свелось только к тебе – незнакомцу, которому я дал имя. Самое незатейливое имя, как раз для тебя. Иван Брагинский. Я нарочито медленно расстегиваю пуговицы на твоей рубашке. Ты лишь снова смотришь в окно, что меня, несомненно, раздражает. Но было в этом что-то родное. Что заставляло меня быть недовольным, как будто только ради приличия, чтобы не было скучно. Ты видишь явно знакомый тебе силуэт и улыбаешься. Бешусь и резким движением срываю с тебя рубашку, а ты… …ты исчезаешь. Как и рубашка, которую я мгновение назад яростно прижимал к себе. Мои руки до сих пор пахнут медом. Так был ли ты здесь миг назад, Иван? Я чувствую, как начинаю рвано дышать, буквально задыхаться – снова это состояние, снова, черт подери! Слышу смех. Безумный смех с резкими перепадами интонаций. И резкие всхлипы, которые непроизвольно выходят наружу, а я все равно продолжаю стоять у окна, прекрасно понимая, что никто меня не успокоит и не поможет. Но как бы мне хотелось, чтобы позади меня оказался ты и, неуверенно приобняв меня, поцеловал в висок. Странное подобие счастья, наверное, как раз для такого безумца как я, да? Я безумен. Безумен в своем наваждении, из которого мне не поможет выбраться никто. Ведь я сам туда упал… *** Возвращаюсь из школы, как обычно, в спешке. Ведь совсем скоро… совсем скоро я снова увижу тебя. Свой собственный каприз, свое собственное желание. Тебя, которого мне хочется задушить и, одновременно с этим, едва заметно тебя касаться. Хочется чувствовать тебя близко. Совсем рядом. Неожиданно сердце пропускает один удар. И еще один. Глаза распахнулись в изумлении, когда я заметил твой знакомый силуэт во дворе. А ты ведь никогда не покидал мою квартиру. Неужели, есть еще кто-то, кто держит тебя подле себя? Кто-то… более достойный? Я подбегаю к тебе. Ты стоишь. Сердце бьется в груди от волнения. Ты меня замечаешь. Я спотыкаюсь и падаю на тебя. Ты… не исчезаешь. Ты изумленно смотришь на меня, внимательно вглядываясь в каждую черточку моего лица. А я… я помню тебя. -Гилберт? – неуверенно спрашиваешь ты, - Байльшмидт? Пожалуйста, будь аккуратнее… Прошу тебя. Молчи! Молчи! Заставь меня снова забыть, что ты – мой сосед по парте, который постоянно, с полуулыбкой, прячет от меня ответы на контрольных работах. Что ты – тот, чей голос завораживает меня сильнее любого другого, ведь все звуки для меня после встречи с тобой – всего лишь очередные монотонные звучания. -Тебе нехорошо? Гилберт? – я всхлипываю. Снова это ужасное состояние. Снова! Но ты рядом. Ты держишь меня в своих дружеских объятиях и непонимающе смотришь на меня, мысленно прикидывая, как бы мне помочь. Просто исчезни, Иван. Исчезни. Дай мне надежду на то, что ты – созданное лично мною мое собственное безумие. Ведь я… я живу. Дышу, слышу, чувствую, говорю… А я так хочу существовать! Существовать с тобою. До тех пор, пока ты не исчезнешь. Иван. Брагинский. Ваня. Я жажду, чтобы ты оказался моим личным отчаянием, моим наваждением. Но ты – ты существуешь в моей жизни как отдельный персонаж, над которым мне не получить ни крупицы власти. Ты – живешь. Я – живу. Но мне так хочется просто существовать… наедине с тобою. До тех пор, пока безумие не погрузит меня во мрак…