Записки о юном инспекторе

      Дождь, как на зло, хлещет «божьей карой», угрожая к утру обернуться едва ли не всемирным потопом. По мокрому асфальту с жужжанием суетливо ползают дроны, пытаясь спасти последние не смытые ливнем улики. Инспектору Шимоцуки давно не привыкать к ночным сменам, к убийствам и к размазанным по асфальту человеческим внутренностям.       На часах «03:17». Похожий на промокшего чёрного кота исполнитель Гиноза мельтешит где-то там, под этими треклятыми струями льющейся с неба воды, мелькая в полосках света странно прилипшей ко лбу намокшей челкой и хвостиком, с которого постоянно летят брызги. Как ему только вообще не холодно, и за шиворот не течет? На самом деле, бывший инспектор, конечно же, не «мельтешит», а, в отличие от неё самой, как раз занимается делом, но инспектору Шимоцуки холодно, мокро и противно, и сейчас девушка готова ругать на чём свет стоит весь мир и трёклятого бывшего инспектора с его фамильярным «барышня» в первую очередь. Хинакава изучает состояние комнаты погибшей и принадлежавшую девушке электронику, и Мика с удовольствием к нему присоединилась бы, если бы только сумела выдумать чёртов предлог. Но предлога не было. Зато была обязанность «контролировать» весь процесс, а еще опросить соседку – рыдающую старушку, только и талдычащую раз за разом «Сугуха-тян, Сугуха-тян».       Поскорей бы обратно в офис… Лучше уж составлять ненавистный отчёт, запивая презрение чем-нибудь горячим, чем продолжать торчать здесь, чувствуя, как мокрая рубашка противно прилипает к спине, а пиджак и инспекторская куртка давят пропитавшись водой, будто бы на ней водолазный костюм с баллонами. Всё равно, здесь всё ясно даже ежу…       «Ямадзаки Сугуха. 24 года. Химик-лаборант. Последнее зафиксированное значение психопаспорта: «219.37». Причина смерти – самоубийство»…       – Доведение до самоубийства, – поправляет, заглядывая через её плечо в наброски отчёта, Гиноза. И откуда только взялся-то!       – Хвалёный нюх ищейки? – не сдерживается от язвительного выпада девушка. Нечего её поучать, это она здесь инспектор.       – Факты и показания свидетеля, – ещё более похожий на большого мокрого чёрного кота исполнитель лишь бессмысленно – всё равно всё промокло насквозь – стряхивает воду с рукава и пожимает плечами. Мика просто тихо скрипит зубами, не имея уже сил пытаться ставить его на место. Это её работа – опрос свидетелей, и плевать, что ещё минуту назад она только и мечтала о том, чтобы свалить её на кого угодно…       Хинакава закончил и можно возвращаться, распускать дежурных исполнителей по блокам, клевать носом над чашкой горячего латте из автомата и пытаться разобраться во всём этом, чтобы составить более-менее связный отчёт. Хотя дело, если подумать, не стоит и внимания БОБ. Мало ли идиотов веками прыгало из окон и будет ещё прыгать? Но при мысли, что сейчас придётся сидеть одной в пустом офисе под гул ненавистных люминесцентных ламп, становится до невозможного тоскливо…       Минуты пролетают, словно сочащиеся в песочных часах песчинки. Она, как и ожидалось, одна в пустом офисе Бюро. Пытается разобраться с ночным делом. Перед тем, как уйти Гиноза прислал записи опроса свидетелей, присовокупив к ним оставшиеся сведения по делу, но обошёлся без советов или комментариев, за что, в глубине души, Мика была ему искренне благодарна. Просто промолчать она вряд ли когда-нибудь смогла бы, а на то, чтобы снова доказывать ему, что она здесь следователь, не было ни сил, ни желания.       Дело оказывается несколько сложнее, чем она ожидала. И приходится – разумеется, про себя – признать, что кое-кто, всё же, не так уж беспочвенно выдвигал свою версию. Но чем больше Мика пытается вникнуть в дело, тем более эта девушка, выпрыгнувшая этой ночью из окна, напоминает инспектору её саму. Мика ёжится, пытаясь согреться. Но она продрогла, а спортивный костюм, спрятанный сейчас за голограммой, будто бы совсем не греет. Инспектор Шимоцуки утыкается лицом в руки. Она невозможно устала, а голова горячая и тяжёлая, как разогретый чугунный котёл. Темнота наваливается плавно, просто постепенно просачиваясь в сознание девушки и неспешно обволакивая его. Мика не замечает этого. Сначала она думает о погибшей девушке и будто бы в режиме древней, чёрно-белой съёмки видит всю её жизнь, почти как свою. Пустую. Гулкую от этой пустоты.       Пустая квартира, возвращаться в которую совсем не хочется. Работа, где совсем не воспринимают всерьёз, а за спиной говорят, что странная, тычут пальцами и отстраняются, как от чумной. Старушка-соседка, что вместо дневника, какие встречаются у героинь исторических романов. Она не поймёт, но выслушает… иногда, когда решишься открыться. И тихая, тоже необычная, не такая, как у всех, любовь. И объект её, что, то поманит, а то стеганёт кнутом по душе. Одиночество.       Мика будто пропитывается этим чужим одиночеством, погружается в него, как в морскую пучину. И вот вместо квартиры на семнадцатом этаже, где с таким усердием копался Хинакава, уже её маленькая квартирка. Вместо безликих теней незнакомых ей химиков, инспекторы других отделов и брезгливо фыркающие исполнители. И мокрый чёрный хвост, распыляющий при движении множество брызг, вместо насыщенно-рыжего ерша непослушных волос… И вот уже не черноволосая девушка с невозможно грустными глазами стоит в проёме окна, а она сама. И девушке кажется, вот, ещё немного и она шагнёт туда, в ночь, где асфальт заменит ей перину уже навечно. Но... нет.       Чьи-то очень сильные, но ласковые руки подхватывают её и уносят подальше от злосчастного оконного проёма. Они же, такие нежные и будто смутно знакомые, накрывают её плечи тёплым пледом. И Мике вспоминаются – или же снятся, она и сама не поймёт – их чайные посиделки с Кунидзукой и следователь Шисуй из второго отдела, с которой они сталкивались на обедах и могли просто немного поболтать, и… мокрый чёрный кот, мелькнувший и пропавший.       Утром инспектор Шимоцуки просыпается в комнате отдыха на мягком диване и под тёплым пледом. На компьютере её ждёт готовый отчёт о ночном деле. А инспектор точно помнит, что так и не написала его сама. Больше всего на свете Мика боится потеряться в своём одиночестве, как та девушка, что выпрыгнула вчера из окна. Но пока, заказывая в автомате стаканчик утреннего латте, Мика думает, что, в отличие от покойной Ямадзаки, у неё ещё есть шанс.