Его богатый внутренний мир

      Эоле нравилось быть дерзкой. В детстве она просто не слушалась старших, потом сбежала из дома. Совершеннолетие она встретила, распивая скуму с маркартскими наёмниками в лесу, и одна Дибелла знает, что Эола творила после в ту ночь. Знакомство бретонки с братом Беригаром стало апогеем, как она сама считала, бесшабашности: не мудрено ли, встречаться с хранителем Зала Мёртвых! Круче было бы только некроманта охмурить, но от реальной магии, особенно тёмной, Эола предпочитала держаться подальше. Жители Маркарта обходили Беригара стороной, что было типично в отношении людей его профессии. Но Эола была не такой. Ей нравилось чувствовать себя особенной, даэдрически смелой, ведь фактически она общалась с изгоем. Это, плюс некая мрачная таинственность, делали Беригара особенным и весьма притягательным в глазах девушки.              Вся напускная бравада вмиг улетучилась, когда мужчина привёл её в свою спальню. Жил он там же, где и работал, — в Зале Мёртвых. Эола сочла это забавным. Не смешно стало, когда Беригар со всей серьёзностью пожелал «предаться любви» на столе для бальзамирования. Когда бретонка, сдержав рвотный позыв от такого предложения, назвала его ненормальным и попыталась покинуть Зал — ей ясно дали понять, что от неё получат всё, что было запланировано. Хранитель и впрямь тронулся умом — с детских лет имел дело больше с мёртвыми, чем с живыми, это касалось и его «любовных похождений». Да, этот слух о Беригаре был правдив: Эола оказалась первой живой девушкой, с которой он провёл ночь, но делал он это аккурат так же, как с мёртвыми маркартскими красотками до неё.              Бретонка много раз пыталась выбраться, и много раз была за это жестоко наказана. Со временем она перестала плакать и сопротивляться — слёзы в её глазах появлялись лишь когда в извращённый мозг Беригара закрадывалась новая больная фантазия, которую он спешил воплотить. Самыми мерзкими были случаи, когда психопат решал, что пора пригласить мертвецов присоединиться к любовным утехам. Он придумывал целые сценарии и был главным актором. Иногда только смотрел.              И вот, наконец, он ушёл. Дня три Эола сможет посидеть в тишине, а её тело не будут использовать, словно она — одна из мёртвых игрушек Беригара. Она надеялась, что насильник задержится, и удастся отдохнуть подольше; о побеге бретонка даже и не помышляла. Но вот прошло три дня, четыре, пять. Неделя. Хранитель Зала никогда раньше не пропадал на столько дней.              Волноваться Эола начала лишь когда вода оказалась на исходе. Ещё оставался ящик вина.              Через две с половиной недели с момента ухода Беригара бретонка съела последние крошки иссохшего хлеба. Она наотрез отказывалась принимать тот факт, что еды не осталось. Паника прошла. Заложница делала, что могла: пыталась вскрыть двери, колотить в них, но прохожие всегда обходят стороной Зал Мёртвых — конечно, никто не услышал криков Эолы. Как и в прошлые разы, когда Беригар оставлял её одну. Бретонка убедила себя, что приняла свою судьбу, но в душе надеялась, что спасение придет чудесным образом.              Первые два дня без еды она сходила с ума от голода. А поскольку из питья у неё было только вино, это только добавляло головной боли. Девушка не могла стоять, только лежала, нашептывая молитвы одними губами. Как бы она сейчас хотела, чтобы вернулся Беригар! Пусть это был последний человек, к которому она питала какие-либо добрые чувства.              Ещё через три дня, к своему удивлению, Эола почувствовала прилив сил. Её мысли прояснились. Она снова стала бродить по залам в поисках еды или воды — вдруг что-то пропустила? Но нет, чуда не произошло.              Ещё через несколько дней Эола была уверена, что проглотила бы траву вместе с землёй, будь та в зоне её досягаемости. Сердце еле стучало. Девушка, ужасно исхудавшая и бледная, с запавшими глазами, едва передвигалась. У неё совсем не было сил. Она мысленно призывала богов — любых богов, что могли спасти её.              — Не плачь, дитя. Я помогу. Помогу… — зазвучал женский шёпот.              Эола чётко осознавала, что это только в её голове. «Галлюцинации. Я точно умираю», — подумалось отчаявшейся бретонке.              — Ты не умрёшь, — подхватил шёпот, — я помогу тебе. Слушай… Здесь… Полно еды…              «О чём это ты?» — не понимала Эола.              — Выходи в Зал. Я приготовила тебе поесть, — ободряюще сообщил голос. Бретонка горько усмехнулась этим мыслям и ответила:              «У меня нет сил».              — Тебе кажется. Выходи.              Вдруг эхом по залу разнёсся скрип открывающейся входной двери. Вряд ли это Беригар: при всей его ненормальности, он бы не бросил её на чудовищную голодную смерть и не оставил бы свою любимую работу. Кто бы там ни был, он спасёт её от смерти и заточения! Эола крикнула, но звука не последовало. Нужно было торопиться. Бретонка выпала из кровати на холодный каменный пол и с трудом поднялась. Шатающейся походкой она добралась до двери комнаты Беригара, где проходило её заточение, навалилась на створку и упала в Зале. Слишком поздно: входная дверь снова захлопнулась. Незнакомец ушёл.              От отчаяния Эола снова попыталась закричать, и снова из её горла вылетел только хрип. Перед глазами поплыли чёрные круги.              — Твой ужин ждёт, Эола, — напомнил шёпот.              «За что?!» — отчаянно взмолилась девушка. Помощь пришла слишком поздно! Зачем идти дальше? Но голос настойчиво советовал Эоле присесть на ступеньках у входа в Зал.              Она нашла в себе силы подняться в последний раз и, держась за стены, в нишах которых лежали мёртвые, медленно двигалась к той самой двери. Достигнув цели, Эола опустилась на пол.              У входа лежало тело мужчины. Весёлое времяпрепровождение с Беригаром научило её не визжать как изнеженная княжна при виде даже самого гнилого трупа. Она знала не понаслышке: живые куда страшнее мёртвых. Имперец явно был «свеженьким», как говорил Хранитель Зала. Кто же бросил этого несчастного в Зале? Так происходило всегда: стража не утруждала себя и просто кидала мертвецов у входа, если брат Беригар не отвечал на зов.              — Посмотри, какой аппетитный, — начал голос, — и свежий!              Эола тут же посмотрела на труп. Да, пахло от него вкусно. Но это был не тот посыл, который до неё пытались донести…              — Смотри внимательнее, дитя, — заботливо сказал шёпот.              На его несвежей и уже немного рваной одежде нигде не было карманов, где бы он мог спрятать хотя бы бублик; тем не менее, бретонка обшарила всё. Голос снова настоял, буквально приковав её взгляд к мускулистым рукам мёртвого имперца… И тут до Эолы дошло, о чём ей твердили. Даэдра подери, нет! Она не каннибал! Она не будет этого делать! Это неприемлемо. Аморально.              — Что значит мораль, когда ты уже на смертном одре? — вдруг спросил шёпот. — Никто тебя не осудит, все поймут. Ты и так стерпела слишком многое, бедняжка…              Эола понимала, что это, возможно, последние часы её жизни. Она не ела так долго, что забыла вкус еды. Глаза закрывались сами собой, и если сейчас она заснёт — то уже никогда не проснётся. Её простят. Кем бы ни был этот мужчина, ему уже всё равно, а его душа, если узнает, тоже простит умирающую бретонку. На поясе мертвеца был кинжал — Эола вытянула его из ножен и оголила грудь имперца. Он был едва тёплый.              Лезвие в неумелых руках Эолы рассекло плоть. «Глубже», — советовал шёпот. «Левее». «Больше». Держа в руках мягкий кровавый кусочек, бретонка всё никак не могла решиться. Выглядело мерзко.              Она зажмурилась, вложила человечину в рот и проглотила, не жуя, пытаясь избежать вкуса. И всё же, её лицо скривилось от отвращения, а съеденный кусочек начал проситься наружу.              — Я знаю, мужчины не очень вкусны, — с сожалением произнёс голос, — но так ты не наешься. Попробуй ещё…              «Не очень вкусны? Да такое блюдо никаким гарниром не спасёшь», — подумала Эола. Но одного маленького куска было явно недостаточно для того, чтобы восстановить силы. Бретонка отрезала ещё несколько точно таких же кусочков, намереваясь съесть как минимум пять, иначе она зря переступила через себя. Она съест ещё немного этой гадости и дождётся подмоги, наверняка об исчезновении Беригара уже узнали, и скоро кто-то придёт вновь…              От второго раза ощущения были теми же, равно как и от третьего, но Эола чувствовала, что постепенно к ней возвращались силы. Съедая пятый кусочек, она поразмыслила, что, вероятно, будь эти кусочки варёными или жареными, было бы не так отвратительно. Шёпот посоветовал ей попробовать… прямо сейчас. Восстановить тело и рассудок хорошей трапезой. Что в этом плохого?              Теперь она уже была в состоянии встать и найти тележку, на которой Беригар перевозил мёртвых, и водрузить туда свой ужин. Не слишком-то сытная, но определённо необычная закуска магическим образом её взбодрила. Эола слабо соображала, что в действительности она делает, но ей показалось неплохой мыслью довезти имперца до комнаты и развести огонь. У неё вдруг загорелись глаза при мысли о прожаренной шейке и потрохах. Сердце ныло — бретонку так и манил вкус смерти, но голос человечности требовал не есть больше той порции, что спасла её жизнь.              Эола подложила углей и налила в чан остатки вина… Шёпот почему-то замолк.              — Ты… Ещё здесь? — спросила бретонка вслух, обведя взглядом потолок. — Кто ты? Я в неоплатном долгу перед тобой.              — Я — Намира, дитя моё, — ответила богиня.              Бретонка ужаснулась. Она слышала о Намире — в её власти было всё самое мерзкое и гадкое, что только может прийти на ум, все наиотвратительнейшие деяния, когда-либо творившиеся людьми. Был ли Беригар послушным сыном Намиры? Уж наверняка. Наверняка сама богиня выбрала Зал Мёртвых своим храмом… Да, Эола молилась, чтобы боги помогли ей, и Намира помогла… в своей манере. Помогла, когда все добрые аэдра лишь безмолвно наблюдали за её мучениями. Эта отвратительная трапеза спасла ей жизнь, и там, сидя в Зале и держа в руках окровавленную человечину, она поклялась себе никогда не делать этого снова. Тогда почему её рот наполнился слюной, стоило Намире заговорить о супчике из предплечья, барбекю из рёбрышек и гриле из… Эти речи были просто ужасны! И всё же, звучало очень вкусно. С каждой такой фразой Эола лишь больше в этом убеждалась как по волшебству, да это и было волшебство — тёмные, даэдрические чары, что сбивают смертных с пути света.              По Залу Мёртвых разнёсся аромат варёного имперца. «Приятного аппетита», — тепло пожелала Намира, и Эола приступила к полноценному ужину. Она жадно отрывала зубами куски, набивая полный рот, ей хотелось ещё, и ещё, и ещё! Жалела бретонка только о том, что у неё не было гарнира, хотя, пожалуй, и само мясо было немного жестковато. В следующий раз Намира посоветовала попробовать «особь» помоложе… Да, теперь Эола была совсем не против устроить «следующий раз». Попробовать нежное эльфское мясо или низкокалорийное аргонианское, неспешно запивая его солитьюдским вином… Ей хотелось. Или нет?.. Всё же… да. Да!              Проснувшись… на другой день? Эола не знала, день то был или ночь, заточение превратило время в один нескончаемый поток темноты, освещённый лишь тусклыми двемерскими лампами. Окон в маркартских домах не было, а уж тем более в Зале Мёртвых, которому по определению полагается быть мрачным. Запах варёной человечинки рассеялся, и вернулся привычный — тяжёлый запах двемерского камня, перемешанный с ароматами мертвечины. Хотя, прожив в Зале так долго, бретонка уже и не замечала этого.              Эола потянулась, широко зевнув, а после улыбнулась усопшему имперцу, на плече которого проспала всю ночь. Теперь труп окончательно похолодел. Кожа на груди была неумело изрезана, скорее искромсана, где-то по центру грудной клетки не хватало куска мяса, вырванного вчера прямо руками, для варки; предплечья тоже словно грызли дикие звери. Бретонка наклонилась ближе к его лицу — уже не молодой, но ещё старик.              — Госпожа сказала, что я должна поблагодарить тебя, — вновь улыбнулась Эола и поцеловала мёртвые, словно окаменевшие губы. — Спасибо.              «Интересно, каким он был человеком? — вдруг задумалась бретонка. — Одет он как бедняк. Но ведь наверняка у него был богатый внутренний мир…»              Она вдруг вскочила и схватила нож. Прикинув с минуту, Эола вонзила кинжал в брюшную полость и вскоре раскрыла живот, как распаковывают картонные коробки. Бретонка знать не знала, как называется всё то, что открылось её любопытному взору, и действовала по наитию. Кишки на вид ей сразу не понравились, но и под ними ничего интересного она не нашла, вытянув в большую миску. Нечто с правой стороны тела и вовсе было опасно есть, как подсказал Эоле внутренний голос, внемлющий воле Намиры. Зато слева от этого странного тёмного органа бретонке было суждено найти нечто интересное. Она вырезала желудок и кромсала его кинжалом на тарелке, пока лезвие не ударилось обо что-то твёрдое. Кончиком кинжала она поддела находку — кольцо, подарок самой Намиры, оставленный в укромном уголке этого богатого внутреннего мира. Эола мысленно поблагодарила богиню и продолжила свои исследования. Тем самым, что она вырвала вчера почти без помощи ножа, было сердце. Лёгкие оторвать ей не удалось, да и для рёбер нужно было что-то посерьёзнее стального кинжала, но в Зале ничего такого не найти — только какие-то хлипкие на вид инструменты Беригара. Тень обиды и разочарования скользнула по лицу Эолы. А ведь ещё столько всего интересного впереди! Интересно, тяжело ли будет отрубить руку? Какова на вкус голень? И главный вопрос — подавать с чесночным соусом или с томатным?..              Скрип тяжёлой двемерской двери вновь эхом разнёсся по Залам Мёртвых. Эола подпрыгнула от радости: теперь она могла выйти наружу… и вернуться к своему имперцу с топором и приправами.