В фильмах про супергероев всегда есть добро и зло. Зло атакует, добро защищается. Но в реальной жизни все иначе: зло соблазняет тебя. © Хоакин Феникс
***
Преступник всегда возвращается на место преступления. Словно необратимая сила, оно притягивает к себе человека, чтобы он вновь оказался там, где замаралась его душа. Как жаждущее животное идет на водопой, как хищник, ведомый инстинктом, крадётся за жертвой, так и сделавший нечто ужасное обязательно ступит на клочок земли, впитавшей в себя пролитую кровь. По зову мозга ноги вели Джиёна в «Красный Ангел». Он не нашёл иного места для того, чтобы хорошенько подумать о случившемся, сделать выводы и прийти к чему-то определённому. У него в голове никак не могло уложиться, что родители поступили с ним вот так, чересчур жестоко. Если это преподнесённый урок, то палка явно была перегнута. Почему бы просто не поговорить с ним? Не выслушать, не понять сути проблемы, не помочь? Джиён понимал, в какой стране он жил. Также он понимал, какие здесь обычаи и традиции. Он не раз слышал истории о том, что дети настолько чтят своих родителей, что кончают жизнь самоубийством, лишь бы снять с них бремя ответственности как финансовой, так и моральной. Квон отрицательно качнул головой. «Нет», — подумал он, — «до такого я никогда не скачусь». Он не видел в подобных поступках логики, ведь дети для родителей – самая огромная, безразмерная любовь, и уход из жизни такой любви напрочь уничтожит любого нормального родителя. Так в чем же заключались почтение, уважение и помощь? Да, траты на ребёнка прекратятся, но в данной ситуации финансовое облегчение окажется ничем по сравнению с душевной болью и бесконечными терзаниями любящих родительских сердец. Интересно, а страдали ли сейчас сердца родителей Джиёна? Конечно, и очень даже сильно, только на фоне захлёстывающих негативных эмоций и переживаний ушедший из семьи сын был уверен в обратном. Он кипел и полыхал изнутри, он злился на своих родителей и отказывался понимать как их самих, так и поступок, который они совершили. Но теперь ему предстояло решить ещё один вопрос: где он будет жить? Возвращаться домой он не собирался, ибо гордость и обиды выстроили высокую стену между ним и местом, где он находил тепло, заботу, любовь и уют до сегодняшнего вечера. Ночевать в своём заведении он тоже не мог. Как на него будет смотреть персонал? Он не мог допустить занижения собственного статуса как начальника и личности в глазах подчинённых. Для них он всегда должен оставаться на высоте и быть человеком, у которого всё лучше всех. Чхве Сынхён. Для этого ведь и нужны друзья, верно? Чтобы помогать в трудную минуту протянутой рукой, за которую можно ухватиться и вылезти из глубокой ямы. Но только не сейчас, а позже… быть может, завтра утром, потому что на данный момент Джиёну было жизненно необходимо вернуться туда, откуда он сбежал с дребезжащим страхом в глубоких недрах трепещущей души. В «Ангеле» царили мрак и тишина. От развратной вечеринки, окончившейся далеко не самым благополучным образом, не осталось ни следа (всё тщательно почистили и убрали), но Джиёну на подсознательном уровне казалось, что в воздухе так и витает металлический запах крови. Ему всюду мерещились красные пятна и полосы, но когда он приближался и щурился, то пугающие образы превращались в тени или обыкновенную грязь. Он прошёлся по помещению, заглянул на всякий случай в каждую комнату, взглядом пробегая по углам, стенам, полу и мебели, и когда окончательно убедился, что всё в порядке, бросил сумку с вещами на барную стойку и вышел на улицу. Вышел к тому самому месту, где земля сохранила его самую страшную тайну, при мысли о которой по спине пробегал будоражащий холодок. Джиён сел на землю, достал пачку сигарет и посмотрел направо, в сторону вечно шумного вокзала. Квон осознавал, что рано или поздно оттуда за ним придут, и он должен быть готов к войне, но сейчас ему не хотелось об этом думать, как и о том, что пора возвращать «Ангела» в рабочее состояние, сняв с него табличку «Технические работы». Люди ждут, а кошелёк пустеет. Непорядок… Так же ему стоило прекратить технические работы в своей голове, которую хотелось снять и прочистить от всевозможных нечистот, засоряющих светлый разум. — Твоей вины здесь нет, малышка, — произнёс вслух Джиён, похлопывая холодную землю рукой. Он глубоко затянулся и выпустил редкий сизый дым наружу, — просто… просто так сложились обстоятельства. Ты оказалась не в то время не в том месте. Быть может, это вернувшийся в твою мордашку бумеранг? За сделанное дерьмо всегда приходится расплачиваться, и твой черёд настал. — Настанет ли мой черёд? Джиён готов был поклясться, что его сердце пропустило удар, когда он услышал голос из темноты. Он едва не подорвался с места, но побоявшись выглядеть подозрительным и нелепым, вздохнул пару раз и повернулся назад, на источник звука. Перед ним возле дерева стоял ну очень знакомый молодой паренёк. Джиён точно его где-то видел, но вот где, вспомнить не мог. Лишь расплывчатые образы дразнили его память и воображение. — Бесплатная консультация по понедельникам и средам, парень, сегодня ты не вовремя, — съязвил Джиён. — А по-моему, я очень даже вовремя. Парень подошёл поближе к Джиёну, и память наконец дала долгожданные плоды. Квон вспомнил тот самый вечер, когда впервые оказался в «Культе», вспомнил того паренька, который отирался на лестнице у входа. Мелированные волосы, сережка в ухе, старая джинсовка, потрепанные улицами кеды и обязательный атрибут каждого второго подростка — совершенно необремененное интеллектом прыщавое лицо. Только сейчас парень выглядел несколько иначе. Мелированные волосы приобрели равномерный чёрный цвет, а прыщей стало в разы меньше (ну либо в темноте они были не так заметны). Можно было сказать, что парнишка похорошел, даже выражение лица стало более осознанным. — Мы с тобой встречались раньше, разве не помнишь? — спросил парень. — «С тобой»? А не слишком ли ты мал, чтобы так неформально разговаривать? — Джиён усмехнулся и затянулся сигаретой. — Мы не в том положении, чтобы думать о формальностях. Сигаретой не угостишь? — парень наверняка знал, что такое настоящая дерзость, и без страха и сомнений плюхнулся на землю рядом с Джиёном, протягивая ему руку, а когда поймал на себе удивлённый взгляд, то мотнул головой, позволяя чёрной чёлке скрыть его правый глаз. — Ну? — Потрепать бы тебя хорошенько за ухо, но сегодня я не настроен на насилие, — Джиён вздохнул и все-таки угостил парня сигаретой. — Я тебя вспомнил. Ты тот парень, которого я увидел, когда впервые сюда приехал. — Значит, бывают дни, когда на насилие ты настроен? — Бывают… как и у всех людей, и я был бы настроен на него чаще, если бы не Уголовный кодекс. Хотя между моим настроением и моими поступками не всегда можно поставить знак равенства. — Джиён бросил взгляд на участок земли, сохранивший в себе его мрачную тайну, а после глянул на паренька. — Тебя как зовут? — Ю… — парень начал отвечать, но что-то его остановило, и он обернулся назад. Джиён заметил, как он внимательно смотрит вдаль, словно пытаясь что-то разглядеть, и прячет руки в карманы поношенной толстовки. — Ты любишь своих родителей? Квон, явно не ожидавший подобного вопроса, застопорился. Больше всего ему сейчас не хотелось говорить об отношениях между родителями и детьми, ведь свежая рана всё еще ныла и кровоточила, но и оставлять вопрос без ответа было бы нелогично. Надо было хоть что-то сказать, но все нужные и подходящие слова будто застряли комом в горле и не хотели выходить наружу. Тогда Джиён кашлянул, и ему показалось, что острые буквы вылетели наружу. Он даже зашевелил языком и прошёлся им по зубам. Интересные галлюцинации… — Любовь к родителям – это врождённое. Это чувство закладывается кем-то свыше в человека на самых первых этапах его жизни. Как один из многочисленных кирпичиков, без которого нельзя было бы построить полноценный дом под названием «Социальная личность». Поэтому мой ответ – да, я люблю своих родителей. — Инстинкт, от которого нельзя избавиться, — паренёк криво улыбнулся и затянулся. Он прищурился, словно кот, греющийся на солнце, — но знаешь, порой от таких вещей нужно избавляться. Вырезать, как раковую опухоль, чтобы она не убила тебя. — Любовь бывает разной, и убивает она по-разному, — Джиён посмотрел на собеседника, который теребил руки в мешковатой толстовке. — Для своего возраста ты интересно рассуждаешь. Старина опыт? — Ага. Жизнь подарила мне его сполна, — парень сделал последнюю затяжку, выбросил тлеющую сигарету в сторону, проследив, как маленькая точка красного огонька блеснула в воздухе и упала на землю, и собрался уходить. — Спасибо за позднюю беседу. Пустишь как-нибудь в свой клуб? Или я не вписываюсь в формат заведения? — С твоим складом ума ты впишешься куда угодно, — Квон кивнул парню на прощание и проводил его удаляющийся в темноте силуэт. Теперь с Квон Джиёном осталась одна лишь лучшая по меркам современного человека собеседница, которая будет молча слушать, не перебивать и соглашаться с любой сказанной глупостью. Первый призрак, давший обещание преследовать его вечно, будто тень, ползущая за тобой по пятам. Первый пункт в заляпанном липкими красными отпечатками списке. Это так… волнующе?***
Просыпаться в чужой постели не так страшно, если она не совсем уж и чужая. Дружеские ночевки из далёкого и беззаботного детства теперь уже не смогут встать на одну линию с вынужденной мерой перекантоваться у близкого друга. Близкого не только по духу, но и крови. Джиён попросился к Сынхёну в гости с видом, не требующего отрицательного ответа. Благо, парень жил один, поэтому характерный шум присутствия постороннего человека в квартире никому не помешал и никого не разбудил. Парни обмолвились парой дежурных фраз и с уставшим видом разбрелись по комнатам, слепо встречая холодный серый рассвет. Когда Джиён укрывался колким, зато теплым пледом, сделанным из настоящей шерсти, его взгляд зацепился за вид из окна. Небо было ещё тёмным, но отголоски утра, которое лениво пробиралось наружу, делали его чуточку светлее. Можно было услышать пение ранних пташек, редкие и отдалённые звуки проезжающих мимо машин, даже какой-то умник сбросил из окна стеклянную бутылку, которая звонко разбилась об асфальт. После чего послышался отборный корейский мат, и Квон улыбнулся. Сеул, во всей своей красе… Джиён закрыл глаза и был уверен, что долго не сможет уснуть, но организм решил его обмануть и сделать приятный сюрприз: как только он погрузился в темноту, вся усталость, прятавшаяся в потаённых углах, вылезла наружу и со всей тяжестью обрушилась на парня. Он не успел заметить, как провалился в крепкий долгий сон и проснулся ближе к обеду, когда Сынхён потрепал его за плечо. — Если мы не хотим, чтобы нас отчислили, нужно сегодня появиться в университете хотя бы к третьей паре, — Сынхён выпрямился и стал застёгивать рубашку, глядя на то, как его сонный и мятый друг потягивается, переворачивается на другой бок и снова бежит в сладкие объятия сновидений, которые еще не успели далеко уйти. — Йа, Джиён! Ты слышишь меня? Вылезай и собирайся, я жду. — Все мы чего-то ждём, а получаем так мало… — пролепетал Квон в подушку. — Слушай, ты, философ сраный… — Сынхён сердито сжал губы. — Раз уж хочешь пожить у меня, будешь следовать правилам господина Чхве. Понял? — И кто этот господин Чхве? — Я! Сынхён рывком сорвал с Джиёна одеяло и голосом самого настоящего командира приказал тому вставать, направляться в душ и готовиться к учёбе. Хоть они и пережили серьёзный этап в своей пока ещё молодой жизни, университет никто не отменял… пока.***
Дни не шли, дни ползли. Медленно, тягуче, со скоростью старой черепахи. «Красный Ангел» всё ещё был закрыт, персонал негласно находился в отпуске за свой счёт (до востребования), а Ёнбэ по каким-то причинам не выходил на связь. Он не появлялся в университете, не отвечал на звонки, не открывал двери своей квартиры, когда ему звонили. Джиён и Сынхён откровенно забеспокоились столь странной пропажей своего общего друга. Поначалу они подумали, что он решил забить на всё и свалил залечивать душевные раны в тёплые страны, и эта версия смогла успокоить их на какое-то время, но потом она трагично сошла на нет, когда одна девчонка сказала, что видела Ёнбэ на центральном рынке. По её словам он разговаривал с мужчиной, торгующим морепродуктами. Продавец выглядел подозрительно и вёл себя так, словно боялся, что к ним подойдёт кто-то посторонний. Потом они кивнули друг другу и скрылись в неизвестном направлении. — Ты запомнила этого типа? — спросил Джиён у информаторши с миловидным личиком куколки, сделанной по эксклюзивному заказу. Квон даже подумал, что будь она его проституткой, он смог бы заработать на ней целое состояние, но, увы, этот экземпляр раздвигал тоненькие ножки только по собственной прихоти (прим. по прихоти красивых, молодых и богатых). — Да что там запоминать… Лысоватый дядька, на вид около пятидесяти лет, среднего роста, крепенький такой. А! У него было большое красное родимое пятно на левой щеке! Тем же вечером Джиён и Сынхён направились на рынок, чтобы разыскать того самого мужика, что разговаривал с Ёнбэ. Если и он не выведет их на друга, то они попросту будут вынуждены выбить дверь его квартиры и самовольно вломиться туда, чтобы проверить, в чём же дело. Сложно было понять, волновались они или нет, но одно им точно придавало уверенности — бейсбольная бита, которую Джиён захватил так, на всякий случай… Он пообещал Сынхёну использовать её исключительно в демонстративных целях, дабы произвести на торговца незабываемое впечатление. И впечатление действительно оказалось незабываемым… Укрываясь от моросящего дождя под брезентовым навесом болотного цвета, мужчина стоял возле своего прилавка и прятал руки в карманах старенькой толстовки. Обстановка на рынке была стандартная: суетящиеся люди семенили туда-сюда, расталкивая друг друга в поисках более выгодной цены и нужного продукта. Женщины пререкались на повышенных тонах между собой и с продавцами, мужчины громко смеялись, плевались и выкуривали последнее из остатков сигарет. Торговец наблюдал за привычной атмосферой места, где он вынужден был работать, чтобы прокормить нуждающуюся семью, и не замечал, как за ним следят два молодых, высоких и крепких парня, один из которых даже не старался спрятать пугающую одним своим видом биту. — Ты помнишь нашу договорённость, Джиён? — Сынхён прищурился, затянулся сигаретой и посмотрел на друга. — Помню-помню, не бузи, — Квон хлопнул Сынхёна по плечу и подмигнул ему. — Будь спок, все будет ок. — Ц… Вот же-ж… Откуда нахватался таких фразочек? — Прогресс не стоит на месте, друг мой, как и словарный запас человечества! Сынхён покачал головой и сдержанно улыбнулся. Он знал, что его друг тот ещё выпендрёжник и быстро подхватывает новые идеи и течения, дабы не стоять на месте, а то уж больно стыдно не быть в тренде. И всё же было в нём помимо этого что-то устоявшееся, твёрдое и несгибаемое; что-то, не поддающееся изменениям и волнениям; что-то, что прочно сидело в нём и с каждым годом лишь глубже распускало толстые, длинные корни. Словно мощное, растущее дерево, которому не страшны никакие бури, пусть даже самые сильные и яростные. Джиён скрывал в себе нечто, и Сынхён всё пытался понять, какие же тайны зарыты в подземельях души его близкого друга, но пока загадки оставались всё теми же загадками. — Ну что, пошли? — Джиён шмыгнул носом и кивнул в сторону ничего не подозревающего продавца. — Ага. Парни огляделись по сторонам, почти синхронно смахнули блестящие и холодные капли дождя с мокрых волос, сначала растрепав их, а после уложив пальцами назад, и двинулись между торговыми рядами. Они пробирались сквозь шумных людей и назойливых продавцов, которые пытались втюхать, по их словам, самые лучшие и самые свежие продукты и, конечно же, по самой выгодной, маленькой цене. Но Джиёна и Сынхёна интересовали совершенно не еда, не выцветшие скатерти, не поддельные футболки с надписью «CHANEL» и даже не броская бижутерия из Европы, а скромный мужичок, продающий морепродукты. — Молодые люди, говядина! Подходите! Свежая, вкусная, в магазине за такую цену не найдете! — Юноша, какая замечательная у тебя бита! Не хочешь перекрасить её в чёрный цвет? Смотри, какая краска! Быстро сохнет, не стирается, бери! Отдам за полцены! — Эй, парни! Возьмёте у меня лапшу – угощу стаканчиком соджу! Но эти самые парни пропускали возгласы и крики в свою сторону. Они целенаправленно шли вперёд и когда оказались напротив нужного прилавка, остановились и молча уставились на мужчину, ожидая первой реакции с его стороны. Продавец поднял глаза и удивлённо шарахнулся назад, увидев перед собой не ворчливую бабулю и не мужика, который будет торговаться до последнего, а молодых людей, да ещё и с битой. Мужчина недоверчиво покосился на неё и медленно проглотил скопившуюся во рту слюну. — Если вы от Марти, то передайте, что все долги я уже закрыл, а сегодняшняя выручка… — Расслабься, мы не от Марти, — прервал мужчину Джиён, — мы сами по себе. Независимая группа, скажем так. — Да не пугайся ты так, — Сынхён постарался улыбнуться, чтобы сгладить произведённое ими впечатление, ибо жалко ему стало мужичка. — Нам сообщили, что на днях к тебе подходил парень по имени Дон Ёнбэ. Вы о чём-то беседовали. — Он наш близкий друг и долгое время не выходит на связь, так что ты единственный, с кем он виделся за последние дни. Нам нужна полная информация, — дополнил Джиён. Мужчина осмотрелся. Дождь всё так же моросил, люди всё так же суетились, продавцы всё так же втюхивали всевозможную фигню, а парни всё так же стояли и ждали ответа. Когда сомневаешься, говори правду. Это действенный и самый лучший вариант из всех существующих, но по каким-то причинам в стрессовых ситуациях люди под влиянием давления начинают всячески изворачиваться и скрупулёзно генерировать лживые истории, даже если ни в чём не виноваты. Человеческий мозг та ещё загадка… Торговец вздохнул, потоптался на месте и поймал себя на мысли, что мечтает скрыться от двух пар глаз, выжидающе смотрящих на него, но бежать не было смысла, как и играть в молчанку. Такие вещи прокатывают только в детстве: ты можешь потупить взор, опустить голову, сложить ручки и молчать в надежде, что от тебя отстанут как можно скорее, но это взрослая жизнь, и правила игры здесь совершенно другие. Человеку даны язык и мозги, и если эти две составляющие будут вести слаженную работу, то жизнь сбросит пару кило своей тяжести. — Ко мне часто подходят молодые люди, я не помню всех поимённо. — С этим парнем ты виделся вчера, — сказал Джиён, нахмурив брови. — Невысокого роста, крепкий, накаченный, с проколотыми ушами. Молодой совсем, как мы. Не дури и вспоминай. Мужчина посмотрел на качающуюся за спиной парня бейсбольную биту и невольно поёжился. Мысль о том, что сей предмет может пересчитать ему кости, не показалась ему такой уж и привлекательной, и он неуверенно закивал головой. — Да, припоминаю что-то… — мужчина неловко улыбнулся и почесал затылок. — Вы точно просто его друзья? Не легавые? — Будь мы легавыми, ты бы за отсутствие медкнижки и свои тухлые осьминожки уже давно направлялся бы в участок, — хмыкнул Джиён. — Не тяни кота за причинное место, ну. — Ладно, пойдемте со мной. Мужчина обвёл обеспокоенным взглядом свою продукцию. Ему было страшно оставлять товар без присмотра, но ещё страшнее было связываться с этими двумя, так что из двух зол он выбрал наименьшее и повёл парней на крытую территорию рынка. Внутри было сыро и так же холодно, как и на улице, но плюсом было то, что здесь противный мелкий дождь не мог добраться до людей. Он остался позади, на улице, терзать покупателей и продавцов. Мужчина шёл впереди, парни следовали за ним и внимательно следили за тем, чтобы их бравый полководец никуда не улизнул. Он шёл быстро и уверенно, наверняка зная, куда направляется. Лишь иногда он замедлял шаг, чтобы кому-то кивнуть. То были другие торговцы, которые с подозрением смотрели на двух молодых людей, но тут же теряли к ним всяческий интерес, стоило на горизонте замаячить потенциальному покупателю. Они приближались к помещению, скрытому от посторонних взоров резиновыми плотными шторами, которые хоть и были прозрачными, но разглядеть через них что-либо было практически невозможно. Мужчина отодвинул одну половину шторы и кивком головы пригласил парней зайти. Те послушно и незамедлительно проскользнули внутрь, оказываясь в пустом коротком коридоре. Стены были покрыты светло-голубой потрескавшейся плиткой, которая срочно нуждалась в хорошей мойке, как и пол, на котором валялись ошмётки сырого мяса и виднелись тёмные пятна крови. Освещение здесь было слишком светлым и неприятным, создавалось впечатление, что ты находишься не на рынке, а в морге. — И где мы? — Джиён скривился, когда учуял характерный для сырого мяса запах, смешанный с металлическим запахом крови и сладковатым запахом помоев. — Вообще, тут рубят свинину и говядину, но если знаешь нужных людей, можно отыскать кое-что еще… — мужчина провёл парней дальше, на так называемую кухню, где стояли два мясника в испачканных фартуках и профессионально, безэмоционально орудовали топорами. Казалось, они даже не заметили незваных гостей и продолжали свою работу, пока мужчина не заговорил с ними. — Помните, я вчера приводил вам мальчишку по имени Ёнбэ? Мясники молча кивнули. Джиёну показалось, что это не живые люди, а подогнанные под образ человеческий роботы. Роботы, которые последними видели его друга. Роботы, которые смогут помочь его отыскать, ну или хотя бы дать полезную для него информацию. — Ну? О чем вы говорили? Его разыскивают друзья. Один из мясников отложил топор, вытер руки об и без того грязный фартук и подошёл к парням. Он быстро смерил их взглядом, соображая, стоит ли им доверять и вообще говорить что-либо. Всегда есть риск нарваться на легавых в штатском, но что-то подсказывало мяснику, что это обычные парни, да и уж больно красиво и ухоженно они выглядели для полицейских. Мясник криво улыбнулся и покачал головой. — Будь я отцом вашего дружка, то хорошенько надрал бы ему задницу и выгнал из дома. — Почему? — Сынхён прищурился. — Потому что не годится молодёжи подсаживаться на иглу. Парни переглянулись. Они не ослышались? Ёнбэ начал употреблять героин? Нет, такого просто не могло быть… Его семья считалась достаточно обеспеченной, и если бы он и решил травить себя наркотой, то выбрал бы тот же кокаин или, как минимум, практически безвредные таблетки, коими они в компании порой баловались. Грешки есть у каждого, но Ёнбэ решил взять на себя второй по счёту грех. — Мы не священники, чтобы читать проповеди, и не полицейские, чтобы отводить парня в участок, и уж тем более не стукачи, чтобы закладывать своего же клиента, поэтому наше дело за малым. Вот деньги, вот товар, — мясник пожал плечами. — Он взял вчера приличную дозу и ушёл, а уж где он сейчас, я вам, парни, не скажу. Джиён посмотрел на Сынхёна. Тот выглядел озабоченным и задумчивым, в его голове наверняка происходили быстрые мыслительные процессы. Где теперь мог быть Ёнбэ? Первый вариант – у себя дома. Второй вариант – в своём любимом баре в центре города. Ну и третий – неизвестно где. Парни решили для начала наведаться к нему в гости, а уже потом решать, как им быть дальше. — Что ж, спасибо, — Квон кашлянул и немного расстроился, что ему не представился шанс использовать биту, а ведь так хотелось. — Повторюсь, что он взял слишком большую дозу для обычного, — мясник слегка нагнул голову и поднял брови, пытаясь сделать парням намёк. Джиёну и Сынхёну не нужно было повторять дважды и разъяснять смысл сказанных слов. Они не относились к числу тупой молодёжи, необременённой интеллектом, и сразу сообразили, что к чему. Скомкано поблагодарив мужчин, они быстрым шагом покинули устрашающее своим внешним видом помещение, преодолели расстояние до выхода из крытой части рынка и, несмотря на усилившийся дождь, рванули к дому, где проживал Ёнбэ. По крайней мере, они надеялись, что он там всё ещё проживал.***
Я монстр, не человек. Мне нет места в обществе здоровых людей, где сияют улыбки, горят от счастья глаза, а сердца бьются в ритме полной жизни. Жизнь… Я перестал жить с того момента, когда мои руки сомкнулись на шее Ёсыль. Я стал существовать. Только Бог имеет право прерывать отрезки времени, уделённые нам, и я осмелился примерить его маску, взять на себя роль Того, Кто кричит «Старт!» и шепчет «Финиш»… И если я подтолкнул Ёсыль к черте финиша, то будет ли справедливым самому оказаться возле неё? Если уж и отыгрывать роль Бога, до конца, с пышным финалом, громкими фанфарами и ослепляющими искрами! Все люди по природе своей эгоисты, так всегда утверждал Джиён, и в доказательство сей теоремы для себя я устрою самое настоящее шоу! Ёнбэ сидел в ванной комнате, которую даже не удосужился закрыть, ибо зачем? Кому ломиться в дверь в пустующей квартире? Разве что призракам прошлого, которые мрачными тенями ползали по стенам, устрашающе подвывая в такт молчанию. Интересный стереотип: если ты решил покончить жизнь самоубийством, то выбираешь либо ванную, либо спальню. Может, потому что именно в этих местах человеку нравится бывать больше всего? Сначала ты принимаешь душ, смывая с себя остатки прожитого дня, а после ложишься в мягкую, уютную постель, где сможешь выспаться и хорошенько отдохнуть. Ещё лучше, если тебе составляет компанию некто приятный, кто вызывает в тебе бурю чувств. Заняться сексом под тёплыми струями воды и плавно переместиться на ложе любви, чтобы продолжить сладостное соитие, — вот он, рецепт волшебного вечера. Но сегодня Ёнбэ закрыл кулинарную книгу и переключился на рубрику «Эксперименты». Он будет импровизировать и пробовать нечто новое. Когда, если не сегодня, на финишной прямой? При попадании героина в кровь он стремительно преобразуется в морфин. В крови Курта Кобейна содержание морфина составляло 1,52 мг на литр – приблизительно 225 мг героина, введенного внутривенно. Сложно назвать точную смертельную дозу, ибо для каждого человека она будет индивидуальной, но принято считать, что 10-12 мг именно то необходимое для смерти количество наркотика. Уровень морфина, обнаруженный в организме Курта, равен дозе героина, значительно превышающей максимальную смертельную дозу. И если Дон Ёнбэ решил уйти громко и со вкусом, со всем вытекающим шиком и размахом, то почему бы не пойти по стопам одного из самых знаменитых и выдающихся музыкантов двадцатого столетия? Ёнбэ, конечно, не попадёт в Клуб 27, потому что он был моложе и не входил в список музыкантов, но ему хотелось хотя бы немного приблизиться к красивой смерти звёзд…***
В дверь квартиры нещадно колотили. Джиён и Сынхён безрезультатно барабанили кулаками по твёрдой, непробиваемой поверхности, изрыгая отборную нецензурную брань. Интуиция не просто шептала – она кричала во всеуслышание, что с их другом происходит нечто неладное. Если ещё не умер, так точно обдолбался до обморочного состояния и находится в полной отключке. — Пиздец, — Джиён приложился лбом к руке, прижатой к двери. — Че за долбоёб… — Ты его втянул в эту заварушку, Джиён, — Сынхён вполне серьёзно посмотрел на приятеля, встретив удивлённый взгляд. — Вся эта затея с клубом, проститутками и наркотой… Это, знаешь, очень в твоём духе, искать грязь почернее и залезать в неё обеими руками! Ещё неизвестно, чем обернётся история, которая клеймом светится у нас на лбах! — Ты что, зассал? Хочешь дать заднюю? — Джиён криво улыбнулся и двинулся на Сынхёна. — Решил бросить меня при малейшей опасности? Нет уж, дружок, не выйдет! Теперь мы все связаны друг с другом, и дерьмо разгребать будем вместе. Квон ткнул друга пальцем в грудь, и стёр улыбку со своего лица, вместо неё надевая маску с агрессивной гримасой. Он был уверен в Сынхёне и считал его человеком разумным, соображающим, более того, они были близкими друзьями, и Джиён надеялся на дальнейшее плотное сотрудничество, поэтому услышать сейчас такие слова в не самой приятной ситуации для него оказалось шокирующе. — Да пошёл ты нахер, Джиён, со своими идеями! — Сынхён пихнул Квона в ответ, толкая его назад от себя. — Я всего лишь пришёл отдохнуть и расслабиться в твоём грёбанном Ангеле, но там грохнули проститутку, с которой нам пришлось разделаться! Заебись отдохнул! — Тише ты, не ори! — Джиён схватил друга и зажал ему рукой рот. — Молчи громче о таких вещах, идиот! Сынхён вырвался из рук Джиёна, отошёл в сторону и схватился руками за голову. Ему было невероятно трудно. На душе скребли кошки, раздирая нежные ткани в клочья. Не по своей вине он вляпался по самое горло, но, как сказал Джиён, давать заднюю нельзя. Это было попросту не в его правилах, но в его правила так же не входил такой пункт как убийство девушек, поэтому порой все мы невольно нарушаем наши даже самые строгие постулаты. — Ладно… Это всё эмоции, страхи, сомнения… — заговорил Сынхён, не глядя на Джиёна, который сам стоял в полной растерянности. — Сейчас нам нужно понять, как нам быть с Ёнбэ. — Да, есть нависшая проблема, и её надо решить. — Взламывать замки я не умею, а запасного ключа от квартиры у меня нет. Единственный вариант… Парни резко посмотрели друг на друга с немым вопросом в глазах. В их положении вызывать полицию было не самым лучшим решением, тем более они избегали людей в форме любым способом, как и все те, в чью кожу навсегда впиталась чужая пролитая кровь, но иного выхода у них не оставалось, если они хотели помочь своему другу. Полиция приехала незамедлительно и навела шума. Соседи, как любопытные зеваки, повылезали из квартир, чтобы поглядеть на бесплатное шоу прямо у них под носом. Всё как хотел Дон Ёнбэ… Размах вышел почти королевский: вскрытие дверного замка, охи и ахи свидетелей, сплетни, обсуждения и ужас, застывший в воздухе, когда полиция вместе с Джиёном и Сынхёном ворвалась в квартиру. Сначала заглянули на кухню (но всем известно, что там не кончают жизнь самоубийством), затем в спальню и только потом распахнули дверь в ванную, которая оказалась не заперта, что было на руку присутствующим, коих было в разы меньше, чем за пределами квартиры. Джиён наотрез отказался впускать посторонних, и когда они с Сынхёном вошли внутрь, то закрыли за собой дверь и запретили соседям проникать на территорию квартиры Ёнбэ. «Не ваше собачье дело!», — зашипел Квон в лицо любопытным тётушкам и дядечкам, получая в спину нескромные проклятия. Ёнбэ неподвижно сидел возле ванны, склонив голову вниз. Между широко раздвинутых ног покоилась рука, из которой торчал шприц и на которой виднелся след от тоненькой струйки крови; другая же рука лежала на холодном кафельном полу. Жгут всё ещё стягивал плечо. Джиён поначалу не поверил своим глазам. Он отказывался приходить к пониманию, что перед ним тело его друга. Не кукла, не манекен, не спящий Ёнбэ, а мёртвый. Первая мысль: может, его ещё можно спасти? Может, прошло слишком мало времени для смерти? И тогда Джиён кинулся к парню, хватая его за голову. Он поднял её, чтобы посмотреть в лицо своего друга, и увидел на щеках синеватые пятна, будто его накачали краской. Тогда он начал хлопать Ёнбэ по лицу, трясти его за плечи и раскачивать в надежде на лучший исход. При каждом движении торчащий шприц болтался, не покидая вену. Джиён пытался определить, хладеет ли кожа, щупал пульс, прислушивался к груди и дыханию, но он не был медиком, да и эмоции зашкаливали, блокируя логику и грамотные, трезвые рассуждения. — Вы держите в руках труп, господин Квон, — равнодушно отозвался один из полицейских. — Посмотрите на него. Он уже давно мёртв. — Очередной передоз. Мрут, как мухи, — поддакнул второй. — О родителях совсем не думают, дураки… — Нет, он жив, смотрите, — Джиён показал полицейским бледнеющее лицо Ёнбэ. — Видите? Он дышит, вроде бы… Наверное. — Он мёртв, Джиён, отпусти его, — металлическим голосом сказал Сынхён, с болью во взгляде глядя на друга, который ещё не потерял надежду. — Пошли отсюда… Сынхён оглядел ванную. В раковине не смыты остатки рвоты, на полу были видны капельки крови и чего-то густого и прозрачного (слюны, скорее всего), а в самой ванне на белой поверхности можно было заметить жёлтые брызги. И вокруг этой отвратительной композиции на руках страдающего Джиёна лежал Ёнбэ с торчащим «золотым», уже не страдающий и умиротворённый. Прямо живое воссоздание пьеты Микеланджело «Оплакивание Христа»…***
— Героин отнимает у меня близких людей, — сказал на похоронах Квон Джиён, стоя в чёрном костюме над могилой друга. Мужчина в рабочей одежде забрасывал лопатой в яму землю, которая ударялась о крышку гроба, создавая мелодию горя и утраты на фоне женского плача, — и я ничего не могу с этим поделать. Подняв взгляд, Джиён увидел своих родителей. Его как током прошибло… По спине пробежали мурашки, а в груди стало невыносимо жарко. Будто кто-то в самом сердце зажёг спичку. Они стояли неподалеку и беседовали с матерью Ёнбэ. Странно было встретиться с ними при таких обстоятельствах, но жизнь вообще умеет удивлять… — Подойдёшь? — спросил Сынхён, склонившись к уху Джиёна. — Н-нет, — ответ был явно нерешительный. — Они сами захотели, чтобы я ушёл. Зачем мне возвращаться? — Ёнбэ был для госпожи Дон единственным сыном, и она его лишилась. Ты же не хочешь, чтобы твои родители испытывали то же самое? — За каждое преступление следует своё наказание, Сынхён, — Джиён посмотрел на приятеля. — Даже мы с тобой рано или поздно получим в лицо свой бумеранг. Взглянув в последний раз на родителей, а позже на гроб, Квон Джиён развернулся, закурил и зашагал прочь, чтобы побыть наедине с самим собой. Сегодня он позволит себе погоревать, подумать о жизни, о смерти, о том, какой посыл несла судьба, втягивая его в эту историю, но совсем скоро ему придётся снова вернуться к будничным делам. Университет, клуб, работа, налаживание связей… Кстати о налаживании связей. До боли знакомый женский голос окликнул Джиёна. Парень остановился и закрыл глаза. Мама… Такое нежное, ласковое и тёплое слово, окутанное дымкой любви и заботы. Как давно он не ощущал магии этого слова на себе. — Джиён, постой! — женщина ещё раз позвала своего сына, а когда догнала его, то положила руку ему на плечо, поразившись, какое оно большое и крепкое. Да, её мальчик вовсе перестал быть маленьким. Джиён развернулся и посмотрел матери в глаза. Обоим было очень грустно и хотелось плакать. — Прошу тебя, возвращайся, мы с отцом переживаем и места себе не находим… — Зачем же вы тогда меня прогнали? — парень, совсем не стесняясь матери, сделал затяжку. Всё равно ему терять уже нечего. — Хотели пожёстче наказать? И где отец? Почему он не пришёл вместе с тобой? — Папа в машине, и он ждёт нас… Все люди бывают неправы, все совершают ошибки. Возможно, мы переборщили, но поверь, мы очень сожалеем! Ты тоже нас пойми. Ты повёл себя неправильно по отношению к нам. Мы разозлились, вспылили. — Могли бы дать ремня и запереть в комнате, а не выгонять на улицу. — Ты бы всё равно сбежал… — женщина мягко улыбнулась, замечая, что Джиён и сам еле сдерживает улыбку. — У тебя тот ещё характер! — Нет, мама, я не вернусь. Не потому что я держу обиду или что-то в этом роде… Просто я хочу самостоятельности, — Джиён пожал плечами. — У меня есть работа, найду квартиру и буду снимать. — Где ты работаешь? — Да так, мелочи. Подработка в ночном клубе, ничего такого. — А как же учёба… Ты давно появлялся в университете? — Не волнуйся, с учёбой я разберусь, — Джиён бросил сигарету на землю, затушил её и поцеловал мать в лоб, заставляя её поморщиться от неприятного запаха никотина. — Передавай отцу привет. Ему хотелось вернуться домой, очень хотелось! Хотелось снова воссоединиться со своей семьёй, погрузиться в тепло их домашнего очага, почувствовать себя любимым сыном, но он не мог, потому что он больше не был тем Джиёном, которого знали его родители. Он встал на новый путь, ведущий его в неизвестном, но очень манящем направлении, и чтобы не сбиться с курса, он должен был оставить прошлую жизнь позади. Теперь он сам воссоздаст себе именно тот очаг, в котором ему будет комфортно, и, к сожалению, там не будет места нежностям, сентиментальностям и доброте – всему трепетному и светлому, от чего ему придётся отказаться. И главная женщина в этом светлом сейчас стояла позади и смотрела вслед уходящему молодому мужчине, принадлежавшему ей, только ей одной. Это ведь её мальчик, её любимый сын! Воплощение самых больших надежд! Как же она ошибалась… И она уверовала бы в свою ошибку, если бы только увидела ухмылку на лице Джиёна, но она видела лишь удаляющуюся спину.