Авер

Миро: Дим, привет. Я зайду в три, это удобно? Дима не отвлекается на ответ, только бросает взгляд на телефон и хмурится: снова забыл выключить звук, прежде чем надеть перчатки и взять в руки тату-машинку. До трех ещё есть время, успеет ответить (словно если он не ответит вообще, Миро не завалится). Миро. С каких это пор Хинтер не дописывает последнюю букву имени клиентов, забивая их номер в контакты? Клиента. Нет, Мирон Фёдоров никогда не бил у него тату, Дима не уверен, что они у него вообще есть. Мирон Фёдоров, русский студент Академии Искусств в Берлине, покупает у него травку и редко-редко таблетки. Мирон приличный мальчик из приличной семьи, которая отправила его в Германию изучать искусство, развиваться и определённо точно не заходить в тату-салон Хинтера за парой граммов травы. Интересно, что он, мелкий говнюк, говорит родителям? Тратит деньги на учебники? Стоит сказать, что сам Дима никогда не толкал это дерьмо лично, у него всегда были свои люди здесь, в Берлине, и в Мюнхене, но как и в случае с последней буквой имени, для Мирона Фёдорова было сделано исключение. То ли из-за его глаз на выкат, то ли из-за длинного носа, сложно сказать. Спустя десять минут Дима забывает о сообщении, полностью погрузившись в работу, и на телефон вообще не обращает внимания. До трех он успевает набить какой-то телке аккуратную веточку с листочками на ребрах и закончить эскизы рукавов на завтра, и не думает о Миро(не). В три часа Мирон приходит к нему на студию в идеально выглаженной розовой рубашке и - ебаный в рот, - в кипе. Дима критично осматривает парня, но не успевает ничего сказать. - Не обращай внимания, ходил в синагогу, сделать родителям селфи, сегодня Рош ха-Шана и все такое, - Мирон часто облизывает губы и чешет затылок, порываясь снять кипу, но не решается. Чувствует себя долбоебом, рассказав это классному мужику, который толкает ему траву и дрочит ему в его, Мирона, фантазиях, но что уже сделаешь. Будь Мирон его сыном, он бы его пиздил не смотря на возраст, думает Дима, но на деле только достаёт из тумбочки заветный пакетик и бросает парню, но тот не успевает словить и поднимает с пола. Хинтер, сощурившись, наблюдает за ним из-под очков, так и не проронив ни слова. У Мирона какая-то особая энергетика, бьющее из него ото всюду очарование, что заставляет тридцатишестилетнего Хинтера тяжело вздохнуть и потереть переносицу. Мирон не замечает, а может и будто бы не замечает взгляда мужчины, и на какой-то момент подвисает, рассматривая студию, а потом просит сделать ему тату. - Разве это не авер? - усмехается Дима, подзывая парня ближе к себе. Тот факт, что Мирон - еврей, нравится Хинтеру больше, чем следовало бы. - А это? - улыбается ему в ответ Фёдоров, отсалютировав ему зажатым между пальцами пакетиком с травой. - Что ты хочешь? Думая, Мирон всегда закусывает губы и тут уже Хинтер не сдерживает поток мыслей. На сколько двадцатилетний Миро его младше? На шестнадцать лет? Похуй. - Не знаю, просто интересно, как это. - Как придумаешь, приходи. - Нет-нет, стой, знаю, - Мирон садится на кушетку, на ходу подкатывая рукава рубашки до локтей. - Маген Давид, вот здесь, чуть ниже локтя. Дима смеётся: - У тебя все равно денег сейчас на тату нет, я же знаю. Когда Мирон ближе, Дима замечает, насколько длинные и пушистые у него ресницы, за что хочется стукнуть себя по лицу, но потом он думает о том, что Мирон - не сексуальная красотка, у него нет сисек и классной жопы, Мирон худой и забавный, а его длинный нос Хинтер может по памяти нарисовать с закрытыми глазами. И поэтому ты смотришь на его ресницы? - Пиздец, - говорит вслух Дима, когда Мирон выходит, попрощавшись до следующего раза. Худой Миро(н) с длинными, пушистыми ресницами кажется ему более сексуальным, чем кто-либо с красивой грудью и упругой попой. Пиздец. /// До момента, когда Дима впервые видит Мирона обдолбанным, Федоров приходил к нему в выглаженных рубашках или застегнутых на все пуговицы поло, в кипе или без нее, всегда с уложенными волосами, и в голове Хинтера вполне естественно сформулировалась четкая фантазия с чувственным «папочка» с придыханием и едва слышным постанываем. Все хуйня. Когда Дима впервые видит Мирона обдолбанным, Мирон в спортивках, каком-то дебильном свитшоте и лысый. Чувственный мальчик из его фантазий – лысый пацан в рибоке, сидящий на полу, в окружении каких-то ему подобных торчков. Первая мысль в голове Хинтера: он что, сделал родителям селфи на месяц вперед? Дима вообще давно не посещал клубы и какие-то вписки, он считает это лишним в силу своего возраста, но этот бар – что-то вроде закрытого места, где можно, спокойно расслабившись, покурить травку и пообщаться с приятными людьми. Один его знакомый, писатель-эмигрант, открыл его «для своих», здесь никогда не было трешовых наркотус, здесь можно играть в шахматы под виски, или слушать современную поэзию. В какой-то момент Дима стал о Мироне лучшего мнения, чем до прихода сюда. По крайней мере Мирон курит купленные у Хинтера косяки не с тупыми однокурсниками, а с приятными, творческими людьми. - Мирон, - говорит тот самый знакомый писатель, протягивая Диме стакан виски, - талантливейший парень. Подсядь. Дима подсаживается, но не на пол, а на диван, возле которого сидит Федоров. Голос Мирона предсказуемо расслабленный, он говорит медленнее обычного, слегка неразборчиво из-за зажатого между губ косяка: - «Вперед! Силенки в кулак, веревку берем, На приговоренных тряпье, народ во всю глотку орет. Эшафот и мешок, неизбежной победы стяг, Какие-то шуты на потешном столбе висят.» Дима беззвучно смеется, откинув голову на спинку дивана. Чего он еще ожидал? Мальчик хорош, очень хорош. Мирон говорит настолько медленно, что его не вполне вменяемые, как и он сам, слушатели решают отойти за выпивкой. Хинтер делает то, о чем думает с момента, когда увидел Миро обдолбанным, - протягивает руку и осторожно поглаживает теперь уже лысую макушку, спускается чуть ниже и проводит кончиками пальцев по нежной шее. Оставшихся слушателей это не смущает, только Мирон чуть напрягается, но сфокусировав взгляд и увидев, кто его трогает, снова выпадает из реальности. Когда Мирона начинает отпускать, он забивает на свою поэзию и, кое-как засунув и без того помятый листок с Полигоном в карман спортивок, идет за бутылкой джина. Дима осознает, что скорее всего, через пару часов его самый очаровательный (и этим словом Дима почему-то описывает так же сексуальность и талант Мирона) клиент не вспомнит эти поглаживания, но через пару минут лысая макушка ложится к Хинтеру на колени. У Мирона длинные пальцы и красивые запястья. Он водит руками в воздухе, не особо фокусируясь на том, что делает, а потом серьезно смотрит на Хинтера и спрашивает у него, как он думает, кто все-таки убьет Марка. - А хуй знает, - пожимает плечами мужчина и забирает у Мирона бутылку, чтобы сделать глоток. – Нахуя его убивать-то? Мирон смотрит на Диму так, словно Хинтер только что смолол самую невероятную херню в своей жизни, старшего это веселит. Мирон тоже смеется, но это просто потому что он обдолбанный. - Давай трахнемся. - Не, не, секс – это искусство, - Дима хочет - пиздец хочет, - но он не спит с малолетними обдолбышами, и в этом плане он не собирается делать исключение даже для Миро(на), - а ты объебанный. - Все самое лучшее, что я делаю, я делаю под травой, - Мирон по-детски тычет Хинтера в грудь, - благодаря тебе. - Благодаря траве, а брать ее ты можешь у кого угодно. - Не-ее, ты ахуенный. Дима снова смеется. Ясно все с тобой, Мирон Федоров. /// Дима понимает, что Мирон все еще не протрезвел, что у него все еще красные белки глаз, что он, Дима, сейчас идет против своих принципов, но проблема в том, что Федоров уже раздет. Полностью. Миро немного потряхивает и он сильнее кутается в выданное ему банное полотенце, и в какой-то момент Хинтер сомневается в том, что этому придурку вообще стоит толкать товар. Потому что отходняк у него не позавидуешь, а еще старушка, у которой Мирон снимает комнату, выгонит его, если тот заявится посреди ночи в таком виде. Но, как художник, Дима очень рад, что Мирон побрился. Ему нравится его худое тело, нравятся колени, нравится какой-то обозленный взгляд исподлобья и то, как лысая макушка не лишает парня миловидности. Федоров постоянно гладит себя по голове и Дима допускает, что короткие пряди валяются сейчас в туалете бара. - Мне нравится, - подает голос Дима. Миро дергается и убирает руки от головы. - Я примерно помню, что происходило. - Чудно. Такой Мирон так идеально вписывается в интерьер квартиры Димы, именно такой: голый и лысый. Не потому что Дима очень сильно хочет с ним переспать, а потому что скетчи на белых стенах, почти засохший фикус и импровизированная кровать из паллетов еще никогда не сочетались между собой так хорошо, как сейчас, когда на этой самой «кровати» сидит продрогший Мирон. Дима не контролирует себя, когда садится на пол у ног Федорова и аккуратно, на пробу касается его колен. - Я хочу кушать, - говорит Миро в момент, когда Дима целует нежную кожу его бедер. Хинтер в который раз смеется, он знает этот тон: пучеглазый оттягивает момент. И, конечно же Диму это не останавливает. – Дим, я голодный. Мужчина кивает, но никак не реагирует. Бедра Мирона покрываются гусиной кожей, его все еще потряхивает, и Дима, прикрыв глаза, трется недельной щетиной чуть выше колена. Мирон дышит громче, а Хинтер не может вспомнить последний раз, когда был так вдохновлен. Он раздвигает его ноги и подсаживается еще ближе, они почти на одном уровне, поэтому приходится наклониться, чтобы поцеловать плоский живот, провести кончиком языка влажную дорожку до ребер, укусить и снова отстраниться. Мирон холодный и пахнет диминым гелем для душа. Совершенно идеальный. /// Дима просыпается от грохота чего-то на кухне, нашаривает рукой очки, но не находит их, видит размытую картинку чьих-то голых ног, прищуривается и видит, что Мирон поливает его почти засохший фикус, который Дима не собирался поливать еще неделю, доводя его до нужной полумертвой кондиции, которая его вдохновляла. Мирон ахуел как для восьми утра. - Я должен был свалить до того, как ты проснешься, да? – подает голос Миро(н). Миро. Красивый, вдохновляющий Миро. Дима, наконец, надевает очки и осматривает парня. – Ну, типа во избежание неловкости и… Хинтер отмахивается, вставая с постели. - Я же не двадцатилетний пиздюк, я вполне спокойно приготовлю тебе завтрак. На кухне Мирон сидит тихо, кажется, задерживает подольше дыхание, чтобы не издавать никаких звуков вообще, Диму это веселит, но комфортить его никак не собирается. Вчера уже комфортил. Мирон краснеет. В смысле… ну, не то чтобы он такая стесняшка, просто не каждый день твой барыга тащит тебя домой, целует тебе бедра, а потом готовит завтрак. - Спасибо, что не кинул, - нервный смешок. – Прямо в ответе за тех, кого накурил. Ну, так… набьешь мне Маген Давид? Сколько это будет стоить? - Два раза в рот. Хинтер прямо чувствует, как Мирон прожигает ему взглядом спину, где-то в глубине души расстраивается, но решает виду не подавать. - Шутка, - натянуто улыбается Дима. - Можно сделать предоплату? У Мирона очаровательная улыбка.