Ирония

      Такизава Сейдо мечтает быть героем, тем, на которого будут равняться другие следователи. В котором будут видеть воплощение силы и справедливости. Не обязательно как Арима Кишо — юноша понимает, что эта вершина для него непокорима, как Эверест для начинающего альпиниста. Но хотя бы как Уи Коори или Шинохара Юкинори. Или как Амон-сан.       Однако каждый раз Сейдо, глядя вперёд, видит лишь спины.       Спины тех, у кого есть природный дар. Вольных птиц, чьи перья — настоящие. А не подделка Икара, скреплённая воском, который растает, если подняться слишком высоко.       Мадо Акира — гордая и идеальная, восхитительная в своей леденящей стати, способная достигнуть уровня Ауры Кийоко и даже превзойти.       Разница в один балл — пропасть. Девяносто девять баллов — результат неудачника, отчаянно вгрызающегося в глотку судьбе. Сотня доступна лишь гению.       А ведь Сейдо считает, что если упорно трудиться, можно переплюнуть даже гения, и плевать, что тот идёт по головам, сияя горделивой лукавой усмешкой. Мадо Акира — воплощение эгоизма со своим себялюбием, своим кокетством в отношении Амона-сана, своими подколками в его сторону. Мадо Акира делает то, что хочет, легко аргументируя каждый свой шаг.       К сожалению, тогдашний Сейдо не умел ругаться и отвечать на действия Мадо Акиры, что так ранили его. Сейчас же он лишь кривит почерневшие губы, выплёвывая грубое «Сучка» и размышляя, в виде какого фрукта можно её представить. Банан, только что вытащенный из холодильника. Оул, правда, уже смутно помнит вкус банана. Зато помнит этот холод, когда прикасаешься к бледной твёрдой мякоти. О да, это Мадо. Такая же холодная, каждый раз появляющаяся перед ними из своего дома-холодильника. Как бы он хотел растопить и разорвать ставшую мягкой плоть.       Мадо Акира делает только то, что хочет сама и лишь для себя. Называет на «ты» своего прямого начальника Амона-сана. Дружит с психованным Сузуей. Носит с собой куинке, не положенный её статусу. Просто потому что она — это она. Сейдо уверен, что если они окажутся в опасности, она поможет ему только ради того, чтобы потом подшучивать всю оставшуюся жизнь. О да, это вполне в её духе. Сейдо душит от зависти к этой свободе действий, к этому эгоизму, к этой силе, к этому уму. К этим проклятым ста баллам.       Мадо Акира делает только то, что хочет сама и лишь для себя — в том суть любого эгоизма. Теперь Такизава Сейдо и сам пользуется этим правилом. Вот только Акира меняется, как и он сам, а потому из множества вариантов, что у неё есть (к примеру, добить его, прикованного щупальцами-бикаку седого куинкса), она выбирает тот, где нужно прикрыть его от атаки своей спиной. — Мадо… — только и выговаривает Сейдо, растеряно глядя на соперницу всей своей жизни, пока та слабо улыбается, и весь её вид говорит о том, что для неё Сейдо всё ещё друг и человек.       Какая ирония.

* * *

      Канеки Кен всё-таки оказывается тем ещё золотым червонцем, в котором каждая, ну абсолютно каждая тварь, будь она гулем или человеком, находит что-то привлекательное. Во всяком случае, Сейдо не может объяснить, почему он не ушёл подальше из Токио, а переживает за судьбу этого треклятого пацана, чьё кагунэ вышло из-под контроля и превратилось в гигантскую сколопендру во время схватки со следователем особого класса Сузуей.       Последнее словосочетание заставляет Сейдо истерично дёрнуться. Сука. Судьба просто злейшая сука, которая решила добить окончательно его сохранившиеся ещё от человека остатки мировоззрения.       Сузуя Джузо — безответственный эгоист. Сейдо просто не может объяснить иначе поведение этого парня, который показывает наплевательское отношение ко всему, кроме себя любимого. Он ест сладости во время собраний, словно специально громко хрустя шоколадным батончиком с орешками; он устраивает самостоятельные вылазки по ночам, иногда приходя потом утром перемазанный в крови; он может начать вышивать что-то у себя прямо во время собрания. Такой человек не заслуживает работать с Шинохарой Юкинори!       Сейдо прекрасно видел, как Сузуя сражался с Безликим из Клоунов, меняющим внешность, и до сих пор не может отойти от осознания того, что тот белобрысый говнюк и этот человек — одно лицо. Ведь тому Сузуе было плевать, что Шинохара Юкинори ранен, а этот впал в ступор, когда гуль обратился его наставником. Тот Сузуя безрассудно рвался в бой, а этот кричит тому-чокнутому-седому-куинксу, чтобы тот не увлекался погоней. — Ну что за?.. — как-то горько ухмыляется Сейдо, сжимая предательски руку в кулак.       Сузуя Джузо — психопат, которого избегает каждый в отделении двадцатого района, да и простые гражданские в том числе, и Сейдо и сам с радостью бы избегал этого парня, не работай они совместно. Этот парень — садист страшнее любого гуля и, глядя на его жертв (попутно сдерживая ужаснейший приступ тошноты), Такизава чувствует к ним неприкрытую жалость. И плевать, что гули — враги. Ни один враг не заслуживает такого.       После такого не стоит удивляться, что Сузую боится каждый человек, который хоть что-то о нём слышал. И дело даже не только и не столько в нательном шитье и белоснежных волосах — в Токио столько фриков, что этим никого не удивишь — дело в безумии, которым сквозит его взгляд. Стоит взглянуть в эти глаза, и ты увидишь не человека, а чудовище.       Маруде-сан, чьи байки неоднократно разбивал Сузуя, вверяет тому судьбу CCG в вопросе сотрудничества с гулями. Сейдо кривит губы, вспоминая нелепые мечты стать героем для CCG, достойного упоминания, вспоминает мечты о повышении и с досадой смотрит на Сузую, понимая, что прошлое так и не отпустило его. Чокнутый маньяк — следователь особого класса, названный «новым» Аримой. Жнецом CCG. Прямо как Арима, прозванный Богом Смерти. — Какая ирония, — тихо шепчет Сейдо, кусая до крови свои губы, и те моментально заживают.       Даже смешно, что сам Такизава, рождённый в обычной семье, совершенно нормальный, сейчас является гулем со сломанной психикой, способным думать лишь о пропитании себя, а тот, из кого один из жесточайших гулей растил мясника, нашёл в себе внутреннюю гармонию и стал примером для подражания.       Тем, кем сам Сейдо так мечтал стать.

* * *

      Оул всё же уходит из Токио. Вряд ли Канеки Кен так сильно нуждается в нём, когда у него столько обожателей, готовых и горы свернуть.       Такизава убегает от своего прошлого, где всё ему напоминает о том, кем он был, и кем он стал. Нет, он не злится на свою нынешнюю природу, она даже в чём-то приятна ему, просто…       Сейдо не знает, смеяться ему или плакать с того, насколько ироничной тварью является судьба. Та, кого он считал воплощением эгоизма, предала CCG ради того, чтобы спасти его, а тот, кого он считал маньяком и садистом, стал примером для подражания для каждого следователя.       В каждом из них Сейдо видит призраков того, кем хотел быть он сам. И с этого тошно. Не сказать, что он жалеет о том, что стал гулем, просто… Просто…       Такизава осознаёт свою слабость. Они все, пережив горечь и отчаянье, смогли жить дальше. Как тростник, что гнётся, но никогда не сломается.       Такизаву судьба сломала. Теперь, при взгляде на своих бывших конкурентов, уже окончательно и бесповоротно. — Сука. Ты, судьба, чёртова сука.       Такизава Сейдо оборвал своё прошлое и никогда не вернётся. Теперь в этой жизни есть место лишь Оулу.