Не можем себе позволить

Я подхожу к окну, чтобы задернуть шторы – уличный фонарь будет мешать спать, светя прямо в глаза. Над городом стоит застывший, словно сгустившийся морозный воздух, а над никогда не замерзающей рекой клубится пар. Обещают холодную зиму. Вид постепенно замерзающего города заставляет меня поежиться, и я спешу вернуться в постель. Она лежит, завернувшись в одеяло, и наблюдает за мной. Ее взгляд скользит по моему обнаженному телу и как же, черт возьми, мне нравится то выражение, которое удается прочесть на ее лице. Нравится, что именно она так на меня смотрит. А никому другому это бы изначально не было позволено. Я забираюсь к ней в теплый тяжелый кокон. Обнимаю, прижимая к себе ее горячее тело. Она удобно устраивает голову у меня на груди, а я вдыхаю запах ее волос, который теперь, кажется, стал моим самым любимым. Эта ночь только наша. И «мы» существуем только до семи утра, а затем начинается новый день, и мы выходим на улицу практически как незнакомцы. Одна работа, разные статусы. Что может связывать декана факультета и рядового молодого преподавателя? Мы в принципе особо контактировать не должны, если ее работа идет без нареканий. Даже изображать простых подруг слишком подозрительно. Рано или поздно все равно пойдут слухи. У публичных личностей, даже в пределах одного несчастного университета, право на личную жизнь, если она не является образцово-показательной, теряется автоматически. Я помню нашу первую ночь. Помню, как восхитительно хорошо было наконец снять все маски, давящие на меня своей тяжестью каждый день. Безотчетное доверие, которое я позволила себе по отношению к ней, не устояв. С каждым днем оно лишь растет. Помню тот разговор. Он был необходим, причем сразу. Недомолвок было быть не должно. Мы тогда так же лежали в постели, расслабленные и счастливые. Я внимательно посмотрела на нее и сказала: – Ты ведь понимаешь, что мы не можем себе больше ничего позволить? А она очень серьезно ответила: – Конечно. Не можем себе позволить. Не можем себе позволить что-то большее, чем встречи за задернутыми шторами моей или ее квартиры. Нельзя отрицать, что в этом есть определенная романтика. Сейчас совершенно не хочется задумываться, на сколько нас хватит. Кто не выдержит первой, кто устанет. Это все не важно, пока у меня кружится голова от ее запаха, а она смотрит на меня вот как сегодня. Все чаще мы приезжаем ко мне. Она, конечно же, аргументирует это тем, что ей не хочется, чтобы мой кот оставался в одиночестве, а она и сама уже привязались к нему. Я подозреваю, что истинной причиной является ее вечный беспорядок в квартире, для уборки которого у нее появляется настроение в лучшем случае раз в месяц. Я сама улыбаюсь этому факту. И тому, как хорошо успела узнать ее, даже ни о чем особо не спрашивая. В моей ванной уже целая полка с ее косметикой, а в шкафу давно лежат ее шорты и майка. Эти обрезанные до неприличия джинсы и кусок белой стрейчевой ткани. Ей нравится передо мной так ходить. Дразнить и издеваться. Даже в особенно холодные дни она предпочитает все тот же наряд и только закутывается в плед. Несмотря на ее сдержанность, мне удается читать ее, как открытую книгу. Она вся – в первую очередь действия, а не слова. В каждом жесте, в каждой реакции, в каждой мимолетной улыбке, которую она почему-то всегда старается передо мной сдерживать. Во всем этом я легко вижу ее всю, и мне кажется, я знаю ее много лет, а не несколько месяцев. А я, подозреваю, так и остаюсь в ее глазах Снежной Королевой. И если уж ей тяжело показывать свои эмоции, то я и вовсе не умею этого делать. Встретились два одиночества. Но я знаю, ей тоже со мной легко. Это чувствуется в ее расслабленной позе, в том, как по-хозяйски она складывает на меня ноги во время сна, даже в том, как чешет за ухом моего кота. Мне нравится не только спать с ней. Мне хорошо просто проводить с ней время. Часто мы проводим вечера на разных половинах дивана, каждая погрузившись в книгу. Она успела изучить всю мою библиотеку, а я – ее предпочтения в литературе. Сосредоточившись на чем-либо, она выглядит до смешного серьезной. И лишь иногда я слышу ее смех над особенно забавным моментом. Мы редко разговариваем подолгу, но каждая беседа выходит слишком глубокой и открывает еще одну грань этой загадочной девушки. Она не любит пустой болтовни, и это в ней мне нравится особенно. По правде, все, о чем бы я ни подумала, нравится мне особенно. Погруженная в заботы и бесконечные дела, я успела забыть, что не всегда была одна. И точно так же даже не думала, что в будущем что-то может измениться. А потом совершенно случайно, как бывает только в дешевых романах, мы врезались друг в друга на одном из многочисленных поворотов извилистых коридоров университета. Я, как и всегда, была погружена в телефон, а она – в себя. Не хватало только рассыпавшихся по всему полу бумаг, но спасибо и на том, что я умудрилась удержать в руках сотовый. Она жутко испугалась и рассыпалась в сотне извинений, а я должна была рассердиться, ведь любой другой на ее месте, я уверена, вывел бы меня из себя, но мне лишь захотелось ее успокоить. А потом оно как-то все само завертелось. Эти переглядки при встречах, задерживание взгляда на пару секунд дольше необходимого. Потом она подсела ко мне во время обеда, хотя даже одинаковые по статусу коллеги старались обходить меня стороной, что-то бормоча друг другу про мрачную ауру. И смело пододвинула ко мне блюдце с пирожным, чтобы «загладить свою вину за создание аварийной ситуации в коридоре». Еще специально, тогда я только подозревала, а теперь и вовсе уверена, выбрала десерт с шапкой самого яркого разноцветного крема. Вся ситуация была такой абсурдной, а ее взгляд, притворно невинный, на самом деле скрывал лисью хитрость за широко распахнутыми глазами. Я не выдержала и рассмеялась. Она тогда очень удивилась, потом призналась, что не была уверена до конца, умею ли я быть несерьезной. Мороз ударил слишком резко, и коммунальные службы не успели отреагировать на него увеличением подачи тепла. За пределами одеяла невозможно находиться, не покрываясь «гусиной кожей». Я прижимаюсь к ней сильнее. – Ты лучше всякого обогревателя, – говорю с едва уловимым смешком. – Средство, чтобы пережить эту зиму? Она говорит это легко, но я чувствую, как на самом деле она сейчас напряглась. Понимаю, что ей все еще не ясно, кого я в ней вижу, и на всякий случай она решает ни на что особо не надеяться. Мне становится совестно за свою черствость, ведь все ее терзания лишь по моей вине. Но прямо говорить о своих чувствах – недоступная мне опция. – Очень хочется надеяться, что не только эту зиму. У меня выходит это сказать намного тише, чем я хотела. Но она заметно расслабляется, и, я чувствую это, довольно улыбается. Запоздало я понимаю, что и у меня самой губы растянулись в улыбке. Завтра новый день, выйти в который нам снова предстоит порознь, но сейчас не существует мира за пределами моей спальни.