Наследство Рисвеллов

Рамси прокручивает связку ключей, выбирая нужный, и Джон, испытав непроизвольное желание оглянуться, скрещивает руки на груди. – Эти ключи тебе тоже Домерик дал? – негромко спрашивает он. – Ага, – Рамси открывает дверь и прибирает связку в карман свободных светлых брюк. – Ну, он показал мне эту комнату. Хотел рассказать о своей матери. И ему пришлось взять ключи от запертых комнат в кабинете Русе, а от того ключ у меня давно был, так что я просто сделал дубликаты потом. Так что да, фактически Домерик дал мне их. – Нет, это не то же самое, что… ладно, неважно, – Джон останавливается в дверях. – Надеюсь, ты быстро. Не хочу проторчать здесь до вечера. – Да, я просто заберу вторую сережку, и мы идем, – бормочет себе под нос Рамси, направляясь вглубь комнаты. Этой ночью он хорошо выпил, завязал небольшую драку – обошлось чужими сломанной рукой и выбитым зубом – и потерял свою серьгу, и Джон до самого утра выслушивал, как же ему надо забрать вторую прямо сейчас. – Закрой дверь. Джон вздыхает, недовольно закатив глаза, но все-таки заходит внутрь и прикрывает дверь, щелкнув замком. Спальня Бетани Рисвелл, второй покойной жены Русе Болтона и матери его сына Домерика, навевает на него некоторую грусть. Как сказал Рамси, Русе почти никогда не заходит сюда, "только если его очень доебали, и он хочет чутка принять крепкого сам с собой", но все равно велит горничным сохранять ее в том же виде, в котором она находилась при жизни Бетани. Это немного девчачья спальня, с премягкой двуспальной кроватью, накрытой бледным покрывалом с черно-розовым узором, и с такими же бледными подушками, и на тумбочке возле нее так и стоят детский ночник и ваза с искусственными цветами – Джон почему-то думает, что при жизни Бетани они были настоящими. Он нехотя проходит немного дальше. Рамси пока торопливо осматривает стоящий по другую сторону кровати комод с висящим над ним зеркалом; за рамку заткнуты какие-то счастливые фотографии, которые Джон не хочет разглядывать. Рамси быстро перебирает бусы, цепочки, браслеты, серьги, броши и кольца на подставках и в шкатулках, не заботясь тем, чтобы аккуратно сложить их обратно. – Может, она где-то еще… я выпил немного, когда в прошлый раз пришел за ними. Почему я не взял сразу две? – продолжает бормотать Рамси, роняя какую-то подставку и открывая верхний ящик комода. Джону хочется сказать, что он и сейчас нетрезв, и, может быть, ему стоит пересмотреть свое понятие "немного", когда Рамси выкидывает из ящика какое-то белье покойной Бетани Рисвелл, копаясь в нем в поисках украшений. Это немного коробит Джона. Он непроизвольно думает, как бы отнесся к тому, что кто-нибудь стал бы так перебирать нижнее белье Лианны, и это… задевает его. – Эй, может, будешь поаккуратней? – Джон уворачивается от брошенного назад кружевного… Купальника? Или что это? Неважно. – С чего это? – шелковый розовый халат отправляется следом, и Рамси открывает второй ящик. – Здесь все равно убираются. – С того, что… – Джон старается не смотреть, как Рамси перебирает какие-то тонкие маленькие бюстгальтеры своими жирными пальцами. – Почему бы не уважать чужой труд, если уж ты не уважаешь чужие вещи? – Горничным платят за уборку, если ты не знал, – Рамси на секунду приподнимает взгляд, говоря с Джоном, как с умственно неполноценным ребенком. – А она умерла, Джон. Ей все равно. И… если еще подумать, она родила Домерика. То есть… если бы не она, я бы жил сейчас здесь и не ждал, пока Русе уедет, чтобы привести тебя. Возил бы тебя на отцовской машине. Трахал тебя на той кровати, в которой девственник Домерик дрочит на… нет, я не хочу думать, на что, потому что у меня есть догадки, бла-бла-бла. Так что да, знаешь, пожалуй… я решил, что буду ненавидеть ее, – он говорит с ухмылкой в голосе, и Джон знает, что он сказал это назло, и это его бесит. Но еще он знает, что если дать понять это Рамси, будет только хуже, так что просто недовольно машет рукой, все-таки садясь на мягкую кровать и снимая сумку с плеча, ставя ее рядом. – О’кей, как скажешь. – Ага. Я ненавижу ее, Джон Сноу, – а Рамси продолжает неприятно смеяться, доставая из ящика черный пояс для чулок, растягивая его в пальцах и скашивая глаза на Джона. И, резко намотав на ладони, рвет почти прозрачную ткань, швырнув ее после Джону под ноги и снова зарываясь в ящик. Джон решает проигнорировать это. Ему неприятно то, что делает Рамси, но если выбирать между ним и незнакомой ему Бетани Рисвелл… Джон покачивает ногами и скрещивает щиколотки, когда Рамси открывает третий ящик, и новое белье летит на пол. Джон не очень хочет, но думает о Бетани – и о белье, которое она носила. О чулках и тоненьких трусиках, теперь валяющихся повсюду – один длинный чулок Рамси комкает и со смешком бросает ему в лицо, и Джон морщится, откладывая его в сторону на кровать. Зачем ей было нужно так много всего? Он не хочет думать, как она выглядела в этом – как соблазняла Русе Болтона в этом, – но ему все еще девятнадцать, и он думает. Судя по все-таки мельком замеченной фотографии за рамкой зеркала, она была худенькой, красивой и бледной, как и ее сын. В каком из этих комплектов они его зачали? Почему ты об этом думаешь? Джон представляет себе, как сквозь легкий кружевной бюстгальтер, шлепнувшийся ему на колени, просвечивали ее груди, и чувствует себя неуютно. Он уже хочет встать и отойти куда-нибудь, когда ему приходится резко сдвинуться, потому что Рамси, раздраженно выдвинув очередной ящик и бросив его на пол, вдруг решает перелезть через кровать. – Почему мне сразу не пришло это в голову? – ворчит он, неосторожно пихая Джона и сваливаясь по другую сторону. Дергает дверцу тумбочки на себя – и наконец удовлетворенно скалится, доставая оттуда небольшой открытый ящичек. Снимает серьгу с подложки, тоже бросая ящичек под ноги, и с явным удовольствием вдевает ее себе в ухо. – Все, волчонок, пошли, – Рамси действительно выглядит куда более довольным, чем раньше, а Джон задумчиво наклоняется, разгребая валяющееся белье. – Подожди, – он цепляет пальцами легкий шелковый халат – широкий на восточный манер – и оборачивается. – Надень, – Джон бросает халат Рамси в грудь, и тот рефлекторно ловит его, чуть не выскользнувший из ладони. – Ты что, серьезно, волчонок? – Рамси спрашивает с неприятной улыбкой. – Это что, как в том фильме? Может, мне еще хер свой спрятать? Или потанцевать для тебя? – он насмешливо качает бедрами, но Джон смотрит на него серьезно, чувствуя только, как щеки слегка вспыхивают. – Нет. Просто надень. – И что будет? – Рамси продолжает смеяться. – Мы трахнемся, – Джон пожимает плечами. – Ну, это и без тряпок можно, – край жирного рта Рамси изгибается. – Или… ты вдруг решил, что у тебя так-то на девчонок стоит? Тогда это не ко мне, – он кидает халат обратно Джону. – У меня на тебя стоит, – Джон тоже кривит рот, смотря Рамси в глаза. – Прямо сейчас. Ну… почти, – он зажимает себя ладонью между ног, потирая слегка набухший член через старые джинсы. – Будет лучше, когда ты наденешь, – он снова перебрасывает халат в сторону Рамси, и тот слегка прикусывает губу, опустив взгляд на скользнувший по покрывалу шелк. Он явно сомневается, и Джон решает слегка подтолкнуть его. – Я хочу отсосать тебе, когда ты его наденешь. Наденешь, ляжешь сюда, – он хлопает по мягкой подушке, – и я буду тебе сосать. Или не хочешь? – он сдерживает детскую улыбку, смотря на Рамси и продолжая неспешно гладить себя между ног. – Ладно, давай. Давай, – Джон знает, как легко на самом деле Рамси соблазняется на всякие такие вещи. Как ему нравится быть в центре внимания Джона, быть привлекательным для Джона – и когда Джон ложится у него в ногах или встает перед ним на колени и сосет ему, когда целует его между толстых ляжек и ласкает рукой. Так что он продолжает удерживать неприятную ухмылку, когда Рамси скидывает свою летную куртку и принимается расстегивать пуговицы длинной, почти до бедра, пропахшей потом темной рубашки. Быстро закончив с этим и бросив ее на кровать, Рамси берется за пряжку ремня, походя расстегивая и ее, и ширинку; от его волос на груди, в подмышках и на лобке, от его одежды пахнет выпитым накануне и бессонной ночью, но Джон не возражает, его джинсовая рубашка тоже насквозь пропахла потом и сигаретами, и он только смотрит, как Рамси, тихо ругаясь сквозь зубы, развязывает шнуровку своих туфель и наконец снимает брюки. На нем сегодня – Джон еще не видел – простые и мягкие хлопчатобумажные темные трусы, оставившие красную полосу под полным животом и вслед за брюками скользнувшие вниз по волосатым бедрам. Рамси переступает через них, стряхнув со ступни и первый раз за эти два дня оставаясь перед Джоном совершенно голым, и тот машинально облизывает губы. Он уже не уверен, зачем все это придумал. Его вполне устроило бы и… Рамси взвешивает халат в руке, хмыкнув, и разворачивает его, примеряясь перед тем, как накинуть. Широкие рукава оказываются ему чуть коротковаты, но все же довольно свободно свисают с его покатых плеч, а вот завязать пояс выходит так себе. Но Джон не жалуется. Отделанный тонкой линией кружева воротник открывает мощную волосатую грудь и слегка задевает сразу затвердевшие от холода соски, легкий пояс натягивается на полном животе, а шелковые полы щекочут ляжки и расходятся по обе стороны от тяжелого мягкого члена и густых зарослей волос на лобке и внутренних сторонах бедер. – Что, нравится? – голос у Рамси почему-то хрипловато вздрагивает, и он смотрит на Джона с легким вызовом. И не дожидается ответа, резко забираясь на кровать – но не к Джону, а снова пролезая мимо него. Джон успевает прихватить его за обтянутый халатом полный зад, но получает недовольный слабый пинок голой пяткой и, вздохнув, стягивает свою кожаную куртку, пока Рамси, уронив еще пару подставок на комоде, как будто раздраженно сдергивает с них блестящие цепочки и длинные, яркие бусы. – Или так еще лучше? – он спрашивает, поворачиваясь и накидывая их все на шею, выправляя из-под них свои длинные волосы. Лицо у него раскраснелось, и шея, и грудь слегка тоже. Джон чувствует приятное возбуждение от этого и протягивает руку, перебирая золоченые бусины, спускаясь от шеи к груди, защипывая торчащий сосок и подергивая, потягивая его. – Ага, – пересохшими вдруг губами говорит он, пока Рамси, навскидку примерившись к узким браслетам Бетани Рисвелл, вместо этого наматывает еще несколько ниток бус на запястья. – Подрочи себе немного. – Что, хочешь какого-то… шоу, волчонок? Или что? Может, мне все-таки найти где-нибудь музыку? – голос у Рамси все еще слегка раздраженный, но Джон уже видит в его глазах слабый возбужденный блеск. – Не надо. Просто хочу, чтобы ты подрочил в этом. – А мне что с того? – но Рамси все равно капризничает, как ребенок. – Отсос, ты помнишь? Ну и я буду смотреть на тебя, и, может, тоже себя потрогаю, – Джон хихикает, еще пощипывая слегка потемневший сосок, последний раз сильно оттягивая его и отодвигаясь назад. – Ты так много о себе воображаешь, – хмыкает Рамси, но все-таки проводит рукой по животу и сжимает мягкий член в ладони. Рамси мнет его неторопливо, сдвигая кожу, и его тяжелая, низко свисающая мошонка слегка подергивается, когда он с силой натягивает шкурку на головку. Он упирает другую руку в собравшийся сочной складкой бок, и жемчужные бусины на его толстом волосатом запястье ритмично постукивают друг о друга, пока он оттягивает свой член вниз, изредка грубовато продергивая. Тот постепенно наливается кровью, и Рамси, еще раскрасневшись, слабо вздыхает, мастурбируя себе чуть покрепче. Джон опирается на руки за спиной и слегка щурится, прикусив губу. Ему нравится легкое ощущение не то транса, не то чего, в которое погружает его Рамси. Ощущение зажатой глотки, слабых мурашек по внутренним сторонам бедер и сводящего ощущения между ребер. – Может, кое-что еще, волчонок, – а Рамси вдруг хмыкает и берет с комода флакон духов Бетани, разбрызгивает немного себе на волосы, на грудь и, опустив руку, на лобок. Сразу приторно пахнет чайным бергамотом, какой-то сладкой ягодой вроде клубники и, кажется, персиками. Джон слегка морщит нос от резкости запаха, но ему нравится. А Рамси с удовольствием тянет сладкий воздух носом и покусывает нижнюю губу, продолжая старательно мастурбировать. – Ну ладно, может, она и была сучкой, но хотя бы вкусно пахла, – Джон знает, как Рамси неравнодушен к переслащенным, приторным до того, что челюсть сводит, запахам, и его самого по-своему заводит этот резкий контраст. Особенно сейчас, когда сахарные персики смешиваются с грязным пьяным потом, и у него хорошо так привстает от этого. Рамси же продолжает подергивать свой член, хотя тот и, немного налившись кровью, все никак не становится достаточно твердым. – Что-то не очень идет, волчонок, – бросает он наконец, отпуская хорошо так набухший член, и тот тяжело свисает вниз. – Я бы лучше тебе в рот подрочил сейчас, – Рамси протягивает руку, пытаясь прихватить Джон за волосы, но тот уворачивается. – Мне и так нравится, – возражает он, удобнее устраиваясь на кровати. – Я обещал – я сделаю, но хочу еще посмотреть на тебя. – Блядь, я же не говорю, чтоб ты сейчас сосал, – Рамси мотает головой и морщится, – просто иди сюда, – он опять протягивает руку, все-таки зарываясь пальцами в грязные волосы Джона и настойчиво притягивая его к себе. И снова берет член в руку, неспешно гоняя шкурку туда-сюда и возя то мягким стволом, то головкой по порозовевшей щеке Джона. Рамси пахнет немытой кожей, нездоровым потом и персиками, и Джон послушно приоткрывает рот, когда он возит толстой головкой по его губам тоже и мастурбирует немного быстрее, сжимает и мнет тяжелый ствол, придерживая Джона за волосы. И член еще приятно тяжелеет и привстает в его руке, когда Рамси, оттягивая шкурку, то слегка всовывает головку в сухие губы Джона, то слабо шлепает ей по ним. – Поцелуй меня, что ли, ну или что там… – негромко говорит Рамси, сгребая волосы Джона сильнее и опять шлепая сочно наливающейся головкой по его губам. Засовывает ее в рот еще раз, едва коснувшись влажного языка, и – еще один шлепок по нижней губе – снова вытаскивает, потирая ствол сжатой ладонью. Джон не видит причин – и не хочет – отказывать, запуская руки под полы халата и сжимая мягкие бедра, и сочно чмокает натягивающуюся уздечку, проводит по ней раз языком и целует ниже, то и дело облизываясь и прихватывая губами горячий ствол, потягивая мягкую, нежную кожу, успевая в промежутках между тем, как по ней соскальзывают грубые пальцы Рамси. Член быстро твердеет от его мимолетных поцелуев – и крепкой, неторопливой дрочки, – и Джон чувствует усилившийся запах Рамси, когда берет его за ягодицы под халатом, мнет их понизу – и наклоняет голову, втягивая губами кожу его мошонки. Джон посасывает ее и прикусывает, потягивая зубами, и следом сосет тяжелые, слегка подтягивающиеся яйца, забирая по одному в рот и тщательно вылизывая. Рамси опять вздыхает, поглаживая Джона по затылку, и бусы и цепочки на его руке стучат и звякают чаще. Джон не уверен, когда именно возвращается грубоватыми поцелуями – в срывающиеся по стволу пальцы тоже – к сочной темно-красной головке, но берет ее в свой припухший рот легко и естественно, поддерживая языком и обсасывая губами. Капля свежей смазки пресно-солоноватая на вкус, и Джон размазывает ее вместе со своей слюной по налитой головке, и сосет ее, пропуская все глубже, и наконец берет за щеку, поднимая взгляд. – Не надо, – Рамси смеется, показывая острые зубы, отпускает вдруг свой член и прикрывает Джону глаза ладонью. – Не смотри так. – Почему? – Джон выпускает его головку изо рта, чтобы спросить, и, слегка сплюнув в руку, немного подрачивает торчащий вперед твердый ствол. – Ты очень красивый. Сложно… контролировать себя, – отговаривается Рамси, мотнув головой. Отговаривается, потому что Джон интуитивно чувствует, что это правда, но как будто к ней примешано что-то еще, кроме нежелания быстро кончить. – Тебе и не нужно. Но… о’кей, – но он соглашается, снова берет член в рот и с тихим причмокиванием заглатывает его так глубоко, как может. Его собственный член, зажатый джинсами и теплыми зимними кальсонами, уже немного ноет, но это может подождать. Шум подъезжающей машины снаружи они слышат одновременно, спустя какое-то время, когда Джон уже опускается на колени, увлеченно отсасывая и помогая себе рукой; второй он ласкает Рамси промежность, то и дело потирая одним пальцем его зажимающийся зад, а сам Рамси удовлетворенно гладит его по шее, больно зажав волосы на затылке и пошире расставив ноги. – Блядь, я не думал, что сегодня кто-то… – он недовольно приоткрывает глаза и слегка поворачивает голову на звук, как собака. – Кто вообще мог приехать в такую рань… – Мне посмотреть? – Джон откидывает голову назад – лицо все разрумянилось – и смотрит в сторону окна. – Не, отсюда все равно не видно съезд, – но Рамси еще более недовольно качает головой, задумчиво прикусывая губу. – Ладно. Запри дверь. Ключи у меня в кармане. – Ты думаешь, нам не стоит уйти? – Джон поднимается, отряхнув колени, и облизывает натертые, припухшие губы. – А ты сейчас можешь? – с неприятной провоцирующей ноткой спрашивает Рамси, и Джон, не отвечая, улыбается краем рта. Он обходит кровать, пока Рамси заваливается на нее, точно школьница весом за двести фунтов, и, подобрав его штаны, находит ключи и запирает дверь. Он слышит снизу какие-то еще звуки, но решает не обращать на них внимание. Джон снова оборачивается к кровати, на которой, удобно улегшись в мягких подушках и нежных складках халата, Рамси грубовато мастурбирует свой твердый темно-красный член, схватившись другой рукой за деревянное изголовье. – Давай, раздевайся и залезай, волчонок, – он кивает в сторону своих бедер, слегка напрягая их и пару раз загоняя член в сжатый кулак. – Не хочешь сегодня особо двигаться? – Джон слегка наклоняет голову, берясь за пуговицу джинсов. – Ага, немного голова болит, – Рамси чуть морщит нос, и Джон опять думает, что ему стоит пересмотреть свое понимание "немного", потому что он уже знает, что Рамси никогда не мешает легкая боль. – Ну, можно и по-другому, – Джон быстро расстегивает ширинку и стаскивает кроссовки – и тоже забирается на кровать, слегка приспуская теплые и влажные кальсоны, доставая свой возбужденный и твердый член. Тот, все это время сладко тершийся о мягкую ткань, теперь почти наполовину покрыт сочной свежей смазкой, и Джон размазывает ее дальше тремя пальцами; ее острый запах такой резкий, что Джон еще слегка краснеет, когда думает, что Рамси чувствует его прямо сейчас. Но он пытается взять наглостью, прикрывая смущение. – Давай, раздвинь ноги, – он берет Рамси за толстое колено и сразу скользит ладонью под задравшийся на бедре халат, зажимая большим пальцем бледную кожу. – Я сделаю тебе хорошо, голова не разболится сильнее. Хорошо трахну тебя, если ты расслабишься. Я хочу тебя, – он говорит открыто и разве что немного лукавит: он хотел сказать это – и еще один раз, и еще, – но и знает, что Рамси нравятся такие прямолинейные вещи. – Это не всегда будет прокатывать, ты знаешь, хороший мой? – Рамси слегка щурится, но его ноги расслаблены, и он позволяет Джону опереться на колено между ними, пока тот еще приспускает кальсоны, выправляя слегка подтянувшуюся мошонку и подрачивая себе. – Но сейчас?.. – и он спрашивает непосредственно, так что губы у Рамси смешливо вздрагивают. Но он переводит тему: – У тебя есть чем-нибудь смазать? – А ты всегда будешь уходить от ответа? – Джон больно стискивает его мягкое, толстое бедро – и отстраняется. – Сейчас. Он свешивается с кровати и расстегивает свою сумку. Тщательно обдумав этот вопрос заранее, он, немного потаращившись в витрину, несколько дней назад купил какую-то смазку в супермаркете. Та оказалась именно такой сладкой, как он и ожидал, пахла удушливым засахаренным ананасом и должна была понравиться Рамси – Джон опробовал ее раз на себе, передернув дома на какое-то порно, и потом задолбался проветривать комнату от повисшего приторно-конфетного запаха. Пип еще спрашивал его, купил ли он что-то сладкое и не поделился с ними, и… нет. Почему Джон все время думает о других людях в такие моменты? Сейчас он хочет думать только о Рамси – и возвращается к нему с бутылочкой смазки, прикусив губу от резко накатившего возбуждения. Рамси лежит все так же, разве что теперь раздвинув ноги, согнув правую и продолжая неторопливо мастурбировать, почти болезненно оттягивая кожу с головки. Джон вопросительно смотрит на него, выдавливая немного смазки себе на пальцы. – Дай мне тоже, волчонок, – Рамси протягивает ладонь, и, когда Джон делится с ним, с удовольствием смазывается сам, торопливо надрачивая возбужденный член похлюпывающим кулаком. – У меня все нахрен высохло после вчерашнего. – Вода тоже есть. Мы взяли утром, помнишь? – Джон пожимает плечами, не получив отказа и всовывая в него два пальца. Очень туго, вправду суховато и зажато. – Тебе дать? – Я не пойму, ты трахать меня собрался или нянькой на подработку устроиться? – Рамси недовольно сводит брови. – Трахать, значит? – Джон удобно пересаживается, еще покрепче засаживая пальцы в его узкий зад. – То есть теперь ты такой сговорчивый? – Ну, знаешь, я обдумал твою мысль, – скалится Рамси, – и ты прав, волчонок: я не хочу ничего делать и хочу хорошо кончить. Так что давай, залезай, так или иначе, и принимайся за работу. – Пошел ты, – фыркает Джон, вытащив пальцы из быстро расслабившегося зада, выдавив еще немного смазки на свой торчащий вверх член и живо пристраиваясь между полных бедер. Он запускает руку под воротник халата и мнет Рамси грудь, опять щиплет и тискает его темный сосок, слегка придерживая влажный член двумя пальцами и всовывая его между волосатых ягодиц. С третьего раза головка легко проскальзывает в тугой и влажный зад, сразу до почти болезненного удовольствия зажавший ее, и Джон тихо стонет, наваливаясь на Рамси и хватая попавшиеся под руку бусы у него на шее. Он сжимает их, намотав на кулак, и дышит через рот, соскальзывая взглядом по поплывшим сладкой белесой поволокой глазам, разрумянившимся щекам и острым зубам, схватившись другой рукой за мягкое потное бедро под шелковым подолом и трахая Рамси короткими рывками, пока тот быстро надрачивает свой толстый член. Удушающе пахнет персиком, ананасом, следами присохшей мочи на белье и спермой, и Джон держится за витые стучащие бусы, ритмично качая бедрами и вгоняя твердо напряженный член в слегка хлюпающий зад. У него сводит десны, когда Рамси начинает возбужденно постанывать – с каждым шлепком яйцами по его мягким ягодицам. Сладкая смазка звонко хлюпает между его мясистыми пальцами, и он запрокидывает голову; бусы туго врезаются в толстую шею, и без того узкий зад еще поджимается, стискивая под едва всовываемой теперь наскоро головкой, и у Джона голова идет кругом. Но старая кровать Бетани Рисвелл и так шумно поскрипывает, и он снова наваливается на Рамси, чувствуя, как свободно и влажно скользит налитая, набухшая головка в его заду. – Заткнись-заткнись-заткнись… – шепчет Джон, запихивая пальцы вместе с намотанными на них бусами в полные губы – совсем сухие, еще разбитые после той драки, с запекшейся кровью в трещине на нижней. Его ужасно ведет от этого – и от жадного, злого взгляда, который бросает на него Рамси из-под почти опущенных век. Он принимается слюняво сосать Джону пальцы, чмокая и лаская языком, и у него во рту так мягко, у него внутри так мягко, везде, и Джон вынужден замедлиться, размашисто толкаясь бедрами и мерно погружая член в его возбужденно сжимающийся зад. Но Рамси еще что-то бормочет, с его пальцами и бусами во рту, неразборчиво и урчаще, и, кажется, даже его горло вибрирует, когда он неотрывно смотрит на Джона, обхватывая его пальцы губами и с силой засасывая, и у Джона не получается сдержаться; он дотрахивает Рамси грубыми быстрыми рывками, со стоном сливая сперму в его влажный зад, и тянущие мышечные сокращения отзываются почти судорожным удовольствием в промежности и раскатываются жаром по всему телу. Но Рамси не дает ему расслабиться, выталкивая его пальцы языком. – Давай, давай сюда свой рот, волчонок, – он рычит, пребольно ухватывая Джона за волосы на затылке и рывком наклоняя к своему члену. Рамси впихивает набухшую и слегка потекшую темно-красную головку в его теплые губы, быстро-быстро надрачивая ствол и гоняя шкурку, и густая пресноватая сперма льется Джону в рот почти сразу; но он не возражает, глотая и еще немного отсасывая, пока Рамси снова стонет, запрокидывая голову и раз за разом въезжая выталкивающей сперму головкой в его плотно сжатые губы. Джон облизывается и вытирает еще немного попавшей на подбородок спермы после, когда ладонь в волосах разжимается, а потом Рамси уже лениво, сощурившись, сует ему пальцы в рот и слегка потрахивает, продолжая поглаживать свой набухший и темный член сжатой ладонью. Рамси вытаскивает пальцы изо рта Джона, сматывает бусы с шеи и запястий и бросает их куда-то на пол, когда устает ласкаться, и потягивается лениво, как жирный и любимый хозяевами кот. Рукава халата задираются на его мощных руках, и в подмышках темнеют небольшие пятна пота. – Хеке тоже носит всякую такую дрянь, – говорит он, глядя на Джона так же лениво, едва приподнимая веки. – Шелк. Хороший к коже, говорит. Хочешь, могу надевать его иногда для тебя? – Все равно, – Джон улыбается, вытирая рукой свой мягкий член. Помыть бы, но такая роскошь выпадет ему нескоро. Он бесполезно оглядывается, не зная, обо что вытереть ладонь. – Дай сюда, – почти с нежностью говорит Рамси, и когда Джон протягивает ему руку, без особой страсти облизывает его липкие пальцы. Потом садится, прохладно берет его член, задирая шкурку, и болезненно собирает двумя пальцами грязные потеки под головкой. Рамси неторопливо облизывает свою руку тоже, по-детски обсасывает пальцы, пока Джон, заправившись и застегнув ширинку, снова немного сдвигает халат, проводит пальцами под его тяжелой и взмокшей волосатой грудью и сжимает ее в руке. – Это все не из-за халата? – с легким подозрением спрашивает Рамси, на секунду опуская взгляд. – Ты ведь не представляешь себе там?.. – Нет, – но Джон качает головой, не сдержав улыбки. – Но да, из-за него я подумал, почему редко делаю так обычно. У тебя хорошее тело, я хочу везде его трогать. – О’кей, – и Рамси снова скалится, показывая острую, режущую линию зубов. И коротко притягивает Джона к себе, целуя в губы. Рот и язык у него особенно мягкие сегодня, а на вкус он как кровь, похмелье, сальный пот и немного дерьма. Первую секунду Джон терпит, вторую и третью – забывает об этом и отвечает, тоже скользнув языком в рот, а потом Рамси отстраняется, утерев губы тыльной стороной ладони. – Тогда подождем, пока… они не уйдут? – Джон не уверен, кто именно "они", но это кажется ему довольно логичным выходом из ситуации. Но Рамси мотает головой, тяжеловато слезая с кровати Бетани Рисвелл и вытирая свой зад пальцами, сунув руку под халат. – Еще че, – он снова облизывает грязные подушечки и скидывает развязавшийся давно халат с плеч. – Я не какой-нибудь грабитель, Джон. Я в доме своего отца, мать твою. И если он захочет меня отсюда вышвырнуть, пусть подавится. Но когда Рамси одевается и они спускаются вниз, то встречают там только молодого человека немногим старше них самих, завтракающего сладкими тостами с кофе перед включенным телевизором в гостиной – тяжелые занавески на окнах раздвинуты, замечает Джон. Он поворачивается на скрип ступеней, и Рамси начинает спускаться быстрее. – Домерик, мой хорошенький старший братец, – его голос сочится неприятной, приторной нежностью, и Домерик недовольно морщится, откладывая тарелку и выключая телевизор. – Зачем ты здесь? – голос у него еще мальчишеский, но с какими-то глубокими нотками. Такими голосами обычно говорят красивые молодые актеры, которых любит Санса, думает Джон, останавливаясь поодаль, пока Рамси подходит к дивану, на котором сидит Домерик, и, крепко обхватив плечи брата со спины, смачно целует его в затылок. – Забрал вторую, – он щелкает по сережке, перегнувшись через плечо Домерика, чтобы видеть его лицо. Слишком близко, думает Джон, и Рамси об этом знает. Зато так он сам может наблюдать оба их лица разом – совершенно разные, как нарочно некрасивое – толстое, прыщавое, еще небритое и слегка опухшее после бессонной ночи, обрамленное растрепанной сухой копной, – и как будто лицо с отретушированного плаката – с ровными и аккуратными чертами, ухоженной кожей, едва-едва заметными синяками под глазами, не портящими его, и зачесанным мысом волос надо лбом, – но в то же время… какие-то общие недовольные, нетерпимые нотки проскальзывают в одинаково белесых глазах, в изгибах густых черных бровей, в капризных подергиваниях губ – даже если по разным причинам. Джон хмыкает и мельком неприятно думает, что, пожалуй, знает, кого из них поцеловал бы еще раз, если б мог поцеловать обоих. – Ты мог позвонить мне, – Домерик тем временем не слишком настойчиво ворчит, слабо пытаясь высвободиться из душных объятий, но Рамси только сжимает руки крепче, удобно устроив голову у него на плече. – Мы договорились, что ты не приходишь сюда без предупреждения. И тем более не приводишь… кто это вообще? – Это Джон, – почти на ухо брату говорит Рамси, и его легкомысленная – и такая тяжелая – улыбка выглядит тенью выражения искривленных губ Домерика. – И кто это – Джон? – но Домерик, видимо, смиряется, и хватка Рамси на его плечах снова становится мягкой. – М-м… много кто. Мой друг, бойфренд, приятель, знакомый, мы учимся вместе, мы познакомились случайно, мы шатаемся вместе, пьем вместе, я фотографировал его, я его вообще не знаю – подчеркни нужное. – О’кей, о’кей, не хочешь – не говори. Надеюсь только, это не еще один Хеке, – так же ворчливо вздыхает Домерик – и все-таки снова потягивается из настойчивых объятий. – И отпусти меня. Ты… воняешь. – Благоухаю ее духами, ты хотел сказать? – безмятежно парирует Рамси, но руки разжимает и, оперевшись на спинку дивана, перемахивает через него, тяжело шлепаясь рядом с братом. – И пахнешь ее духами, да, – Домерик успевает подхватить чашку с кофе, и тот чудом не проливается на черную обивку. – И выпивкой. И дерьмом. И кровью. И… – И чем? – Рамси глядит на него незамутненно, и Домерик, чуть порозовев, отводит взгляд. – И ничем, – тихо говорит он, отпивая кофе и поглядывая на Джона. Джон вспоминает о темных фиолетовых синяках, расползшихся по его шее – Рамси очень завелся после того, как сломал руку тому парню, – позже, чем было бы уместно поддернуть воротник куртки. – Вот и хорошо, – соглашается Рамси, забирая один из тостов с тарелки Домерика. – Я со вчерашнего обеда ничего не ел, – поясняет он уже с набитым ртом. – Ага. Забирай тогда все, я больше не голоден, – Домерик, снова поморщившись, двигает тарелку к нему. – М-м… Ты так меня любишь, – опять приторно радуется Рамси, беря новый тост и все еще не затрудняясь тем, чтобы толком жевать. – Ага, – а Домерик как-то безучастно соглашается, еще раз глянув на Джона. Кажется, он хочет все-таки что-то спросить, когда Рамси перебивает его: – Я, кстати, тоже думал, что ты у этих своих… как их там? – Редфортов, – сухо отвечает Домерик. – Да, я у них и был. Вот, как раз вернулся. – Ага, – как будто даже не слушая, кивает Рамси. – Ну, раз уж ты здесь… накинешь тогда немного горничным, чтобы они не говорили Русе о том, что в комнате? Я… немного спешил, и, может, там остался какой беспорядок. – Спешил, но нашел время надушиться ее духами? – Домерик даже губы поджимает, как на фотографии для журнала. – Они классные, – Рамси пожимает плечами, надкусывая третий тост. – Подумываю взять себе такие. – Ладно. Ладно. Я разберусь с горничными, – Домерик качает головой, подбирая ноги и обнимая себя за колено. – Но пообещай не приезжать больше без предупреждения. Пожалуйста. И не приводи больше сюда своих… – он не договаривает, снова бросив взгляд на Джона и заставив того слегка вспыхнуть. Рамси, вздохнув, откладывает недоеденный тост на тарелку. – Моих кого? – спокойно спрашивает он, вроде все еще дружелюбно, но теперь Джон не слышит в его тоне даже фальшивой нежности. – Много кого, – фыркает Домерик, но, видимо, поняв, что Рамси очень рассердит такой ответ, вздыхает и вопросительно приподнимает свою точеную бровь. – Друзей? Ты мог бы не приводить сюда больше своих друзей? – Друзей? – уточняюще переспрашивает Рамси. – Ага, – Домерик смотрит ему в глаза прямо, и напряжение от повисшего молчания начинает ощущаться почти физически. – Я не понимаю. Ты хочешь что-то сказать, Домерик? – подперев щеку ладонью, Рамси дает ему достаточно времени, чтобы дополнить свой ответ. – Нет, не хочу, – но Домерик продолжает упрямиться, и Рамси легонько выдыхает сквозь сжатые зубы. – Потому что если ты хочешь чем-то поделиться, ты всегда можешь поделиться этим со мной, – но его тон все еще сдержанный и поверхностно приятный. – Или с Джоном. Ты ведь хотел что-то сказать про Джона, так? Я думаю, он имеет право об этом знать. – Ничего я не хотел сказать, – в конце концов опять слегка розовеет Домерик, нахмурив брови. – Тебе еще что-то нужно? – Вообще да, хорошо, что ты спросил, – но Рамси отчего-то тоже не развивает тему, и его голос снова становится довольно легкомысленным. – Я хотел взять твою тачку сегодня. – У тебя что, нет денег на автобус? – Домерик не перестает хмуриться. – Я обещал Джону подбросить его до квартиры через час, – Рамси пожимает плечами, складывая руки на коленях, как примерный мальчик, и смаргивая. – Ну так раз ты обещал, ты и… – Я обещал Джону подбросить его. Через час, – спокойно, не повысив голос, повторяет Рамси. И протягивает ладонь. – Дашь мне ключи? – О’кей, – после короткой паузы Домерик снова отводит взгляд. – Возьми в прихожей. И верни ее через два часа, договорились? – Нет, все-таки ты замечательный старший братец, Домерик, – губы Рамси искажает улыбка, и он тянется потрепать Домерика по волосам, но тот уворачивается, как недовольный ребенок. – Ладно, тогда наслаждайся ящиком, а мы поедем, – он поднимается, стряхнув крошки от тостов со своей засаленной рубашки на ковер. – Через два часа, – без особой надежды повторяет Домерик, повернувшись к нему, когда он уже направляется к выходу из гостиной. – И заправь ее, о’кей? – А на какие такие деньги, хороший мой? – Рамси оборачивается и разводит руками. – О’ке-ей, – Домерик опять вздыхает. – Возьми мою карточку в бумажнике, он… – Ага. Я знаю, – отмахивается Рамси, сразу потеряв к брату всяческий интерес и выходя в прихожую. – Приятно было познакомиться, Домерик, – Джон решает сгладить эту явно неудобную ситуацию улыбкой, несмотря на все. Но Домерик только фыркает и поднимается, отвернувшись от него и забирая тарелку, и Джон пожимает плечами. Когда он выходит из гостиной, Рамси уже ждет его на крыльце дома, распахнув дверь и впуская ледяной ветер в прихожую. Джон аккуратно прикрывает дверь за собой. – У тебя проблемы с деньгами? Ты мог бы мне сказать, – осторожно начинает он. – С чего ты взял? – Рамси переводит на него непонимающий взгляд, а потом вдруг широко и неприятно улыбается. – А, не. Не буду же я заправлять его тачку на свои, – он копается в кармане куртки, доставая сигаретную пачку. – Ну, куда поедем, волчонок? – Я так понимаю, возвращать ему машину ты тоже не собираешься? – Джон приподнимает бровь. – А ты все-таки такой умница, – Рамси закуривает, прикрывая зажигалку от ветра, и смотрит на него почти с умилением. – Это все… не очень мне нравится, Рамси, – Джон слегка кривит рот и сует руки в карманы, щурясь от начавшегося слабого снега. – Он это заслужил, – но Рамси только пожимает плечами, спускаясь с крыльца. – Он обидел тебя. – Нет, я не… не обижен, Рамси, – Джон спускается вслед за ним. – Не имеет значения, – Рамси качает головой. – Обидел, хотел обидеть, неважно. Он подумал, что ты мой любовник. – Ну, технически… – начинает Джон, но Рамси перебивает его. – Технически. Знаешь, я бы забил, если бы он сказал это. Но он это подумал. И меня это бесит. – О’кей. С такой точки зрения это и правда… звучит не очень, – Джон дергает плечом, когда они подходят к оставленному на дорожке спортивному автомобилю Домерика – предыдущей модели автомобиля Русе. – Но это не имеет отно… – Вот и отлично, – нет, сегодня Рамси определенно не желает его слушать; он отключает сигнализацию брелком и поворачивается к Джону. – Ну, у нас каникулы, или что? Если ты хочешь со мной, поехали со мной, если нет… автобусы уже ходят. Джон стоит на месте, слегка покачиваясь на пятках, а Рамси выдыхает густой сизый дым, пристально смотря на него. – О’кей, – наконец говорит Джон – и берется за ручку пассажирской двери. – Я хочу тебя. И пива, пожалуй, – задумчиво добавляет он, открывая дверь, а Рамси смеется, крепко затягиваясь и обходя машину. – Это не будет работать вечно, волчонок, – напоминает он, садясь за руль. – Ну, тогда однажды мне придется придумать что-нибудь… повесомее, – Джон тоже достает сигареты, покопавшись в карманах, пока Рамси заводит машину. – Ого. Звучит страшно, – лукаво улыбается Рамси, берясь за спинку сиденья Джона и оборачиваясь, чтобы выехать на дорогу. – Не думал, что ты можешь быть страшным, волчонок. – Это ты еще не видел меня в той школьной пьесе… – Джон улыбается, прикуривая. – Не помню уже, как она называлась, но она была просто ужасной. – А знаешь, я бы хотел увидеть, – а Рамси вдруг говорит серьезно, и его взгляд становится очень холодным. От этого холодка приятно теплеет во рту, и хочется вжать его за шею в спинку сиденья. – Ну, возьми мне пива – и я покажу тебе что-нибудь оттуда, – но Джон только тихо смеется, первый раз затягиваясь. – О’кей. Это ведь пьеса с поцелуями? – Рамси любопытно наклоняет голову, выезжая на дорогу, а его глаза все не меняют выражения. – Два пива – и будет с чем захочешь, – Джон откидывает голову, смотря на него и выдыхая дым. Виски и затылок немного гудят, но он не хочет останавливаться. – С чем захочу? А за три тогда что? – а Рамси продолжает спрашивать как будто всерьез, медленно ведя машину по заснеженной дороге. – Ого, а это уже серьезные ставки, – и Джон смотрит на него неотрывно, затягиваясь еще раз. И резкой возбужденной мыслью вспоминает хруст, с которым треснула лучевая кость. – Ну, что скажешь насчет…