❈ ❈ ❈
— Как он? — Все так же… Сэймэй-доно, вы уверены, что было хорошей идеей оставить Тоуду рядом с Масахиро? Прошло уже несколько месяцев, но… — Но Гурен так ничего и не вспомнил, верно? Ты же помнишь, Кёшин, что сказала Такао-но Ками? У всего есть своя цена. Частью цены за его жизнь оказались воспоминания о Масахиро. — Но это бесчеловечно. — Сикигами опустила глаза. Этот разговор повторялся уже не первый раз и ей было стыдно, что она заставляет оммёдзи отрываться от важных дел и тратить время на объяснения таких простых вещей. — Масахиро… Он теперь не может даже видеть духов. Неужели обязательно было лишать его силы. — Не забывай, что мы говорим о Богах. Для них не существует таких понятий, как «человечно» или «бесчеловечно». — Но почему нельзя отправить Тоуду из мира людей? Для Масахиро было бы куда легче. Со временем воспоминания притупятся, и он сможет жить обычной жизнью. Мне больно смотреть на него, Сэймэй-доно, даже после предательства Гурена ваш внук не был настолько подавлен. — Кёшин, ты всегда была очень умной, так присмотрись хорошенько. Боги не лишили Масахиро силы, они всего лишь снова ее запечатали. И если рядом не будет Гурена, мой глупый внук потеряет всякое желание бороться. — Но зачем им это? Я не понимаю. — Кто знает, Кёшин, кто знает.❈ ❈ ❈
— Акико, что ты здесь делаешь? — Масахиро, я беспокоилась за тебя. Ты уже несколько дней не приходишь ночевать, и я подумала… — Не стоит переживать, Акико, у меня просто скопилось много дел, так что приходится оставаться на ночь в общежитии оммёдзи, чтобы все успеть. — Масахиро с явным трудом удалось выдавить из себя радостную улыбку. — Как мама? — Она тоже говорит, что мне не стоит за тебя волноваться. — Акико незаметно сжала кулаки, видя ставшее таким привычным за последние месяцы выражение вежливый отстраненности на лице оммёдзи. — Но я чувствую, что тебе очень больно, и Моккун… — Акико, — Масахиро снова не дал ей договорить, мягко прерывая на полуслове. Девушка не видела, как пробежала по его лицу тень болезненного и какого-то почти отчаянного чувства. — Я просто очень устаю. Теперь приходится много тренироваться, чтобы получались хотя бы самые элементарные вещи. Не переживай за меня. — Масахиро, постой! — Извини, мне нужно срочно отнести эти письма брату. Поговорим в другой раз, хорошо? Акико смотрела ему вслед и неосознанно стискивала пальцами шелковый мешочек. На глаза наворачивались непрошенные слезы, но девушка даже не делала попыток их стереть. Она не могла понять, когда Масахиро успел стать почти чужим, настолько далеким, что Акико больше не снились цветные и воздушные сны о свадьбе и большом светлом доме.❈ ❈ ❈
Гурен едва ли смог бы объяснить, пускай даже и самому себе, что он забыл посреди ночи в лесу неподалеку от Сакураи. Едва ли смог бы, потому что в таком случае пришлось бы объяснять себе и присутствие в обозримой близости наследника Сэймэя. Он сидел на одной из нижних веток старого раскидистого дерева в своем человекоподобном обличии и, оперевшись подбородком на раскрытую ладонь, следил за тренировкой Масахиро. Хотя тренировкой это сложно было назвать — простейшие заклинания получались у того со скрипом и далеко не каждый раз, чего уж говорить о чем-то сложнее основ. Это выглядело в какой-то мере почти забавно и всего на мгновение Гурена посетило странное ощущение узнавания. Словно бы он уже видел раньше эти упрямо сжатые в жесткую бедную линию губы, пересекающие лоб тонкие нити морщин и поблескивающее в карих глазах раздражение. Видел плавные и отточенные движения, из-за недостаточного уровня силы не приносящие сейчас особенных результатов. Видел растрепавшиеся от долгой тренировки по плечам волосы и поблескивающие на обнаженной коже капельки пота. Гурен замер, теряясь где-то между реальностью и ощущениями. Он почти видел тонкую нить, уходящую куда-то в темные глубины памяти. Казалось, что стоит только потянуть за нее и… С громким хрустом обломилась сухая ветка, неудачно задетая отрикошетившим заклинанием, и с украшенных матово поблескивающими когтями пальцев бога как-то совершенно естественно сорвалась струя адского пламени, уничтожая ощетинившуюся прутьями ветвь, прежде чем она могла оказаться в опасной близости от головы одного чересчур легкомысленного оммёдзи. Застывший с поднятыми в жесте защиты руками Масахиро смотрел широко раскрытыми глазами на догорающие прямо в воздухе угольки. В его взгляде изумление мешалось с недоверием и чистой, какой-то иррациональной радостью. Гурен бросил взгляд на это странное сочетание эмоций, скривился и раздраженно повел плечом, почти с недоумением сжимая и снова разжимая пальцы. Сикигами не могут навредить людям, но и особенное человеколюбие им тоже не свойственно, поэтому подобная реакция казалась самому богу несколько…странной. По крайней мере до недавних пор он никогда не замечал за собой привычки спасать недоучек-оммёдзи. Как, впрочем, и проводить ночи в терпеливом наблюдении за чужими никчемными попытками.❈ ❈ ❈
Сложно сказать когда все это началось. Наверное после очередной задушевной беседы с Кёшин. Когда раздосадованный липучестью и при этом совершеннейшим нежеланием старой подруги говорить ему хоть что-то кроме туманных намеков и советов из разряда «тебе бы лучше», Гурен решил попробовать все-таки повнимательнее присмотреться к этом наследнику Сэймэя. Просто чтобы понять, почему несмотря на его полную бесталанность другие сикигами все время крутятся вокруг и едва ли не в глаза преданно заглядывают. А мальчик, на поверку, действительно оказался довольно необычным. Начать хотя бы с того, что не видя духов, он их отлично слышал и имел среди местных существ некоторое подобие авторитета. В первый раз наблюдая с близлежащего дерева, как мелкие неказистые существа прибегают к нему с докладами, Гурен удивленно приподнял брови. С чего бы такое обожание. Чуть позже он, не особо церемонясь, отловил одного из духов и удивился еще больше, когда существо, не дожидаясь вопросов, стало радостно пищать что-то про возвращение и спасение от большой беды, а напоследок еще Моккуном обозвало, едва ли не раздуваясь от гордости за свою хорошую память. Гурену оставалось только поморщиться, как от зубной боли, и без особой надежды пригрозить духу страшной карой, если тот посмеет рассказать об этом разговоре наследнику Сэймэя. Нет, конечно, смерти эти недоразумения боялись, но обладали на удивление короткой памятью и были сплетниками не хуже людей. Так что когда на следующий вечер Масахиро вернулся с обхода с выражением глубокой озабоченности на лице и неловко замер посередине комнаты, бог не был особенно удивлен, скорее раздосадован. — Моккун? — Масахиро напоминал слепца, шаря глазами из стороны в сторону. Гурен, уже успевший перетечь в более привычную ему форму, бесшумно приблизился, обходя напряженно прислушивающегося человека по кругу. — Ты здесь? — Моккун? — Переспросил он, забавляясь. — Никогда не слышал о ком-то с подобным именем. Внук Сэймэя едва заметно вздрогнул и, повернув голову, впился глазами в то место, откуда раздавался голос, заставив бога иронично ухмыльнуться. — Гурен? — Голос дрогнул, словно само произнесение имени причиняло человеку боль. Бог прищурился, впиваясь взглядом в неспособного скрыть свои эмоции ребенка. — Мы знакомы, внук Сэймэя? — Не называй меня внуком! — Почти автоматически огрызнулся человек, недовольно поджимая губы. — И как же мне тебя называть? — Масахиро. — Что ж, Масахиро, так откуда ты знаешь моё имя? И что за «Моккун»? Если не ошибаюсь, именно так обозвал меня тут дух. — Хотя голос Гурена и оставался совершенно спокойным, он не отрывал взгляда от человека, а крылья тонкого носа трепетали, как у собаки, почуявшей след. — Почему это обозвал? — Потому что это скорее похоже не кличку домашнего любимца, чем на имя. — С легким пренебрежением пояснил бог, рассматривая проступившее на лице Масахиро выражение искренней обиды. — Так откуда тебе известно мое имя? Оммёдзи слегка замешкался с ответом и было вполне ясно, что чтобы он не сказал дальше, едва ли это будет правдой. — Дед рассказал. — Вот как. — Гурен медленно обошел человека и приблизился, останавливаясь почти вплотную за его спиной. Слегка склонившись, он тихо и проникновенно спросил. — В таком случае, что мне мешает просто убить тебя, любопытный внук Сэймэя? — Сикигами не могут причинить вред человеку. — Расчет был верным, не способный видеть его Масахиро вздрогнул и выпалил ответ прежде, чем успел подумать. — А ты поразительно неплохо осведомлен для посредственности. — Протянул Гурен, не спеша отстраняться. Против его ожиданий, Масахиро тоже не двигался с места. Наоборот он неосознанно слегка подался назад, ближе к сикигами и как-будто расслабился. Гурен был заинтригован. — Тоже Сэймэй рассказал? — Нет. Мой…друг. — Удивительные у тебя…друзья. Познакомишь? — Это прозвучало с легким пренебрежением, и он заметил как Масахиро сжал кулаки, явно собираясь ответить что-то резкое. — А впрочем, не стоит. Не горю желанием общаться еще с одним оммёдзи-недоучкой. Бог выпрямился, краем сознания отмечая странное желание снова податься вперед, ближе к человеку. С подобными необоснованными вывертами собственного существа он уже успел почти свыкнуться за эти месяцы. Периодически ловя себя на желании свернуться под боком у Масахиро в своей звериной форме или обнять его, шепча слова утешения, когда выражение горькой обреченности на лице человека становилось особенно заметным. Однако делать ничего из вышеперечисленного Гурен не собирался. Во многом потому, что каждое его появление вызывало у Масахиро непонятную и необоснованную бурю эмоций, ни разу не замечаемую при общении с Рикуго или Тэйн. Столь явное выражение радости себе любимому Гурена несколько напрягало, поэтому на периодические попытки Масахиро поговорить, он почти не реагировал, иногда позволяя себе пару реплик, но в основном предпочитая роль бессловесного наблюдателя.❈ ❈ ❈
— Масахиро! Масахиро! — молодой оммёдзи резко обернулся на голос, щурясь и с огромным трудом различая легкие колебания воздуха в месте, где за край хакама, его дергали неугомонные духи. — Что такое? — Там, там впереди, что-то очень-очень страшное. — Перебивая друг друга запричитали они. — Мы так боимся. Спаси нас внук Сэймэя! Масахиро перевел взгляд на улицу перед собой, силясь хоть что-то разглядеть. Но оставленных после спасения Моккуна крупиц явно было для этого слишком мало. Снова опустив взгляд под ноги, он неуверенно спросил: — Может вам стоит обратиться с этим к Сэймэю? — Он уехал, да уехал, еще утром уехал. И сикигами с собой забрал. На севере жуть что творится. Там люди болеют и умирают. Мои друзья мне рассказывали. — Снова наперебой загалдели духи. Масахиро беспомощно смотрел на них, разрываясь между желанием помочь и неспособностью это сделать. За последние месяцы он очень много тренировался, намного больше, чем когда-либо прежде, но сила подчинялась ему неохотно, заклинания получались через раз. Даже несмотря на помощь сикигами и прочитанные книги, с каждым прошедшим днём Масахиро все сильнее ощущал собственную беспомощность. И все лучше, как ему казалось, понимал мотивы Гурена, не желающего с ним нянчиться. — Спаси, спаси, спаси! Оммёдзи едва заметно поморщился, ощущая как прорывают ткань острые когти, оставляя на коже вспухшие полосы и впервые осознавая, что с нынешним уровнем силы даже эти мелкие духи могут представлять для него реальную угрозу. — Ладно. — Сдался Масахиро, делая шаг назад. — Я попробую с ним разобраться. Кое-как отделавшись от прилипчивых существ, он медленно шел вперед по совершенно пустынной в этот поздний час улице, через каждые несколько шагов замирая и прислушиваясь. Оммёдзи отчетливо ощущал чье-то присутствие и, имея представление о том, насколько сильные и опасные твари могут скрываться, невидимые для глаз обычных людей, чувствовал подступающую к горлу панику. Ему не раз бывало страшно, но никогда еще страх не сопровождался осознанием собственного бессилия. Рядом всегда был Моккун, а потом и Рикуго, да и предела собственных сил он не ощущал, всегда подспудно зная, что сможет победить. Теперь же Масахиро был один, самостоятельно отказавшись от общества дедовых сикигами — даже не видя их, он ощущал жалость и это добивало. Аякаси напал внезапно, несмотря на все предосторожности. Сооруженный вокруг внука Сэймэйем щит просто разлетелся на кусочки, а самого Масахиро резко подбросило вверх и с силой швырнуло на каменные плиты. Воздух вышибло из лёгких, а перед глазами заплясали черные точки, и прежде чем он успел хоть что-то предпринять, что-то стальным обручем сдавило грудь и подняло над землей. В лицо пахнуло гнилью и над самым ухом противно забулькало. — Неужели это и есть знаменитый внук Сэймэя, убийца богов? Ха-ха, что за бесполезный слабак. — Масахиро попытался двинуться, но аякаси сжал сильнее, не давая дышать, и оммёдзи обвис в его хватке, теряя сознание. — Такой сла-а-абый мальчишка, но знаешь, меня обязательно наградят за твою смерть, поэтому я убью тебя быстро. Продолжая шипеть о своем скором возвышении, аякаси начал все сильнее сжимать хватку. Под холодным склизким щупальцем опасно затрещали ребра, а острые зубы впились в плечо, и Масахиро захрипел от боли. Перед глазами промелькнула яркая вспышка, а потом неожиданно запахло паленой плотью и сжимавшая грудь конечность ослабла. Аякаси завыл от боли и резко отшвырнул добычу. Все произошло настолько быстро, что Масахиро не осознал в какой момент его полет благополучно закончился. Ощутил только, как тело обволокло теплом, а грозящая затопить с головой паника резко исчезла. Голова кружилась от нехватки кислорода, ребра противно ныли, плечо обжигало болью. Масахиро слышал вопли монстра, постепенно переходящие в непрекращающийся противный визг, чувствовал жар и старался как можно ближе прижаться к источнику спокойного тепла, тихо, как молитву, повторяя имя. В себя он пришел уже в своей комнате в постели. Над ним склонились встревоженные лица Сэймэя и Акико. А последняя, увидев, что он пришел в себя еще и расплакалась. Само собой дед устроил ему взбучку за подобное поведение, но в ответ на осторожный вопрос как именно Масахиро оказался дома, только смерил внука долгим непонятным взглядом и посоветовал проверить голову.❈ ❈ ❈
— Гурен? — Позвал Масахиро в пустоту, остановившись посреди комнаты. В последние недели он мало времени проводил в лесном домике, разрываясь между общежитием оммёдзи, визитами к деду, тренировками и ночным патрулированием города. И было понятно, что сюда явился не просто так. С того случая прошел уже почти месяц, за который Гурен обмолвился с ним едва ли парой слов. И то по больше части нелестных, сжигая очередное случайно поваленное дерево или отгоняя ставших отвратительно назойливыми мелких духов. Кроме того Масахиро теперь постоянно сопровождал кто-то из сикигами, ненавязчиво крутясь поблизости и это раздражало бы, если бы не наполнявшая его эйфория. Хотя собственная сила по-прежнему отказывалась подчиняться, она заметно подросла, словно встреча с аякаси прорвала какую-то внутреннюю плотину. Но что куда важнее — Масахиро снова начинал видеть. Правда об этом он не говорил пока никому, даже деду, испытывая почти суеверный страх, что способность может не вернуться окончательно. Так и не дождавшись ответа, Масахиро позвал снова, на этот раз куда менее уверенно: — Гурен? Молча наблюдавший за ним до этого момента с потолочной балки мононоке с тихим стуком спрыгнул на пол за спиной человека и сел, обвив задние лапы хвостом. — Масахиро. Оммёдзи резко обернулся, против воли задерживая взгляд на полупрозрачном контуре зверька. Гурен усмехнулся, медленно перетекая в человекоподобную форму и поднимаясь на ноги. — Ты меня видишь. — Констатировал он, встречая прямой взгляд Масахиро. Столько времени наблюдая, сложно было не заметить, что с оммёдзи в последние недели творится что-то странное. Несколько раз Гурен отмечал, как тот смотрит на сикигами, пока они занимаются своими делами. Так, словно может их видеть. Сам Гурен предпочитал не попадать в поле зрения Масахиро, вполне удовлетворяясь своей ролью наблюдателя, но происходящее теперь было занятным. Наследник Сэймэя слегка побледнел и опустил глаза, пряча взгляд и совершенно упуская момент, когда божество оказалось прямо перед ним на расстоянии вытянутой руки. — И судя по отсутствию суматохи, никто кроме меня об этом не знает. — Гурен слегка склонил голову набок и плотно облегающий ее золотой обруч блеснул, отразив проникающие сквозь открытое окно солнечные лучи, ровно ложащиеся на лицо божества и смягчающие черты. Слегка отшатнувшийся было назад Масахиро завороженно замер, утонув в давно забытом ощущении и жадно впитывая в себя начавший стираться из памяти образ. Солнце делало направленный на него взгляд мягче и оммёдзи казалось, что он оказался в прошлом, когда еще не случилось всех тех ужасных событий, а Гурен не лишился воспоминаний. Едва ли до конца осознавая происходящее, Масахиро сделал осторожный шаг вперед, протягивая руку и касаясь подрагивающими от волнения пальцами золотистой кожи. Гурен не шелохнулся, с легким прищуром наблюдая за чужими действиями, и человек немного осмелел, окончательно преодолевая разделявшее их расстояние. С какой-то отчаянной решимостью, сквозившей в каждом движении, он обнял Гурена, зажмурившись и прижимаясь щекой к обнаженной груди и замер, кажется и вовсе не дыша. Бог поднял руку легко провел по собранным в низкий хвост темным волосам, констатировав: — Значит я действительно не помню чего-то важного. — В голосе слышалась задумчивость. Масахиро вздрогнул, как-то внезапно очнувшись от наваждения, и попытался отстраниться, но ему этого сделать не позволили. — Не так быстро. — Отпусти меня! — Масахиро уперся руками в грудь Гурена, пытаясь вырваться. — Зачем? — Гурен одной рукой крепче прижал к себе трепыхающегося человека, другой почти бережно поднимая его лицо за подбородок. Внушительные когти легко касались тонкой кожи. — Так я прав? Масахиро замер, тяжело дыша и, спустя томительное молчание, нехотя ответил: — Да. — И все остальные, включая Сэймэя, других сикигами и тебя это помнят? — Да. — И никто из вас не будет так любезен рассказать мне… — Нет. — Резко оборвал Масахиро. В его глазах Гурен успел заметить тень испуга, но заострять внимание не стал. — Но ты же должен понимать, внук Сэймэя, что я все равно найду способ вернуть эти воспоминания? Вопреки обыкновению Масахиро не обратил ни малейшего внимания на упоминание его с Сэймэйем родства. Вместо этого он подался вперед: — Ты не станешь этого делать! — Почему нет? — Дед тебе этого не позволит. — С каких пор Сэймэй имеет подобную власть над своими сикигами? — Гурен испытывал странное чувство умиротворения, ведя словесных поединок с Масахиро и замечая, как все больше распыляется оммёдзи, совершенно забывая и о своем положении и о недавней робости. Конечно же Гурен и не ожидал, что с ним внезапно начнут откровенничать, если даже Кёшин упрямо держала язык за зубами, но наблюдать и анализировать ему никто не мешал. А прожив немаленькую даже по меркам богов жизнь, делать выводы он научился. — Как давно мы знакомы? — Прервал он на полуслове очередной довод Масахиро, заставив того от неожиданности подавиться воздухом. — С чего ты взял, что… — Звучала попытка изобразить удивление как-то не слишком убедительно, поэтому Гурен перебил снова. — Брось. Едва ли ты стал бы так мучиться, если бы нас раньше не связывали теплые чувства. — Он склонился над человеком, касаясь дыханием кожи и глядя в глаза. — Так как давно? Оммёдзи в ответ только демонстративно сжал губы. — Вот упрямец. — Гурен сокрушенно покачал головой. — Я ведь все равно узнаю. А ты никому и ничего не сможешь рассказать, потому что иначе придется рассказывать и о возвращающемся даре. Какая жалость, правда? Он с легким разочарованием отпустил Масахиро, отступая на шаг назад и окидывая человека долгим взглядом с ног до головы: — А мне казалось, ты хочешь попытаться снова со мной подружиться. Ну нет, так нет. — Гурен пожал плечами и растворился в воздухе, оставляя Масахиро в одиночестве.❈ ❈ ❈
— Ты идиот? — Создаю впечатление? Кёшин неопределенно хмыкнула. Она прислонилась бедром к стене, рядом с Гуреном и тоже запрокинула голову, глядя на безоблачное голубое небо. — Почему ты здесь? Мне казалось ты не слишком жаждешь общества остальных. — А где мне еще быть? — Гурен бросил выразительный взгляд в сторону расположившихся в тени под деревом и беседующих Масахиро и Акико. — А остальные…не думаю, что кто-то кроме тебя решит подойти. — А Сэйрю? — Риск есть всегда. — Бог неопределенно пожал плечами, вновь переводя взгляд на парочку и, словно размышляя вслух, добавил. — А ведь таким милым ребенком был. Кёшин сбоку от него, казалось, заледенела после этих слов. Бросив на Гурена почти испуганный взгляд, она, все же сумев взять себя в руки, осторожно уточнила: — Ты же не любишь детей. — Ну не всех же. — Расслабленно пожал плечами бог, пряча пробежавшую по губам довольную усмешку и встречаясь с настороженным взглядом Масахиро. Воистину Гурен не переставал удивляться силе интуиции этой семьи. Он открыто усмехнулся, не отрывая взгляда от глаз напротив, и тихо фыркнул, заметив, как дергает оммёдзи за широкий рукав кимоно оставшаяся без внимания Акико. Она что-то спросила и Гурен почти пожалел, что не может на таком расстоянии услышать вопрос, наблюдая, как вспыхнули уши у Масахиро и как горячо принялся он в чем-то убеждать девушку. Ему было не особо интересно, о чем они спорили, но в какой-то момент Акико повернулась в их сторону: — Моккун! Поймав ехидный взгляд Кёшин, он демонстративно поморщился и перепрыгнул через перила, мягко приземляясь. — Я Гурен. И тебе стоило бы это запомнить, человек. — Холодно ответил бог, остановившись напротив парочки. Эта девушка его откровенно раздражала своим поведением и поступками. Она была наивной и слабой по природе своей, часто плакала, когда происходящее не соответствовало ее ожиданиям и неустанно ходила хвостиком за Масахиро. И если тонкая душевная организация бывшей принцессы Гурена нисколько не волновала, то вновь проснувшийся повышенный интерес к оммёдзи выводил из состояния душевного покоя. Мальчик был загадкой, как ни посмотри, а для скучающего в мире людей бога это большая ценность. Не говоря уже о так удачно утерянных одновременно силе и воспоминаниях. Масахиро при его приближении отвел глаза. После того разговора он вообще был на удивление тихим, а при приближении Гурена то краснел, то бледнел. Вызывая паранойю у и без того подозрительного Сэйрю и сдержанный интерес у Рикуго. Однако с расспросами ни один, ни второй не лезли, поэтому Гурена совершенно не интересовали. — Простите. — Акико опустила глаза и весь ее вид говорил о том, что девушка сейчас опять расплачется, поэтому Гурен поспешил вежливо уточнить: — Вы что-то хотели, принцесса? — Д-да. — Она снова вскинула глаза, передумал плакать. — Мо…то есть Гурен-сан, прошу вас, присматривайте пожалуйста за Масахиро. Бог молча изогнул бровь, и девушка поспешила продолжить: — Сэймэй-доно скоро снова уедет из столицы, а Масахиро… — Акико, хватит! — Возмущенно воскликнул сам оммёдзи. — Я могу о себе позаботиться! В праведном негодовании он даже забыл отводить взгляд и почти сразу же пересекся глазами с Гуреном, как-то разом сникая и снова бледнея. — Не беспокойтесь, принцесса, я присмотрю за ним.❈ ❈ ❈
— Мы были любовниками? Масахиро споткнулся и едва не растянулся посреди дороги, растерянно хлопая широко раскрытыми глазами: — Ч-что? — Ты явно испытываешь ко мне больше, чем дружескую симпатию, поэтому я посчитал необходимым уточнить. К тому же, это просто предположение. — Гурен в облике мононоке совершенно по-человечески пожал плечами и, словно ничего необычного только что не произошло, неторопливо пошел дальше. Глядящий ему вслед Масахиро пытался оправиться от испытанного потрясения. После своего воскрешения Гурен сильно изменился, вернее, как сказала Кёшин, наоборот, стал таким, каким был до знакомства с Масахиро. И, общаясь с ним, оммёдзи все сильнее осознавал, что вернуть его Моккуна, не возвращая все прожитые бок о бок годы, не получится. И только-только начинало казаться, что он привыкает к этому новому Гурену, и разбитый мир приходит в шаткое подобие равновесия, как бог умудрялся совершить нечто такое, от чего земля снова уходила из-под ног. Например это… Масахиро тяжело и как-то обреченно вздохнул. Ему совершенно не нравились попытки Гурена вернуть себе утраченную память, хотя он и не мог не восхититься теми мастерством и упорством, с которыми все это совершалось. Способность видеть почти полностью вернулась, но знал об этом, по прежнему, только Гурен. Сэймэй если о чем-то и догадывался, держал мысли при себе, а остальные сикигами были слишком заняты устранениями последствий действия проклятья на севере, чтобы приставать с расспросами. — Ты идешь? — Окликнул оммёдзи успевший уже отойти на приличное расстояние Гурен, помахивая пушистым светлым хвостом. — Или мой вопрос настолько тебя потряс, внук Сэймэя, что ты решил остаться дома и посвятить целый день размышлениям? Масахиро вскинул голову, собираясь резко ответить, но наткнулся на насмешливый взгляд алых глаз и промолчал, ощущая, как против воли приливает кровь к лицу. За последние месяцы их отношения с Гуреном явно сдвинулись с мертвой точки, правда оммёдзи пока не взялся бы судить, хорошо это или плохо. Иногда он забывал, что нынешний вариант бога никак не связан с ним ни дружбой, ни общими воспоминаниями. Но на внезапные просьбы Гурен реагировал на удивление спокойно, как прежде сопровождал Масахиро, хотя и предпочитал становиться невидимым. А еще, просыпаясь посреди ночи от кошмара, внук Сэймэя несколько раз замечал краем глаза белого мононоке. Но через радость пробивалась изрядная доля беспокойства. Масахиро по-прежнему испытывал тягу и потребность находиться рядом с Гуреном, однако и сам не был до конца уверен, как можно теперь охарактеризовать его чувства. Моккун был привычным, родным и понятным, он был опорой и другом, новый Гурен был другим. Он был жестче, увереннее и…притягательнее. При взгляде на него оммёдзи ощущал окатывающую с ног до головы горячую волну. Гурен не был больше членом семьи, и Масахиро откровенно боялся копаться в подоплеке собственной тяги. Оммёдзи помотал головой, отгоняя мысли, начинающие снова принимает пугающее направление. По опыту он знал, что все равно рано или поздно придется с этим разбираться, но малодушно предпочитал плыть по течению.❈ ❈ ❈
— Ты снова не спишь. — Не могу уснуть. Гурен окинул оммёдзи внимательным взглядом: — Не стоит волноваться за Сэймэя. С ним ведь отправились сикигами. — Не все. — Я больше не его сикигами. А Сэйрю или Рикуго справятся не хуже. — Бог огня медленно подошел и присел на порог рядом с Масахиро, опираясь спиной о стену и переводя взгляд на улицу. — Но дело ведь не только в отъезде Сэймэя. — Не только. — Не стал отрицать очевидное тот, стараясь незаметно стереть с лица следы оставленных очередным кошмаром слез. — Тебе стоит поговорить о твоих кошмара с Сэймэйем. Никогда нельзя сказать точно, значит сон оммёдзи что-то, или это просто сон. Масахиро отрицательно помотал головой, обнимая руками колени, и опуская на них подбородок: — Мне снится прошлое. Не думаю, что в таких снах могут быть знаки. — В таком случае, по-твоему, стоит оставить все как есть? — Гурен повернул голову к человеку, приподнимая бровь. — Я перепробовал все возможные способы. — Еще сильнее сгорбился Масахиро, не глядя на него в ответ. — Дед говорит, что это из-за того, что я не могу принять настоящее. — Почему? Родные в тебе души не чаят. Способности оммёдзи постепенно возвращаются. — Я… — Гурен прекрасно видел, как внутри человека потребность наконец поделиться своей ношей с кем-то борется с нежеланием рассказывать что-то, явно имеющее непосредственное отношение к тому эпизоду из прошлого. — Я причинил боль тому, кто был мне очень дорог, чтобы спасти его. — В этом причина? — Скорее все же нет, чем да. Масахиро снова замолчал, все еще продолжая колебаться, и тогда Гурен положил руку ему на плечо, мягко привлекая к себе. В первое мгновение человек в его руках закаменел и перестал дышать, явно не понимая причин подобного поведения, но постепенно расслабился, подаваясь ближе и прижимаясь щекой к груди. — Ты едва ли сможешь рассказать мне что-то такое, о чем я все еще не узнал. Так в чем все же причина? — Я должен был отдать свою жизнь за его. — Голос Масахиро был негромким, но в ночной тишине каждое слово звучало удивительно отчетливо. — Наверное это глупо, но я согласился без раздумий. Это казалось мне хорошим исходом — отдать жизнь ради спасения того, кто дорог, хотя было очень страшно и больно оставлять родных. Но меня вернули, и я поначалу был счастлив, но… — Все оказалось не так просто, верно? — Да…мне казалось, что куда важнее, чтобы кто-то просто был, чем чтобы он был рядом. На деле это почти невыносимо. Каждый день знать, что он где-то рядом… — Но при этом совершенно ничего не помнит, верно? — Гурен медленно кивнул в ответ на свои мысли, поддерживая затеянную человеком игру в незнание. Из отрывочных сведений и случайных оговорок ему удалось почти полностью восстановить картину произошедшего. Было ли дело в отсутствии собственных воспоминаний, или прошедшем времени, но сейчас и нападение на Масахиро и собственная смерть воспринимались им совершенно спокойно. — И теперь ты сожалеешь о принятом решении? — Я сожалею, что остался жив. — Масахиро выпалил это на одном дыхании и снова замер, ожидая реакции, но Гурен никак не продемонстрировал своего удивления или недовольства подобной глупой идеей. Хотя внутри что-то дрогнуло от пронизывающей слова горечи и наличия самой возможности подобного исхода. — Дед должен был стереть все воспоминания обо мне, так что никто из родных кроме него не помнил бы. — А сам Сэймэй? Ему было бы очень больно потерять любимого внука. — Я был совершенно уверен тогда, что у меня нет выбора. Масахиро замолчал, а Гурен не спешил продолжать расспросы, рассеянно перебирая рассыпавшиеся по плечам человка длинные черные волосы. На некоторое время между ними повисла тишина, нарушаемая только шелестом листвы и отдаленным пением цикад. Наконец Гурен произнес: — Это вполне в духе некоторых богов — создать полную видимость счастливого финала, не особенно заботясь о дальнейшем. — В твоем тоже? — Я предпочитаю не вмешиваться в дела людей. Сэймэй первый человек за очень долгий срок, который смог меня заинтересовать. — Поэтому ты стал одним из сикигами? Бог огня скосил глаза на Масахиро, на его лице читалось изумление: — Неужели общаясь со столькими богами и ты так и не понял? Все дело в скуке. Мы не бессмертны, но живем очень-очень долго, так что со временем становится просто безумно скучно. Но это вовсе не означает, что боги не могут испытывать тех же чувств, что и люди. — А я? — Масахиро зашевелился и передвинул голову так, чтобы видеть лицо Гурена. — Я вызываю у тебя какие-нибудь чувства? Бог огня хмыкнул. Определенно полусонное состояние плохо влияло на способность человека ясно мыслить. Едва ли он решился бы задать подобный вопрос, не сложись все так: — Я совсем не помню последние годы, и, если здесь замешаны другие боги, память едва ли когда-нибудь вернется. Но моя сущность продолжает к тебе тянуться, и если раньше ты был, судя по всему, для меня кем-то вроде маленького брата, о котором я заботился, то сейчас ты интересен мне и как мужчина тоже. — Это значит, что ты меня не оставишь? — Из всего, что я сказал, тебя беспокоит только это? — Почти с умилением в голосе переспросил его Гурен. Масахиро в ответ помотал головой, широко зевая, и проворчал: — Я, кажется, люблю тебя. Так что не думай, что сможешь меня напугать своими словами.❈ ❈ ❈
— С твоей стороны было довольно глупо использовать на том аякаси настолько сильную технику. — Ну кто же мог знать, — Масахиро попытался склониться вперед, уходя от прикосновений, но спину снова обожгло нестерпимой болью. — Что эта безобидная зверушка умеет отражать направленные на неe атаки. — Я, например. И непременно рассказал бы тебе об этом, соизволь ты выслушать меня прежде, чем бросаться на помощь тому духу. Раздосадованно хмурясь, Гурен чуть сильнее нажал на ткань, которой обрабатывал пострадавшую спину оммёдзи. Масахиро зашипел, как потревоженная гадюка и предпринял еще одну попытку отстраниться, но бог огня держал его крепко. — Больно! — Еще раз дернешься, и устранять последствия своей глупости отправишься к Сэймэю. Заодно и объяснишь, почему после сражения с простеньким демоном у тебя половина спины в ожогах. — Ледяным тоном предупредил его Гурен, однако хватку ослабил и стал действовать осторожнее. Отложив насквозь пропитавшийся кровью отрез ткани, он смочил новый в приготовленном Теницу отваре и принялся обрабатывать наиболее крупный ожог около правого плеча, стирая грязь, обугленную кожу и запекшуюся кровь. Осмотрев последствия недавнего боя, богиня только с грустной улыбкой покачала головой, пояснив, что исцелить полученные подобным образом раны она не сможет. Вместо этого она передала Гурену несколько отваров и мазей и объяснила принцип их использования. — Когда в следующий раз решишь погеройствовать, вспомни, сделай милость, что регенерация у богов в несколько раз выше, чем человеческая, и на мне подобные раны зажили бы за несколько часов. Масахиро, стиснув зубы, молча терпел все его манипуляции, признавая свою вину. Гурен снова сменил ткань, на этот раз щедро нанося на нее мазь, сворачивая в несколько раз и заматывая повязкой поверх раны. Закончив перевязку, он отодвинул в сторону глиняные миски и поднялся, сверху вниз глядя на Масахиро. — Тебе лучше лечь. Оммёдзи безропотно принял помощь, поднимаясь на ноги и отворачиваясь, чтобы скрыть гримасу боли. Гурен тяжело вздохнул и, осторожно поддерживая Масахиро, так, чтобы не касаться повреждений, помог ему добраться до футона и лечь на бок. — Тоуда, не уходи. — Тихо попросил человек. Гурен подавил рвущиеся с языка ехидные комментарии и прилег рядом, осторожно отводя с лица Масахиро спутавшиеся волосы. — Когда ты научишься быть осторожнее? — Когда буду уверен, что ты не пострадаешь из-за моей глупости. — Оммёдзи слабо улыбнулся, перехватывая руку бога своей, и прижимая ее к губам. Гурен усмехнулся в ответ, оглаживая кончиками пальцев все еще бледную от потери крови кожу. — То есть никогда? И, прежде чем Масахиро успел возмутился подобной формулировкой, подался вперед, запечатляя на приоткрытых губах поцелуй. Оммёдзи довольно прикрыл глаза, отвечая на медленную ласку и за шею притянул своего сикигами ближе.❈ ❈ ❈
Когда Кёшин заглянула к ним вечером, она застала мирно спящего Масахиро, уткнувшегося носом в грудь Гурена, и самого бога, задумчиво поглаживающего молодого оммёдзи по голове. Спрятав довольную улыбку, сикигами бесшумно исчезла, оставляя внука Сэймэя и его избранника в одиночестве. Ей еще следовало заглянуть к самому Сэймэю и сообщить, что страшное проклятье, наложенное на принцессу Акико, похоже ослабевает и скоро девушка сможет вернуться домой.