Консультирующий психотерапевт

Во времена своей нежной юности мы верим в светлую любовь, в то, что по этой грешной земле ходит-бродит наша вторая половинка, человек, который подходит нам идеально, с которым мы, будто два кусочка пазла, можем сложиться в картинку радости и восторга, прекрасной семейной жизни. Нам представляется человек, знающий, когда пошутить, когда помолчать, когда просто погрустить рядом, напоминая, что на него всегда можно положиться. Чья жизнь идеально впишется в нашу, которая тут же станет счастливой и наполненной смыслом. Мы воображаем встречу с прекрасным человеком. Может быть, не сразу, но со временем мы поймем, что это ТО самое, ТОТ самый, которого мы ждали и искали всю свою жизнь. Взаимная симпатия перерастет в любовь, может, на нашу долю придется испытание какое, словно в фильме, но все закончится хорошо, будет свадьба, смех, улыбки и уход за руки в закат. Джон Ватсон никогда не был закоренелым романтиком или мечтателем, он вообще считал себя реалистом, поэтому в подобное сопливое и сказочное не верил лет с четырнадцати-пятнадцати. Джон понимал, что когда-то встретит девушку, с которой сможет создать семью, однако не воображал запредельной любви и не представлял, как будет засыпать в обнимку с той самой, девушкой всей его жизни. К отношениям на уровне «я твой бойфренд — ты моя подружка» Ватсон относился довольно равнодушно, не страдал от одиночества, как многие сверстники. Он был в меру популярен у противоположного пола, что не могло не льстить, однако никогда не будоражило его сознание. Джону симпатизировали девушки, а он симпатизировал им, вот и все. Было несколько романов, но все они заканчивались, когда оказывалось, что третий размер груди и симпатичное личико отходят на второй план и симпатия стирается, стоит только открыть рот, извергающий то, что находится в мозгу, который не был закален и пятью книгами. Так что, даже спустя годы, в Афганистан Джон направлялся не обремененным тоской по любимой, что ждет дома. Война выжгла из души Ватсона последние остатки юношеского максимализма и идеалистические взгляды на жизнь. После ранения и возвращения к обычной и размеренной жизни Джон твердо решил для себя, что если он хочет завести семью, то нужно не бегать за химерой идеальной девушки, а искать земную, приятную спутницу жизни, которая ничуть не походит на сказку, слишком сурова и обыденна. Мэри Морстен, как показалось Ватсону, вполне подходила на роль этой самой надежной спутницы жизни, которая не будет слишком навязчивой, принесет в квартиру уют и атмосферу семьи, сделает так, чтобы приятно было возвращаться домой с работы. Они познакомились в небольшом тихом кафе, находящемся в паре шагов от больницы, где работал Джон. Мэри подсела за его столик, потому что обратила внимание на книгу в его руках. Она работала в библиотеке и посчитала выбор Ватсона очень верным, Морстен всегда восхищали мужчины, читающие правильные и умные книги. Джону она понравилась: симпатичная, скромная, спокойная, улыбчивая, аккуратно одетая, Мэри была неглупа и интересна. Через несколько месяцев они сыграли не очень пышную, но красивую свадьбу. И только через пару недель после этого светлого события Ватсон понял, как страшно он ошибся. Неприятности посыпались на Джона Хэмиша Ватсона внезапно и обильно, словно господь бог копил всякую дрянь, чтобы потом обрушить ее на раба своего в значительных количествах и сразу. Нет, жена не стала выглядеть неопрятно и плохо, она не превратилась в стервозную любительницу командовать, не кормила его хуже, чем в тюрьмах для закоренелых убийц и смертников. Она не надоедала, но и не избегала его, не контролировала каждый шаг, нет. Просто быстро выяснилось, что Мэри несколько другая, нежели казалось с первого взгляда. В некоторых вопросах она вдруг стала проявлять поразительную бесхарактерность. Ватсон диву давался, как легко было расстроить или унизить его жену: даже в очереди в магазине она неспособна была постоять за себя, если какой-нибудь грубиян пролезал перед ней, ругая Мэри при этом последними словами. Жена могла горько проплакать больше часа из-за потерянной перчатки или нового шкафчика, который только-только доставили из магазина, а он оказался несколько не той расцветки. У нее опускались руки, когда на работе появлялись даже незначительные проблемы. Мэри приходила домой, шмыгала носом, утыкалась в плечо Джона и, тихо и надрывно вздыхая, словно умирающий, жаловалась на жизнь, на злодейку судьбу, на свою начальницу, которая повысила Кэнди, а не ее, хотя Мэри работала в этом месяце на целых два дня больше. Она была действительно слабой, но Джон не чувствовал себя львом, смелым рыцарем рядом с ней, он был не из тех, кто стремится быть нерушимой горой рядом с кисейной барышней, его только расстраивала подобная черта жены. Фатальный промах Ватсон совершил, когда согласился на то, чтобы мать Мэри поселилась с ними. Жена мотивировала это тем, что миссис Морстен, вдова, уже немолода, годы берут свое, здоровье расшатывается, повышается опасность инфарктов, инсультов и всего прочего, грозящего летальным исходом. Поэтому иметь рядом врача очень кстати. Джон ожидал увидеть пожилую бабушку-одуванчика, которая бы вызывала сочувственные слезы и умиление одновременно, выглядела бы хрупкой, нуждающейся в заботе. Однако через порог уверенно перешагнула боевая пенсионерка, быстро осматривающая жилище прищуренными зоркими глазами, в которых читалось непреклонное «я и внуков ваших похороню, смерды». Выжить ее из квартиры теперь было просто невозможно, а характер миссис Морстен оказался просто мама не горюй. Джон еще не родился, когда закончилась Вторая Мировая война, но ему казалось, что Адольф Гитлер, будучи проездом в Англии, покусал эту гордую особу, отчего в ее жилах прочно и нерушимо утвердился деспотизм, желание командовать всем и вся, а также ненависть к людям, которые не кидаются вытирать стол, завидев, что на него присела передохнуть вражеская пылинка или, хуже того, какая-нибудь хлебная крошка. Серафима Морстен яро невзлюбила зятя не сразу, но эта нелюбовь, даже когда была еще в зародыше, уже вовсю проявлялась и делала жизнь печальной и тяжелой. Теперь каждое утро начиналось с ожесточенных воплей «О Боже, Мэри, этот твой опять не поставил вымытую кружку на место, тут осталось мокрое пятно! Пятно! Мы живем... как в свинарнике!..» и нервных оправданий жены. Сначала Джон пытался как-то уладить конфликт, стал еще более аккуратным, чем был, но тогда миссис Морстен нашла еще к чему придраться и Ватсон понял, что дело в нем самом, а не в его пресловутой неаккуратности. Он пытался не обращать внимание на ужас, летящий мимо него на крыльях ненависти и бурчащий что-то про раздолбайство и пропащую душу, но с каждым днем делать это становилось все сложнее и сложнее. Сказать, что Ватсон устал значило ничего не сказать. Он всегда думал, что семья принесет некое спокойствие, стабильность. Джон понимал, что трудности тоже будут, еще какие, но не представлял, что это настолько уматывает. Он начинал терять терпение, сон и хорошее расположение духа *** Год совместной жизни обычно принято праздновать в романтической обстановке, как-нибудь по особенному. Может быть, ресторан, пикник, шикарный ужин при свечах. Обязательно нежные прикосновения, многообещающие улыбки и взгляды. Ностальгические беседы о том, как впервые встретились, рассказы о первых впечатлениях, волнениях, страхах. Воспоминания о свиданиях, подарках, знаках внимания, свадьбе, первой брачной ночи. Шутки, приятное понимание того, что теперь семья уже устоялась, можно подумать о детях, о новых целях, которые бы сделали маленькую ячейку общества еще счастливей, чем раньше. Потом секс. Такой, будто в первый раз. И засыпать вместе, тихо перешептываясь обо всем на свете. Не день, сказка. Но это было явно не про Джона и Мэри, о нет. Сегодня у Ватсона был выходной, Мэри же была на работе, вернуться должна была поздно. Джон собирался пойти пройтись, заскочить к Лестрейду, коллеге и хорошему другу, обсудить прошедший месяц, который выдался непростым для всего отделения, поделиться очередными проблемами в семейной жизни. Другу всегда удавалось как-то его утешить. Но на улице лил дождь, а нога разболелась, поэтому Ватсон остался дома, решил почитать книгу и, может, попытаться написать что-нибудь в блог, который, громко говоря, вел с тех пор, как вернулся из Афганистана. И все было бы ничего, но ведь дома Джон остался не один, наедине с самим собой, а с милой миссис Морстен, пребывавшей, как всегда, в настроении «я сделаю твою жизнь адом, ты покончишь с собой и снова попадешь в ад». - Ты купил моей дочери подарок? - осведомилась теща, встав напротив его кресла, скрестив руки на груди, слегка наклонив голову. - Что? - не сразу понял Ватсон, отрывая взгляд от книги. Моргнул, пытаясь собраться с мыслями. - А, да, конечно. - Я надеюсь, это хороший подарок, не дешевка? - холодно взглянула на него Серафима. Джону показалось, что сейчас она схватит лампу и направит ее ему в лицо, для вящей убедительности и быстроты дознания. - Ну разумеется, миссис Морстен! - начал медленно раздражаться он, аккуратно закрывая книгу и поглядывая на настенные часы. Сейчас уже должна вернуться Мэри. - Мне жаль, что ты не купил цветы, - протянула, поворачиваясь к нему спиной женщина. - Моя дочь достойна букета цветов, я думаю. Ватсон в бессилии закатил глаза, будто взывая к богу, чтобы тот узрел, насколько надоедлива и сварлива миссис Морстен, но тут хлопнула входная дверь, послышались шаги в прихожей. Джон встал, чтобы пойти встретить жену. Но она практически тут же вошла в комнату, прямо в промокших плаще и туфлях. Мэри была растрепана, всхлипывала, вытирая глаза уголком синего платочка, который подарил ей Ватсон на какой-то там месяц знакомства. - Что случилось? - спросил Джон, зная, что паниковать еще рано, ведь плакать его жену могла заставить и кошка, не пожелавшая обратить на сюсюкающую Мэри никакого внимания. - Моя жизнь, милый, она ужасна, - взвыла жена, бросаясь в его вялые объятия. Краем глаза Джон заметил, что миссис Морстен тут же ретировалась в свою комнату. Как делала всегда, когда появлялись какие-то проблемы, не созданные ей самой. - О чем ты? - мягко спросил Ватсон, гладя Мэри по влажным волосам, пытаясь как-то утешить, успокоить. - Меня не хотят повышааать... Посетители грубят... И я шла по улице... И какой-то урод меня из лужи... Облиииииил... - зарыдала жена уткнувшись в его рубашку, громко всхлипывая, глотая слезы. - А это мой любимый плааащ! Любимый! Почему мне так не везет, Джон? Почему? - Ну его ведь можно постирать, верно? - примирительно предложил Ватсон, мысленно ругая неосторожного водителя, выбравшего настолько чувствительную жертву. - А на работе тебя обязательно повысят, ты же так стараешься, только подумай. Мэри вроде успокоилась, во всяком случае всхлипывать перестала. С ней так бывало постоянно, она заканчивала лить слезы также быстро, как начинала. Жена отстранилась от Ватсона, медленно сняла плащ и туфли, вздохнула, осторожно, как-то напряженно присела на край дивана. Пожевала губами, как делала в минуты раздумья, потом подняла взгляд опухших голубых глаз. - Джон, я ведь не просто так расстроилась. Это мелочь, но меня может и мелочь из себя вывести, - она неопределенно взмахнула рукой. - Потому что все эти мелочи копятся, копятся... и я просто не выдерживаю. Ватсон нахмурился, вздохнул, однако промолчал и остался стоять там же, где стоял, посреди комнаты в луже воды, натекшей с одежды Мэри. Он не знал, что и сказать, как поддержать жену. Все же не так то просто понять женщину, тем более когда нужно понимать ее каждый божий день. - Но знаешь, милый, что пугает меня больше всего? - она грустно взглянула на него, заправила прядь светлых волос за ухо. - Что? - Я вижу, что теряю тебя, Джон, - жена судорожно вздохнула. - Тебе не по душе наша жизнь, я же вижу. - Да нет, что ты... - начал Ватсон, делая шаг к Мэри, но чувствуя, что не до конца с ней честен. - Не надо отрицать, я не такая глупая, - покачала она головой, то ли сокрушенно, то ли упрямо. - Послушай, я... я хочу, чтобы ты дал мне еще один шанс. Давай сходим к психотерапевту. Джон удивленно моргнул, поморщился. Это еще что за ерунда? Как им поможет мастер «копаться» в мозгах? - К кому, прости? - К психотерапевту. - словно идиоту повторила Мэри, сжав губы. - Прошу, Джон. У нас все будет хорошо, просто нужно как-то решить проблемы, которые у нас есть. - Но мы и сами можем с ними справиться! - воскликнул Ватсон, садясь рядом с женой, хмуро глядя на нее. - Нет, не можем. Ну почему ты упрямишься, милый? - глаза Мэри снова наполнились слезами, нижняя губа задрожала. - Давай сходим , ради меня. Ради нас обоих. Это поможет. Это все исправит. И Джон кивнул, убежденный ее словами. А может, просто устав от постоянных споров с женщинами семьи Морстен. *** Его звали Шерлок Холмс, лет ему было примерно столько же, сколько и Джону. Мэри сказала, что о нем отзывались только восторженно, мол, Холмс просто гений и волшебник, спас браки очень многих, а миссис Хадсон, хорошую знакомую Мэри, спас от мужа. Ватсон не очень понял, каким это именно способом Холмс спас миссис Хадсон, но это не уточнялось. Жена пришла в восторг, когда он взялся их консультировать, так как слышала, что некоторым он отказывает. Он восседал в своем кресле, будто то был великолепный трон. Откинувшись на спинку, слегка приподняв голову, прищурив светлые холодные глаза и сложив руки в молитвенном жесте, Холмс взирал на них с Мэри властно и спокойно. Психотерапевт кивал, пока жена рассказывала об их проблемах, однако смотрел в основном на Ватсона. И этот взгляд одновременно нервировал и смущал Джона. Видимо, Холмс пытается понять по его реакции, как он относится к сложившейся ситуации. Но под этим внимательным взглядом Ватсон прослушал все, что взволнованно говорила Мэри. Когда рассказ подошел к концу, Холмс приподнял бровь и наконец разомкнул уста: - Итак, как консультирующий психотерапевт высшего уровня, могу вам сказать, что с вероятностью в восемьдесят процентов вашу семью можно спасти, избежав развода. Эта вероятность будет повышаться, если вы будете следовать моим советам и проходить тренинги. Так что советую беспрекословно меня слушаться. Мэри яро закивала, Джон тоже кивнул, но без особого задора и желания, отстраненно рассматривая блестящие кудри Холмса, пытаясь прикинуть, что за человек этот консультирующий психотерапевт высшего уровня. Восемьдесят процентов, так восемьдесят процентов. Поживем - увидим.