Восемнадцатилетие.

Катсуки одиночка. Да, у его были друзья, семья, любимые. Но в душе он всегда терзал себя. За то, что не смог защитить никого. Катсуки не любил быть в центре внимания, но народ всегда тянулся к нему и окружал его с самого детства. Предатели и сволочи. Люди совсем не имеют чувства достоинства. Бакугоу же просто отключает все в себе и остаётся оболочкой, что двигается на автомате. Он защищает себя внутри, от глупых и терзающих воспоминаний. Каждый раз, когда он взирает на ладони, они грязные, и эту вину не очистить. Тьма поглощает с каждой секундой. Боль не заглушается таблетками. Бакугоу пробовал, с каждым разом повышая дозу. Его тошнило, душа гнила изнутри. Катсуки всегда был слеп. Радужные краски никогда не посещали его. Наркотики тоже не давали особых ощущений. Что-то стягивало изнутри. Впивалось зубами, когтями. Захотелось покончить с этим. Здохнуть где-то под мостом, в сточной канаве, чтобы не трогали. И вот сейчас, совсем одинокий. Восемнадцатый день рождения и никого нет. Глаза щипало, слезы мешанные с кровью забрызгали ковер. Кислорода не хватало, хотелось вырвать ребра руками, лишь бы свободно дышать. Веревка давила, но этого было недостаточно. Мелкие, но глубокие порезы давно зажили, но оставили после себя полосы, что сводят с ума. Сделать новые раны, видеть как красное вещество капает, быстро растворяясь. Представлять как эта гниль выходит из тела. Взгляд кровавого цвета, с капелькой пустоты. Он смотрит сквозь тебя. Лезвие лежит на полу, кровь медленно, тонкими струйками вытекала из запястий. - Зато теперь - Катсуки улёгся в ванной - все уйдет навсегда. Забуду те гнусные лица, те слова, полные ненависти, и голоса, что говорили презрение - прохрипев это, Бакугоу опустился под воду и выпустил воздух из лёгких.