Укусы

      Окна на засов закрыты, шторы плотные, такого насыщенного чёрного цвета. Душно и никотиновым дымом вся комната пропахла. До начала рассвета ещё несколько часов осталось. Алек телефон отключает, на спинку дивана откидывается и сигарету к губам подносит. Жадно затягивается, так что легкие приятной судорогой сводит. Он ждёт и определенно знает, чего хочет сейчас. Чем займётся, и с каким настроением проснётся на следующую ночь, если вообще будет спать. Иззи из душевой выходит, влажные пряди волос каскадом на ее тонкие плечи падают. Озорная улыбка на губах играет и искры во взгляде, которые просто не скрыть. Алек хочет съязвить, что она снова надела его футболку без разрешения, что она здесь не хозяйка, чтобы так уверено себя вести. И что он блять, черт побери, не ее парень, чтобы она могла приходить сюда, когда ей вздумается...Под предлогом, что ей одной в постели неуютно. Да и вообще его душевая гораздо удобней, а до Института нужно ещё два квартала ехать, а ее это совсем не устраивает. Он не ее игрушка, не очередной из тех пустоголовых воздыхателей неподражаемой Изабель Лайтвуд. Он сам себя накручивает и сам же от этого закипает. Он злится и его тошнит от одного только подозрения, что она может с кем-то из них трахаться. Что она может хотеть, думать о ком-то другом кроме него. Блять. Прекращай. Прекращай себя навязчивыми мыслями этими раздирать. Нет. Нет. Он собой манипулировать не даст...Она абсолютно точно должна сейчас его футболку снять и положить ее на место, а если она не согласится, он с неё руками этот кусок ткани сдерет. Он бесится, потому, что ее фирменная фраза: « Я сделаю тебе массаж, хочу, чтобы ты расслабился», его в умственно-отсталого всегда превращает. Потому, что он расслабляется только с ней. Ему хочется, чтобы она его целовала и по плечам гладила. Дрожала только в его руках, и стоны не сдерживала. Это какая-то зависимость больная, он в этом погряз, выкарабкаться из этого не может. Да, и разве пытается? Разве желает нажать по тормозам? Он и не уверен в том, что если однажды она придет и храбрым, своим бархатным голоском скажет, что решила все закончить – выдержит ли он? Не разорвет ли его внутри по кускам от безнадежности, от полного опустошения.       «Это ничего не значит. Просто секс. Ни больше и ни меньше» - он про себя эти слова, как мантру постоянно повторяет. Как поехавший, одержимый. [сколько еще он будет так себя обманывать?] Лайтвуд ревнует ее ко всем, и ему эти вспышки с трудом удаётся сдерживать. С каждый днем все хуже, все больше параноик. Пунцовая помада на ее губах, которую он чертовски любит, и в тоже время ненавидит, стоит ей только подарить свою улыбку кому-нибудь другому. Неправильно все это, изломанно как-то. Он говорит, усмехается и снова ее подначивает, на выплеск эмоций провоцирует: - С каких пор моя квартира превратилась в пятизвездночный отель? И даже не думай, Из, эта футболка фирменная, я ее тебе не отдам, - довольно так, совсем по чеширски произносит, когда снова никотиновой дозой жадно прямо в легкие затягивается, бледные пальцы слегка дрожат. У Изабель от его фразы дьявольские искры в глазах загораются, она спину выпрямляет, и со стаканом виски медленно к дивану подходит. Лукаво улыбается. Вызов принят, и она от него уже не откажется. Делает несколько глотков янтарной жидкости, на подлокотник дивана склянку ставит. - Значит, мне уйти? – она к нему на колени по-хозяйски усаживается, специально ерзает, а Алек свободной рукой по позвоночнику вниз скользит, ладонью ее ягодицы властно сжимает. Он молчит, он в этих глазах темных, как смоль растворяется. Просто чувствовать биение ее сердца, сладость излюбленных духов…До дрожи. Когда она пальцами по шее проводит, ноготками уязвленные участки кожи цепляет, он дуреет. Мысленно к черту все посылает, сердце стучит, как сумасшедшее. Иззи это знает, податливо выгибается под его движениями, когда он ее к себе за шею притягивает, дым в женские губы вдыхает. Внутри все от удушающего предвкушения сводит.       Изабель может быть конченой стервой, эгоистичной и язвительной сукой. Изабель - воин до мозга костей, она волевая, сломать ее трудно. Она порой кажется ветреной и избалованной. Такова ее маска, но только он знает ее настоящую. Ласковой, хрупкой девочкой с изодранными коленями, вечерами, когда все наперекосяк идет, и она носиком ему в грудь утыкается, говорит, что чертовски устала, а он такой теплый. Что она хочет остаться у него на ручках, а не идти на очередную вылазку, нечисть убивать. - Мои укусы еще не зажили? – довольно и хрипло шепчет брюнетка, когда стягивает с него черную футболку. Алек лишь усмехается, целует ее в шею, вздрагивает от прикосновений женских пальцев по алым следам. Его, будто током прошибает: - Пока еще нет. Алек замкнутый, хмурый и у него в голове все четко, по полочкам. Он мало кого к себе подпускает, он посторонних не любит. Он к себе слишком строг, вечно к совершенству стремится. Но рядом с ней он отключается, защитная скорлупа по трещинам разлетается. С ней он другой, в нем темная сторона открывается. Она единственное, что он хочет, хотя в этом чертовски трудно признаться. Просто чувствовать, ощущать каждой клеточкой, как на коже, новой волной красные укусы загораются.