Save me

Бён безумно не любил болеть. Мало того, что из-за простуды дышать нормально не получалось, так и голова раскалывалась так, как будто кувалдой огрели. Знаете чувство, когда пьяный ложишься спать? Так вот, засыпать с температурой под сорок почти тоже самое; Бэку казалось, что он вовсе не в дома в тёплой постели, а в самом сердце бескрайнего моря лежит к лодке, которая качается на волнах. В голове полная каша, всплывают какие-то непонятные воспоминания, обрывки памяти, что вообще не к месту. Нужно просто заснуть, но это не так просто как кажется. Все не так просто как кажется. Сон, кажется, пришёл, забирая в свои неизведанные дали, захлёстывая тьмой. Бён весь горел, покрываясь липким потом. Волосы взмокли, а дыхание стало частым. Парень ворочался и, кажется, скулил во сне. Все лицо покрылось розовыми пятнами от жара. Так продолжалось ещё минут двадцать, пока жаропонижающее не начало действовать. Бэк успокоился и, свернувшись калачиком под одеялом, засопел ровно и умиротворенно. **** Утренние лучи резали глаза, как нож, проходя по роговице. Неприятное ощущение. На улице вовсю шумели машины, и о чем-то переговаривались соседи. Обычное пятничное утро, хотя…уже день, но это не имеет особого значения. Бён потянулся на своей кровати. Он ощущал некую лёгкость, хотя температура была довольно высокая, да и голова побаливала. Но все это ничто, по сравнению с тем, что он испытывал в вечер накануне. — Бекки, ты уже проснулся, — заходя, к нему в комнату с подносом еды, сказала тетя. Бён в ответ лишь качнул головой. — Как ты себя чувствуешь? — родственница начала щупать лоб племянника, — голова кружится, не тошнит? — засыпала вопросами. — Все хорошо, мне уже намного лучше, — Бён слабо улыбнулся. — Знаешь, твой друг очень смекалистый: сразу дал жаропонижающее, делал спиртовые компрессы, если бы не он, то было бы все намного хуже, — тетя погладила парня по голове. — П-правда? — Да, просидел здесь всю ночь, дождавшись, пока я с дежурства приду. Он часа два назад ушёл, сказал, что зайдет вечером. Нравится он мне…: такой заботливый, вежливый. Держись за таких друзей, Бекки. — Хорошо, тётя, обязательно… — Бэк опустил голову, лёгкая улыбка коснулась его губ. Что-то теплое поселилось в груди, что-то непонятное, странное, новое. Песни в плеере сменялись одна за другой, солнце заходило за горизонт, освещая все жёлто — рыжими оттенками. Вдруг парень заметил знакомый подъезжающий спорткар. Он только сейчас вспомнил, что обидел Пака своим поведением, что виноват. Но ничего не приходило в голову… Как оправдать себя? Ни единой фразы, ни единого слова, в голове пусто, как чистый лист бумаги. Тем временем Чан уверенно направился к крыльцу дома и позвонил в звонок. Звон раздался в ушах отдаленным эхом. Бэк не придумал ничего лучше, как притвориться спящим. Да уж, отличное решение, достойное уважение. Нет, ну, а что ему оставалось делать, пока он не придумает, как исправить ситуацию? Младший знал, что Пак до сих пор сердится. Шаги за дверью звучали отчётливее, а Бён юркнул по одеяло. — Ты наверное не кушал ещё или спать хочешь, смотри какие синяки под глазами, может кофе принести? — щебетала тетя где-то совсем близко. — Нет, спасибо, все в порядке, — раздался знакомый бас в ответ. Дверь распахнулась и вошёл Чанёль. — Мне пора на дежурство, чувствуй себя как дома, — лучезарно улыбнулась женщина и тут же скрылась. Пак подошёл ближе к кровати, где лежал Бён, довольно-таки убедительно разыгрывая сценку под названием « я сплю». Да ему Оскар за такую игру дать мало! Старший присел за край кровати. Он него веяло сладким одеколоном и сухим ветром с улицы, а ещё чем-то теплым, светлым. Сам факт, что Чанёль всю ночь присматривал за Бёном, заставлял последнего покрываться приятными мурашками. Большая ладонь прошлась по лицу, очерчивая линию скул. Чан сидел и любовался Бёном, восхищаясь его красотой и мягкостью черт лица. Розовый губы так и манили, не оставляя права выбора. Старший прильнул к губам Бэка лишь на мгновение, но на такое сладостное, невольно заставляя ресницы Бёна вздрогнуть от удовольствия от чувства желанных губ на своих. Рука Чана коснулась младшего, оставляя приятный след. Старший поднялся с кровати и начал расхаживать по комнате, рассматривая жилище Бёна. В свою очередь младший приоткрыл один глаз, дабы следить за перемещениями Чанёля по своей комнате: он что-то разглядывал на письменном столе парня, листал какие-то тетрадки, внимательно рассматривал рисунок, улыбаясь. Бён залился краской, вспомнив, что несколько дней назад он нарисовал Чанёля и оставил свое творение лежать на столе. И вот, Пак теперь видит насколько безобразно нарисован, ведь автору сия «шедевра» казалось, что хуже нарисует только слепая курица. — Я знаю, что ты не спишь, — сказал Пак не оборачиваясь. Бён решил держать марку до конца и закрыл глаза, изображая человека, который видит уже сон десятый, не меньше… Пак опять приблизился к кровати. Горячее дыхание опаляло кожу. Старший накрыл ванильные губы своими, медленно посасывая. Бён невольно поддался ласкам и начал отвечать на поцелуй. Губы мокрые, а языки танцуют замысловатый танец, похожий на Танго. — Я же знал, что ты не спишь, — сказал Пак отстранившись. — Я спал. — Врешь. Пак удобно устроился напротив уже сидящего Бэкхена. — Я жду объяснений, — сказал старший, глядя прямо в глаза. Бён смотрел Чанёлю в глаза, перебирая всевозможные варианты оправданий. — Знаешь, я привык иметь дело с людьми, держащими свое слово, — начал Пак. — Я испугался, — выпалил младший. — Чего? — ноль эмоций на лице и в глазах. — Испугался, что меня перестанут воспринимать как нормального. Они осуждают таких как я. Я не хочу быть изгоем. Я не хочу, чтобы со мной перестали обращаться те некоторые, которых считаю своими знакомыми. Такое давление. В прошлой школе меня считали психом. У меня не было ни друзей, ни даже знакомых. Все считали меня странным, презирали. Я хотел казаться сильным, но как быть сильным если общество не воспринимает тебя?! От этого я ещё слабее, — слезы градом закапали на белую наволочку. — Зачем тебе быть сильным, если у тебя есть я? Я же забочусь о тебе… — в глазах старшего было видно искренне беспокойство. — Прости, прости, прости, я такой идиот, — шептал Бён, закрыв лицо руками, и упал лицом в подушку. — Бекки, не смей плакать, слышишь? — руки Пака притянули всхлипывающего Бэка к себе, согревая теплом дрожащее тело. Бён уткнулся носом в крепкую грудь старшего, рвано дыша и сминая пальчиками ткань. — Тебе не нужно всегда быть сильным, понимаешь? Иногда ты можешь побыть слабым, я защищу тебя. — Тоже мне, рыцарь нашелся, — немного успокоившись, пробубнил себе под нос Бэкхен. — Да, а ты моя принцесса, помни это, Бекки. — Я же сказал, ещё раз так назовешь, я… — Пак резко притянул Бёна ближе к себе так, что их губы были в миллиметрах друг от друга, а сердце пропустило пару ударов. — Что же ты сделаешь? — он был так близко. — Я-я… поцелую тебя, — выдохнул младший. — Иди сюда, принцесса, — Пак ловким движением усадил младшего к себе на колени. Поцелуи мокрые и чувственные. Дыхание частое и сбитое. Сердце стучит с бешеной скоростью, отдавая гулом в ушах. Бён запустил пальчики в отросшие волосы старшего, притянув к себе, стараясь хоть как-то перенять инициативу, но Чан не собирался уступать. Сильные руки прижимали маленькое хрупкое тельце к себе настолько близко, насколько это возможно, сливаясь в одно целое. Вдруг пальцы Бёна начали спускаться ниже по телу старшего. Подцепив пальчиками футболку Чанёля, Бэк потянул мешающую ткань вверх, наровясь убрать эту преграду. — Хочешь снять это с меня, маленький извращенец? — наконец оторвавшись от ванильных губ младшего, произнес Чанёль с пошлой улыбкой. Бэкхен качнул головой и тут же покраснел, как помидор. — Так бы и сказал, — старший лёгким движением снял с себя футболку. Глаза младшего загорелись, будто кубок золотой увидел. Тонкие пальчики пробежались по рельефному прессу, обводя каждую мышцу, каждую венку. Крышесносно. Такое красивое тело, такой красивый Чанёль… — Нравится? — Очень, — Бёну все же удалось оторвать взгляд от накаченных мышц и посмотреть в глаза, что казались космосом. — Я очень рад, — большие ладони забрались под футболку младшего, скользя по спине, считая позвонки. — Я хочу тебя, — прошептал Пак на ухо младшему, а ладони дошли по упругих ягодиц и сжали их, сминая ткань домашних шорт.Бён вскрикнул, — но не сейчас, ты ещё маленький, — продолжал Пак между уже давно не нежными, а жадными и пошлыми поцелуями. — Чанни… — Бён смаковал это имя на влажных губах, пробуя на вкус, дышал им. Он теперь жил этим именем. Чан с восторгом наблюдал за этой картиной: любимый мальчик у него на коленях, произносит его имя так, что хочется сделать все, что угодно, лишь бы слышать каждый день, целовал его так, что, казалось, это в последний раз. Это как наркотик, как героин, вызывает привыкание, жить уже не сможешь… Пак понял-Бён его личный наркотик, его личный сорт героина. Старший прильнул губами к тёплой мягкой коже на шее младшего, страстно целуя, оставлял багровые засосы, смотря, как те распускаются как алые розы. Он чувствовал себя грешником, оскверняя эту нежную и мягкую, как шёлк кожу, багровыми пятнами, что теперь красовались на шее Бэка, но ему было плевать. Чанёль был счастлив. Он готов кричать об этом на весь мир. Готов говорить каждому прохожему. Готов расклеить плакаты по всему городу, лишь бы Бён знал как он счастлив. Космос есть.Он в этой комнате, он в этих глазах…